Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков Страница 16

— Покуда мужай! Лишь бы ленивцем не стал. Дел всегда полно. Были б руки. Там и себя сыщешь. Пошли спать. Проскажу, как мои ребята дело свое нашли, — позвала за собой пацана. — Ты ж пойми, работу себе надо подыскивать не по единым деньгам, а чтоб она еще душу грела, радовала. Вот гончаром Гера не враз стал. Долго маялся. Нанялся в грузчики на железную дорогу в городе. Это враз опосле Афгана. Никуда в другое место, не хотели брать.

— А почему? — удивился Борька.

— Пужались. Ить он в тюрьме был, да и на войне. Что с такого взять? А ну как саданет промеж глаз? С войны той нее вертались без нервов и здоровья. Случалось, дрались они с начальством. Те хотели подчиняться, а брань и вовсе не терпели. Мигом кулаки у них выскакивали впереди зубов. И тогда не глядели, кто перед ними, — вздохнула бабка. — Вот таких двое в нашей деревне завелись. Взяли их трактористами. Ну и послали поля пахать. Они день и ночь работали. А пришли за получкой и сбесились. Им, как и всем, копейки начислили, ведь колхоз, доходов никаких и хозяйство слабое. Что на трудодень начислят, одни палочки. Не то на хлеб, на курево не хватит… Но ребята ничего не захотели слушать и вломились к председателю. Там и бухгалтерша была. Обоих в оборот взяли. Да так озлились, что с окошек повыбрасывали. Никто их не смог уговорить. А председатель из приезжих был. Свой бы почесал жопу да простил. А энтот змей милицию позвал. Забрали ребят в машину, увезли в город. Там с ими говорили. Ну все ждем, когда они воротятся. Деревня хоть и не без людей, а трактористов нету. Месяц прошел, второй за им, не вертаются. В суд иль милицию тож никого не выдергивали. Ну, мы помяли — осели в городе. Только председателю невдомек. Заявился к родителям ребячьим. И давай, дурак, грозить: «Коль не возвернутся на тракторы, разыщу их и под суд отдам! Почему самовольно сбегли с работы и колхоз кинули?»

Родители у ребят старые, неграмотные, ан сообразили, что ответить: «Ты милицию звал. Их увезли. Выходит, сам прогнал, тебя и судить надо. Чего тут перья распускаешь и грозишься? Мы и не таких видывали, устали бояться. И ты тут не мельтеши, пшел вон!»

Ну, выбросили с избы. Так этот змей в тот же день огород у них отнял, отписал колхозу. От того в хозяйстве не прибавилось. А вот деревенские невзлюбили и послали жалобу в защиту стариков. Целая комиссия приехала. Огород отдали взад. Приезжего председателя своим местным заменили. А ребят едино не воротили в тот год. Опосля объявились. Но не насовсем. В городе приткнулись оба. И довольны. Но тоже поначалу мучились. Им сама милиция помогла пристроиться. Нынче у них наладилось, разжились. Семьями обросли, детями. В деревню на машинах приезжают. А знаешь, что просказали?

— Что?

— Мол, не было счастья, так несчастье помогло. В милиции как узнали, откуда и кто такие наши мальцы, стали к себе звать. Но мальцы отказались. Тогда их послали в охрану к богатею. Они и теперь у него. Двое у одного. Повсюду с им. Даже за границу ездили. Слыхали, что много раз они его спасали от смерти. Вот и деревенские! Грамотешки маловато. Но приткнулись. Хотя, конечно, заместо хозяина себя подставляют. Но тоже у кого какая судьба! Один под пулями и живой, другой в своей избе об порог споткнулся и готов. Никто ничего не знает наперед. — Легла в постель и, обняв Борьку, сменила тему, начала рассказывать сказку, которую когда-то очень любили ее сыновья.

Борька внимательно слушал, но темнота и тишина сделали свое, он уснул, так и не дослушав сказку до конца.

Во сне ему снились царицы и принцессы, все, как одна, красавицы и уж очень похожие на деревенских девчонок.

Едва уснув, подскочил Герасим от боли. Забывшись во сне, повернулся на простреленное плечо. Боль пронзила все тело. Когда теперь сжалится сон над человеком?

Мужик тихонько потирает, успокаивает плечо. Но разбуженная боль не утихает.

«Надо завтра в лес за дровами съездить. Нарублю сухостоя, сложу поленницу. Да второй стог сена пора перевезти.

Зима скоро, — думает человек. А мысли снова возвращают его в город. Там тоже дом и жена. — Как там Наташка? Спит, наверное. Теперь ей не о чем тревожиться».

Вспомнился последний разговор с крутыми. Они подошли к нему на рынке, втроем. Герасим сразу узнал их и не удивился. Ни одним мускулом не дрогнул.

— Как торговля идет? — оглядели товар.

Старший из них — худощавый рослый парень взял в руки пепельницу, всмотрелся в рисунок. Такие Герасим делал не часто и продавал редко. Внутри в пепельнице лишь побывавший в Афгане мог узнать очертания Кандагара. Это ущелье навсегда осталось в памяти Герасима. Возле силуэта — рисованная недокуренная сигарета…

— Ты был в Кандагаре? — спросил крутой, пристально глянув в глаза Герасиму. Тот кивнул. — Кого там потерял?

— Братанов…

— Я тоже… — Молчал крутой, и нервный тик перекосил лицо. — Сашка! — подал руку и, услышав в ответ имя, спросил: — На зону после войны попал?

— До нее.

— Когда с Афгана? Сколько там был? — спросил Герасима, тот ответил. — Десантник? Мама родная! И с тобой махались? Я тоже… — Покраснел до макушки, не договорив.

— Ладно, Сань, забудем недоразумение! — . предложил Герасим.

— Идет. И все ж скажи, братан, за что тебя размазать хотели? Ведь ты из смертников?

— Грех не мой, кодла меня убить вздумала. Но не обломилось им. Выжил я. Ненароком грохнул плесень. Он оказался паханом начальника. Вот и замели. Такое даже ежу понятно. Хотя все ж сидел. А от вышки защитник помог слинять. И только вернулся домой — на войну забрали, не дали передохнуть. Из одной переделки в другую сунули.

— А я детдомовский. Во всем свете никого не имел. Едва школу закончил — забрили в армейку. Два месяца учебки, и вперед в Афган. А там что ни день — переделка. Моих дружбанов еще с детдома, нас вместе взяли, уволокли в плен «духи». Они в разведку пошли и нарвались на засаду. Их в куски пустили. Когда нашли и похоронили, могилу взорвали. Я сам собрал. Отправили домой — в Россию. Там похоронили, неподалеку от детдома. Я еще пять месяцев воевал. Да тоже достало. Отправили обратно с ранением и контузией. Еще медали, какие никогда не надену. Над ними даже пацаны смеются.

— А на кой она нам, та война? Меня на работу из-за нее не брали. Так и говорили, мол, все кто там был, сдвинутые, — поморщился Герасим.

— Свихнешься! Их бы туда сунуть. Мы не просились в Афган. Кому он нужен? Всех под принуждением отправляли. А мы и стрелять не умели, тем более в людей. Это уж потом, когда с душманами пришлось встретиться, срочно научились.

— Не в том дело. Мы не знали, за что воюем и гибнем. А им было за что! — вставил свое Герасим. И, отпустив несколько покупателей, приметил, что Сашка не спешит уходить. Но двое его ребят куда-то исчезли.

Герасим не заметил, а Сашка мигом поймал цыганенка и вытащил у него из-за пазухи селедочницу, поставил на место и, слегка наподдав, погрозил пацану пальцем.

— А ты чего с крутыми связался? — спросил Герасим, когда возле них опустело.

— Куда ж деваться? Как и других, никуда не брали. А ведь живой, жрать охота. Как-то пришел на базар, глядь, у бабы из сисек алкаши деньги выдирают. Та отбивается, плачет, а всем по барабану. Я и не выдержал, злой был и голодный. Врубил им всем. Забрал, что отняли, вернул бабе. Она мне за защиту сама отстегнула. В мясном и рыбном рядах помог. Вернулся в общагу с полной сумкой, и в кармане зашелестело. Я через три дня снова туда намылился. А меня стали просить, чтоб каждый день приходил. С того и пошло. Но одному не справиться, вот и набрал из своих. Уж это потом налогом обложили всех.

— А моего пацана за что трясли? — не выдержал Герасим.

— Давно ли он твоим стал?

— Недавно! Но теперь он мой! Слышь, Шурка?

— Да понял я! Только Борька у тебя дерьмо. Взвоешь от него не раз, попомни мое слово. Он падла из прилипал. А сволочь редкая! Ты его не переделаешь, жизни не хватит. В конце концов плюнешь на все, и на Наташку, и уйдешь отних. Жизнь — короткая штука, и непозволительно швырять ее под сраный зад пусть еще небольшого, но уже ублюдка.

— С чего это ты на него взъелся?

— Мы ж его из шпановской кодлы вырвали. Он там напрочь прикипелся. Уже кайфарил. У шпаны все запросто. Они все обсчитали загодя. За своего выродка Наташка все отдаст. А та к нам возникла сама. Воет не своим голосом, мол, с мужиком помогли, защитили от него, теперь спасите сына. Деньги из дома крадет. И говорит, что проиграл их вам в карты. Коль долг не вернет, убьете его. Ну а сама вся трясется, бледная: «Ребята! Зачем он вам? Верните его мне! Ведь я на хлебозаводе так мало получаю, едва на жизнь хватает». — Выматерился Сашка и продолжил: — Наташку мы домой отправили, но так и не врубились, чего она хотела. Нашмонали Борьку у шпаны. Знала б мать, чем он там занимался. Короче, устроили разборку и засветили ту кодлу ментам. Иначе нельзя, другого хода не имелось. А Борьку к себе забрали. Вломили для начала, но за дело. Пусть сам вякнет, говнюк. В шпановской кодле Борьку уже петушить хотели. На иное не годился. Там такое случалось. Но не в карты твой отморозок проиграл. Задолжал на наркоте…