Крик волка - Андрей Михайлович Дышев Страница 15

Сначала он продиктовал мне письмо капитану парома "Пярну" с просьбой зарезервировать место под коммерческий груз общим весом в тридцать с половиной тонны до Стокгольма. Я должна была перевести письмо на английский, отпечатать на нашем фирменном бланке и отправить с заказной почтой завтра утром. Затем в кабинет пришел Вольский, и Князь попросил меня присутствовать при их разговоре и занести в память некоторые финансовые расчеты.

Говорили они, конечно, полунамеками, в основном, о ссудах, отношениях с департаментом налоговой полиции, о расходах и прибыли. Вольский жаловался на то, что слишком мало денег выделено на предвыборную кампанию. Князь не очень убедительно обещал помочь. Затем они перевели разговор на тему Таджикистана и Афгана. Я поняла это по тому, как Вольский сказал: "Сырье из-за речки поступает постоянно, мои люди работают, как рабы Рима." Я вспомнила, что и ты, имея в виду Афган, всегда говоришь: "За речкой". Словом, мне трудно передать в точности их разговор, но я четко поняла следующее: из Афгана через Пяндж поступает, в самом деле, лишь сырье, из которого где-то в Таджикистане же уже начали вырабатывать героин высокого качества. В Москву пошли первые партии готового продукта. Каким образом его перевозят – я не поняла, один лишь раз Вольский сказал, что "с тарой теперь полный порядок, и чем сложнее обстановка на границе, тем нам проще".

Около пяти утра, когда я уже едва не валилась головой на клавиатуру, Князь отпустил меня. На всякий случай я провела остаток ночи в отдельном флигеле, где была койка, а самое главное – надежный засов, закрывающийся изнутри."

В конце Анна приписала, что пока у нее голова идет кругом, и полной картины она не представляет, хотя известно уже немало. Она умоляла меня беречь себя и не гнать лошадей.

Нет, даже по пути к вершине холма, по которому полз к минометной позиции, я рисковал жизнью меньше, чем Анна. Бросил девушку на ржавые гвозди, подумал я. А если с ней что-нибудь случится, как ты будешь жить дальше, Кирилл Андреевич?

9

На второй день, после моего бесславного возвращения в полк, меня вызвал начальник штаба и велел немедленно отправляться в Душанбе, в штаб дивизии к Локтеву.

При входе в штаб меня остановил дежурный и, спросив мою фамилию, протянул короткую записку от Локтева.

"Кирилл! – писал он своим мелким, неровным почерком, с буквами, валящимися друг на друга, который отличает энергичных, но не всегда последовательных людей. – Я на совещании в штабе МС. В 15.00 жду тебя на том же месте, где мы пили чай. Локтев."

На том же месте, мысленно повторил я и выругался. Локтев полагает, что я свободно ориентируюсь в Душанбе, и найти то летнее кафе для меня не составит труда.

До обеда я бродил по центральному рынку, пробовал инжир, яблоки, соленые орешки и, не в состоянии отказать чрезмерно настырным продавцам, покупал все, что мне навязывали. В итоге я вышел с рынка с двумя большими пакетами в руках.

Мне не трудно было останавливать машины, но значительно сложнее объяснять водителям, куда мне надо.

– Сквер, пруд, – говорил я, – там лебеди плавают. На берегу – кафе, официанта зовут Сафар.

– Не знаю, – отвечал водитель.

– Сквер, лебеди в пруду, – говорил я другому, но и тот отрицательно качал головой.

Только водитель пятой или шестой машины кивнул на сидение.

– Сейчас найдем!

И мы поехали по всем скверам Душанбе. Естественно, я опоздал почти на двадцать минут, но Локтев не принял мои извинения и признался:

– Да я сам только что приехал. Командующий задержал.

Мы сели, кажется, за тот же столик, за которым пили чай в нашу первую встречу. Локтев подозвал официанта. К нам подбежал босоногий мальчик в замусоленном переднике.

– Это еще что за пионер? – удивился Локтев. – А где Сафар?

– Сафар нет! – ответил юный официант.

– А когда же он будет?

– Никогда не будет. Он здесь не работает. Плов? Шашлык?

– Все неси, – ответил Локтев. – Что-то я проголодался. – И когда мальчик убежал на кухню, сказал мне: – Не нравится мне это… У меня есть одна скверная привычка: я люблю, чтобы меня всегда обслуживал один и тот же официант, стриг один и тот же парикмахер, чтобы в бане подавал пиво и простыни один и тот же банщик. Но здесь, в Душанбе, никак не получается иметь постоянный персонал. Только начинаешь доверять человеку, только налаживаются отношения, а он вдруг – шпок! – и исчезает. И никто не знает, где его найти. Это уже не первый случай… Да-а, – протянул он многозначительно, глядя на кухню, – сначала он разносит еду, моет столы и посуду, потом сам будет готовить и считать деньги, потом научит этому своих детей. А поговори с ним – счастливейший человек! Интересно, ты, Кирилл, счастливый?

– Конечно.

– Надо же, – покачал Локтев головой. – Никогда бы не подумал.

– Ты вызвал меня для того, чтобы поговорить со мной о счастье?

Локтев ненатурально рассмеялся, откинулся на спинку стула, покачался на двух ножках.

– Все разговоры, собственно, сводятся к проблеме счастья. Потому что каждый человечишка на земле хочет, так сказать, его обрести.

– И альтруисты?

– В первую очередь альтруисты! Делая бескорыстно добро другим, они получают от этого удовлетворение. По сути, они те же эгоисты, но лишь в извращенной форме.

– Я двумя руками за такой эгоизм.

– Я тоже. – Локтев протянул мне свою крепкую ладонь и неожиданно поменял тему разговора: – А ты, значит, уже успел отличиться? Я читал рапорты командира полка и начальника заставы. Завтра персонально по тебе буду докладывать комдиву.

– Я стал такой заметной фигурой в дивизии?

– Случилось чепэ. У пограничников и у нас есть потери. К сожалению, так было когда-то давно заведено: командиры в большей степени виновны в гибели солдат, чем противник, им и отвечать.

– Значит, ты считаешь, что я виновен в гибели солдат?

– Пока я ничего не считаю. Я хочу выслушать тебя.

– Я не хочу оправдываться.

Локтев усмехнулся и положил мне на плечо свою тяжелую волосатую руку.

– Ну-ну, не надо эмоций и обид. Мне вовсе не нужно твое оправдание. Я выслушал одну сторону, теперь, чтобы докопаться до истины, я хочу выслушать тебя.

– И ты мне поверишь?

– Естественно.

Я рассказал Локтеву о прибытии на границу, о конфликте с начальником заставы, о пастухе, его овчарне и людях, которые появлялись там в те ночи, когда заставу обстреливали.

– С двумя сержантами я снял миномет. Боя, как