Вячеслав Денисов - Горят как розы былые раны Страница 16

Потеряв равновесие и обалдев от тупой боли, человек выронил нож и с грохотом повалил стоящий в углу торшер.

Голландец знал, что сейчас произойдет. Дико заорет тот, чья нога сломана. Набравшая силу боль набросится на него, как собака.

Тот, что в черной рубашке, еще падал на пол в обнимку с торшером, когда Голландец, схватив с пола нож, перехватил его лезвием к себе и, не глядя, по рукоятку вбил в легкое одноногого.

– Теперь кричи.

Пора было заняться вооружившимся торшером чернорубашечником. Основание торшера метнулось в голову Голландца, как таран.

Он увернулся.

Вторая попытка.

Опора торшера коснулась его лба, просвистела мимо. Голландец поморщился и прижал пальцы к лицу. Рассечение пустяковое, но это рассечение, которое нужно будет объяснять.

Ударив по торшеру ногой, Голландец развернул к себе боком того, кто никак не хотел расставаться с понравившимся ему осветительным прибором. Гость вцепился в него мертвой хваткой, подозревая, что только в торшере теперь его спасение.

Голландцу хватило мгновения, чтобы ухватить рукой шею незнакомца.

Торшер снова загремел по полу. Освободив руки, мужчина попробовал освободить свое горло. Голландец рывком посадил его на пол и вторую руку завел за голову. Потом навалился всем телом и грудью надавил на затылок. Раздался хруст, и чужое тело в руках Голландца затряслось в конвульсиях.

Комната погрузилась в относительную тишину, и стало хорошо слышно, как в дальней комнате включился свет. Одного взгляда в проем приоткрытой двери было достаточно, чтобы увидеть свет в глубине коридора и клацанье замка.

Соня выходила из спальни.

Выпустив из рук труп, Голландец бросил взгляд на второго. Тот сидел на полу, тупо смотрел на сломанную ногу, а изо рта его вырывался сиплый свист. Кричать, когда в твоем легком торчит нож, невозможно.

– Вот ч-черт!.. – прошептал Голландец. И ногой захлопнул дверь в мастерскую.

Он схватил гостя со свернутой шеей, отволок за диван и там бросил.

Второй!

Поздно.

– Голландец!

Он схватил второго с ножом в груди, рывком поднял на ноги и поставил у двери. Прижал его ноги коленом, локтем придавил нижнюю челюсть, потом открыл дверь и появился в проеме. Соня хотела войти, но он удерживал дверь и преграждал ей путь.

– Что за грохот, что случилось? Голландец?! – ахнула Соня, схватившись за его лоб.

– Чепуха, – пробормотал он, нажимая локтем сильнее, чтобы раненый перестал шевелиться. – Зацепил ногой торшер, упал, и вот… Милая, посмотри йод в аптечке.

Соня, прошуршав шелковым халатом и взволнованно восклицая, уплыла на кухню.

Он закрыл дверь, выхватил нож из груди гостя и всадил в сердце.

– Надо было больше мебели покупать. Надо было! – бормотал он, лихорадочно осматривая комнату и вынимая из кармана носовой платок.

В коридоре зазвучали шлепающие звуки. Это потерявшая на бегу тапочки Соня торопилась с аптечкой обратно. Он накинул на руку платок, ухватился за рукоятку ножа и вытер.

Платок – в карман.

Взвалив агонизирующий труп на спину, бросился к окну, распахнул его и перевалил тело через подоконник.

Голландец захлопнул створку. Внизу раздался грохот и завыла автомобильная сигнализация.

Дверь распахнулась.

Соня вбежала и бросилась к дивану.

– Как можно запнуться о торшер, который стоит в углу?! – вскричала она, распахивая аптечку.

– Я ходил, обдумывал этюд, – жалко пролепетал он, глядя на торчащую носками вверх пару туфель за диваном.

– Господи, Голландец… – простонала Соня и перевернула пузырек с йодом над салфеткой. – Ты такой беззащитный!.. Как ребенок! Я даже кошку не могу завести, потому что боюсь за твою жизнь!

– Я хотел мимо пройти, а нога что-то дернулась.

Соня, прижимая салфетку к его лицу, изумленно осмотрелась.

– Господи, откуда здесь столько крови?!

У Голландца шевельнулось веко от удивления – за диваном дернулась нога.

– Потерпи!

– Больно.

– Это твоя кровь?

«Нет».

– Соня, ты, право, такая странная. А чья еще?

– Надо «Скорую» вызывать!

– Зачем «Скорую»?

– На полу полведра крови, ты с ума сошел?!

Нога за диваном снова дернулась.

– Хорошо, вызывай.

– Держи!

Голландец перехватил на лбу салфетку и сидел, пока Соня не выбежала в коридор.

Потом он вскочил, убедился, что Соня стоит к нему спиной, и вытянул из телефонного гнезда у самых ее ног вилку. На пару миллиметров. Потом зажал в зубах салфетку и перемахнул за диван. Человек в черной рубашке лежал, пускал изо рта кровь и дико смотрел ему в лицо.

Присев, Голландец схватил его голову и резко повернул.

Хруст.

Перепрыгнул через диван и прижал ко лбу салфетку.

– Телефон не работает!

– Дорогая, успокойся. Мне уже лучше. Принеси, пожалуйста, тряпку.

– Посмотри на меня! – скомандовала она. – Сколько пальцев?

– Три.

– Ну почему, почему я пошла спать одна?!

Он подошел к ней, незаметно пнул по телефонной вилке, вставляя ее в гнездо, и обнял Соню.

– Потому что обиделась на меня за что-то.

– Не за что-то! – в глазах ее появились слезы. – А за то самое! Почему ты позволяешь этому подонку так обращаться с собой?

– Не обращай внимания, он просто выпил лишнего.

Она обмякла и заглянула ему в глаза.

– С тобой правда все в порядке?

– Теперь – да. Я уберу в комнате.

– Ни в коем случае! Тебе нельзя наклоняться. Я все сделаю сама, – и Соня, решительно повернувшись, направилась в ванную.

Он зашел за диван и быстро обыскал убитого. В ванной раздался шум воды, наполнявшей ведро. Бумажник Голландец сунул в карман и, схватив труп за шиворот, еще раз огляделся. Выбрасывать второго из окна было неразумно. Там, внизу, все теперь только того и ждали.

Стараясь не пачкать кровью пол, он доволок тело до ниши, распахнул дверцу и затолкал труп внутрь. Потом попытался захлопнуть дверь, но ноги незваного гостя тут же эту дверцу открыли. Он затолкал их назад и снова захлопнул дверцу. Но она опять открылась.

К стене ниши еще в прошлом году он прикрутил два крюка. Прислушиваясь к меняющейся тональности воды в ведре, он пришел к выводу, что у него не больше десяти секунд. Вешать труп за воротник рубашки было глупо. Разметав в нише вещи, он наткнулся на рюкзак. Подумав, протащил безжизненные руки чернорубашечника сквозь лямки, приподнял тело и зацепил рюкзак ручкой за крюк.

Он захлопнул дверцу как раз в тот момент, когда в комнате появилась Соня.

– И все-таки нужно вызывать «Скорую»! Где тряпка?

– В ванной.

– Там нет. У тебя в нише сотня маек, которые я давно хотела выбросить.

Не успел Голландец двинуться с места, как она быстро прошла мимо него и распахнула дверцу ниши.

Схватив ее за руку, Голландец развернул Соню к себе и впился губами в губы изумленной девушки. Свидетелем этого страстного поцелуя были полные безразличия глаза на окровавленном лице висевшего на стене трупа. Голландец ногой захлопнул дверь.

– Ты странный такой сегодня… – прошептала Соня, обнимая его за шею. – Но пол-то вымыть все-таки нужно.

– Только не моей майкой.

– Ты два дня назад клялся пустить их на тряпки для утирки кистей.

– Я еще подумаю. Приготовь мне что-нибудь поесть, а? Я пока приберу.

– Ты голоден? Мы только что со званого обеда! Впрочем, как скажешь. Нет, ты сегодня определенно не такой, как всегда. Тебя не тошнит, слабости нет?

– Все в порядке. Иди уже! Я умираю с голода.

– Дурдом. Не знала, что вид крови будит такой аппетит у мужчин.

Дождавшись ее ухода, Голландец быстро вымыл пол в мастерской. Трупу придется висеть в нише до завтрашнего дня. А утром он придумает, как от него избавиться.

После ужина, который Голландец съел через силу, он поспешил уложить Соню в постель. Чем дальше она от мастерской, тем лучше. В восемь утра он проводит ее на работу и займется телом незваного гостя. Но не вопросы, на которые вскоре придется отвечать, занимали сейчас Голландца. Он перебирал в памяти эпизоды последних месяцев жизни Ван Гога и пытался понять, когда именно ему пришло в голову написать пятую из картин, посвященных ирисам. Хотя, если быть последовательным, стоило признать, что эта картина должна была быть первой. К теме ирисов Ван Гог обратит свой талант лишь полгода спустя, через несколько месяцев после того, как будет вывезен из Арля и помещен в психиатрическую лечебницу в Сен-Реми. Но когда, в какой момент он успеет написать свои первые «Ирисы»?

…Когда Винсент открыл глаза, над ним стоял мужчина в круглом котелке и несколько зевак.

– Что здесь произошло? – строго спросил мужчина. И Винсент, напрягая память и глядя снизу на мясистый подбородок господина, припомнил день, когда тот явился к нему в комнату, чтобы привести Гогена.

– Придурок шел по улице и вдруг стал бросаться из стороны в сторону, мсье Деланье.