Борис Майнаев - Тигр в стоге сена Страница 15

Зангиров не знал, что с ним разговаривал сам Чабанов, решивший ближе познакомиться со своим посланцем на рубеж. Леонид Федорович остался доволен молодым инженером. Тот за несколько минут не только изложил несколько вариантов плана своей будущей работы, но и толково отстаивал каждый из них, говоря о положительных и отрицательных сторонах разработки.

Товарняк с единственным плацкартным вагоном, в котором вместе с другими офицерами и солдатами ехал Зангиров, пришел на конечную станцию – самую южную точку СССР, около полуночи. Муса вышел на перрон и поразился тому, что и на открытом воздухе было очень жарко. Он снял фуражку и вытер платком пот, выступивший на лбу.

– Лейтенант Зангиров? – Прямо в ухо выдохнул кто-то.

Сердце молодого человека оборвалось от страха.

– Я, – выдохнул он, дернувшись от неожиданности.

– Прапорщик Березняк, – военный, едва различимый в тусклом свете станционных огней, кинул руку к козырьку. – Командир прислал меня, чтобы встретить вас.

Он подхватил чемоданчик Зангирова и пошел в темноту.

– До отряда девятьсот метров, – прапорщик говорил, четко отделяя слова, и Муса подумал, что это, наверное, от привычки командовать, – так что пройдемся, заодно и городок наш посмотрите.

– В темноте? – Преодолев страх, насмешливо проговорил офицер.

– Сейчас глаза привыкнут и все увидите..

Тишину ночной улицы нарушали лишь звуки их шагов, да трели сверчков.

– Далеко до границы? – Муса, сам удивившись себе, спросил это шепотом.

– Граница? – Громко хохотнул провожатый. – Это как посмотреть. На «уазике» – через десять минут можно упереться в «колючку», а пешком – чуть больше. И чего это вы шепчете? Шпионов здесь нет, басмачей лет сорок назад повывели, бояться нечего. Это там, у КСП, надо себя вести тихо и незаметно, чтобы их звуковая разведка не обнаружили. Да и то, они уже знают все наши тропы и секреты. Так же, как и мы – их. Сейчас и там, и тут такая аппаратура, которая в любой темноте и тишине все видит и слышит. Хотя, – он неопределенно хмыкнул, – командир меняет расположение секретов каждый две недели. Но. На мой взгляд, это лишние хлопоты.

Зангиров повел глазами по второнам. Темные плети глинобитных дувалов, за которыми сгрудились безмолвно невидимые дома, походили на заговорщиков.

– И что противник? – Молодой офицер чувствовал непонятное недовольство прапорщика и, думая, что это связано с приказом командира встретить его, хотел отвлечь Березняка.

– Так сразу и «противник»? Обычные люди, несут обычную службу. Мы им не нужны, они – нам. – Муса понял, что Березняк улыбается. – Это пройдет, месяца через два пройдет, помотаетесь по границе и поймете, что почти все написанное о нас – чушь собачья. Жара, пыль и скука – вот и вся граница.

– А что на гражданку отсюда уйти нельзя? Выбрать какой-нибудь уютный уголок России, поставить на берегу речушки, в березовам бору домик и жить там без пыли и жары.

– Я бы жил, – в голосе прапорщика прозвучала горечь, – да грехи не пускают.

– Так, уж, и грехи?

Березняк промолчал. Впереди показались деревянные ворота, освещенные фонарем. Муса пригляделся и понял, что им уже много лет, но спросить об этом не решился. Сбоку, в будке, похожей на аквариум, выднелся пограничник в панаме.

– Вот мы и пришли.

Прапорщик махнул рукой, солдат кивнул и нажал что-то на столе. Дверь распахнулась. Березняк вошел первым.

– Витя, – совсем не по уставному обратился он к солдату, – это наш новый начальник связи, лейтенант Зангиров. Пограничник, стоявший за стеклянной перегородкой, вскинул руку к виску.

– Пойдемте, – Березняк повернулся к Мусе, – я покажу вам комнату, поспите до утра. В шесть подъем, а в семь вас ждет командир.

Они прошли нешироким двором, в глубине которого угадывались, едва обозначенные тусклыми фанарями несколько домов, и подошли к одноэтажному строению. Березняк поднялся по скрипучим ступеням, Зангиров шел за ним. В коротком коридоре он увидел несколько дверей. Прапорщик толкнул ближайшую.

В комнате, куда они вошли, горела настольная лампа. На одной из трех кроватей спал, уткнувшись лицом в книгу, молодой человек.

– Ну, вот, – дернул щекой провожатый, – вам не придется шарахаться в темноте. Костюня, как всегда, заснул над книгой. К нему скоро жена приезжает, так он решил малость образование повысить. Она у него москвичка и специалист по русской литературе. Письма пишет толстенные, аж жуть. Только муж у нее больше трех страниц в вечер одолеть не может – сон сильнее.

Березняк повернулся к двери и пробормотал:

– Я думаю, что вы с ним сойдетесь. Костюня, когда не спит, милейший человек. А во сне он страшен – храпит, как бегемот. Сейчас он лежит вниз лицом, а может, просто раздумывает с какой ноздри начать.

И действительно, не успел прапорщик договорить, как спящий издал громкий всхлипывающий звук. Березняк негромко свистнул и храп пропал.

– Это – если будет невмоготу, – посоветовал он, – свист на пару минут его успокаивает, по себе знаю. Ну, – козырнул прапорщик, – спокойной ночи.

Зангиров с трудом снял с себя непривычную одежду, лег на ближайшую кровать и мгновенно заснул. Разбудил его радиосигнал «Маяка». Муса поднял голову и увидел, что у шкафа, спиной к нему, стоит широкоплечий капитан и старательно выдувает из электробритвы щетину.

– Проснулся, лейтенант? У тебя тридцать минут, чтобы умыться, побриться и брюки погладить. Командир любит, чтобы у его офицеров стрелки на брюках заменяли бритвенные лезвия.

– Муса поднялся с кровати.

– Зангиров.

– Константин Малышев.

– А, – вспомнил лейтенант, – это вы на книге спали?

– Давай сразу на «ты» и побыстрее собирайся, командир не любит опозданий.

На мощеной камнем площади, где, как оказалось, стояло общежитие, несколько солдат занимались зарядкой. Малышев, козырнув, прошел мимо них и взбежал, стуча подковками сапог, по ступеням одноэтажного кирпичного здания. Муса поднялся за ним.

– Это наш штаб, – на ходу бросил капитан. Он на секунду замер перед высокой резной дверью, быстрыми, резкими движениями поправил что-то в одежде.

– Вперед, – Малышев коротко стукнул в дверь и тут же дернул ее на себя.

В просторной комнате, за широким столом сидел тучный полковник.

– Разрешите, товарищ командир? – Капитан сделал два шага, стремительно свел каблуки сапог и бросил руку к козырьку фуражки. Калбуки резко щелкнули и в тот же миг Малышев, уронив руку к бедру, замер. Рядом застыл Зангиров.

Пронзительные, серые глаза кольнули Мусу и чуть хрипловатый голос медленно произнес:

– Что же вы, капитан, не объяснили лейтенанту, что в таких случаях говорят?

– Виноват, товарищ полковник, разрешите исправиться?

Командир молча кивнул.

– По уставу, лейтенант, вы должны сказать: «Лейтенант Зангиров представляется по случаю прибытия к месту службы.»

Молодой человек повторил уставную фразу, глядя в глаза командира. В них было что-то такое, что ему показалось будто полковник знает о нем даже то, о чем и сам лейтенант не подозревает.

– Ваши документы, лейтенант, уже пришли. Только я не понял, что у вас произошло с женой?

– Ничего. Мы просто решили, пока у меня тут не будет квартиры, пожить поразнь.

– Квартир у нас пока не предвидится, но я могу вам выделить комнату в общежитии.

– Спасибо, товарищ полковник, я подумаю.

– Позавтракайте, потом поезжайте вместе с капитаном вдоль границы, ознакомтесь с системой связи и оповещения. Схему получите в секретной части. У нас уже несколько месяцев нет начальника связи, поэтому времени на знакомство нет. Капитан будет у вас и нянькой, и провожатым. Вы свободны, лейтенант.

Зангиров вышел на крыльцо. На площади строились солдаты. Он смотрел на них и старался разглядеть в пограничниках своих будущих помощников.

– Пойдем, – хлопнул его по плечу, вышедший следом Малышев, получим оружие и поедем кататься вдоль полосы. Последнее время сигнализация нас замучила – срабатывает по любому поводу. День и ночь бегаем по тревоге. В твоих бумагах написано, что ты прекрасный электронщик и опытный связист..

– Да, понемногу во всем разбираюсь.

– Вот и хорошо.

Недели полетели незаметно. Муса вместе с Малышевым с утра до ночи чинил электронную систему оповещения. Она действительно порядком поизносилась. Зангиров отлаживал ее и старательно запоминал местность. «Пригодится для будущего окна», – думал он. Со временем Муса понял, что командир сделал правильно, не дав ему даже осмотреться в крепости, оставшейся еще с царских времен. Горожанину было бы трудно привыкнуть к той убогой обстановке, которая составляла военный городок и аул местных жителей. Самими старыми строениями крепости были две кирпичные казармы и небольшая церковь, построенные больше стал лет назад. Широкие, приземистые казармы даже в сорокаградусную жару хранили удивительную прохладу.