Владимир Гриньков - Пирамида баксов Страница 16

– Завтра в девять ко мне на прием! Получишь на руки приказ о назначении!

– Слушаюсь, товарищ нарком! – рявкнул счастливый Гогоберидзе.

Жизнь открывала перед ним новые перспективы, и эти перспективы впечатляли. Берия вдруг хлопнул его по плечу и сказал с чувством:

– Ох и повезло же тебе!

Как будто завидовал.

Забрался в «ЗИС», и машина тотчас же сорвалась с места. И «эмка» отправилась следом, но прежде из нее на дорогу вытолкнули немного помятого Птахина.

С полковником за то время, которое он отсутствовал на месте событий, произошли некоторые изменения. Лицо его приобрело отчетливо свекольный оттенок, а в движениях сквозила некоторая неуверенность, что совершенно определенно свидетельствовало – Птахин пьян. Где полковник успел так набраться, Гогоберидзе не знал, да и не очень-то это его интересовало. Ну подумаешь, полковник пьяный. Тут такие события! Тут такой зигзаг удачи!

– Ух и заживем теперь! – мечтательно выдохнул пьяный инспектор Гогоберидзе, прижимая к груди готового вот-вот шлепнуться на пыльный асфальт пьяного полковника Птахина. – Лучше прежнего, брат!

Тут он обнаружил наконец в своих объятиях Птахина, потом вспомнил, что как раз к полковнику судьба сегодня была не очень-то благосклонна, и ему захотелось сделать Птахину что-нибудь приятное.

– А тебя я, знаешь, не забуду. На хорошее место пристрою. Я тебя на Рублевке поставлю. В любом месте, где захочешь. И там, где ты пальцем ткнешь, знак установим. Ограничение скорости. Не более двадцати километров в час. И рабочий день тебе установлю ненормированный. Как багажник машины деньгами набьешь, так можешь домой сваливать. Думаю, что к обеду ты уже будешь свободен.

Изловчился и поцеловал облагодетельствованного им Птахина пьяным поцелуем.

– Ты полегче! – трепыхнулся Птахин.

– Ты сам полегче! – посоветовал Гогоберидзе. – Троцкист-велосипедист! У-ух!

Погрозил пальцем, но не зло, поскольку добр он был сегодня необычайно и душою щедр.

– Или к себе возьму заместителем. Если захочешь. Но ведь не захочешь кабинетную пыль глотать, – снова погрозил он пальцем. – С Рублевки тебя не выманишь!

– Э-эх! – выдохнул Птахин. – Все бы хорошо, да ведь неправда все это!

– Что неправда?

– Ну, Сталин там, – понизил голос Птахин, – твое назначение, моя Рублевка…

– Я и сам не верю, если честно, – вдруг признался Гогоберидзе. – Но у нас страна такая, товарищ полковник, что все, что хочешь, может быть. Поэтому на всякий случай верить надо.

После съемок я подошел к Демину. Илья смотрел на меня так, как денщик смотрит на генерала – хорошо ли, мол, я вычистил сапоги, барин? Какое-то время он будет смотреть на меня такими вот глазами. Пока не поймет, что прощен окончательно и бесповоротно.

– Все прошло отлично, – сказал я ему. – Подготовлено все классно.

Но я к нему подошел не за этим.

– Илья, у нас есть какой-то задел. На несколько программ. Ты уже все подготовил, я знаю. Так что мы сможем снимать без твоего участия. А ты пока отдохни. Поживи здесь, на природе. В Москве даже не появляйся.

Илья дернулся было, но я остановил его жестом.

– Не надо тебе возвращаться в Москву. Опасно это. Ты ведь не хочешь, чтобы мы тебя хоронили?

Демин нервно двинул кадыком и попросил:

– Не надо так шутить.

– Я не шучу, Илья.

Он проникся наконец и вздохнул.

– У меня там вещи, – сказал неуверенно. – В квартире. И еще рабочие бумаги. Деловые записи по новым сюжетам. Я мог бы потихоньку готовиться, даже если бы жил здесь.

– Составь список, – предложил я. – Подробно: что тебе нужно и где это лежит. Я заеду и все соберу.

Мы со Светланой возвращались в Москву.

– Это хорошо, что Демин остался у своей Марии, – сказала Светлана. – Все-таки спокойнее. Как думаешь, долго ему еще отсиживаться?

– Надеюсь, что нет. Мартынов мне сказал, что главный подозреваемый – это Косинов. Тот фирмач, с женой которого Демин так неосторожно развлекался. Косинов уже возвратился из Испании. Завтра или послезавтра Мартынов вызовет его в прокуратуру якобы для допроса, а на самом деле с одной-единственной целью: предупредить о том, что как раз его и подозревают в подготовке покушения. В общем, чтобы Косинов выбросил из головы все эти глупости…

– А ты думаешь, он выбросит?

Женщины не то чтобы умнее мужчин, просто мозги у них устроены как-то иначе. Мне вообще порой кажется, что женщины для того и созданы, чтобы нас, дураков, заставлять шевелить мозгами. Не думать, что собственная версия событий – единственно верная. Что и другие варианты возможны.

– Мне эта мысль и в голову не приходила, – признался я.

Допустим, Мартынов даст знать Косинову о своих подозрениях. Вариант первый: Косинов испугается и затихнет, даст отбой своему киллеру. А если возможен вариант второй? Дать отбой киллеру – это косвенно признать, что ты имел какое-то отношение к первому покушению. И получается, что в положении Косинова лучше вообще никаких шагов не предпринимать. Не останавливать киллера. Пусть все идет как идет. Пусть киллер доделает свое дело до конца. И Косинову тут бояться нечего. Вот его пугали в прокуратуре, а он оказался вовсе ни при чем. Не его это киллер, не косиновский. Ведь, будь его воля, он бы киллера остановил. А так – не его это киллер. И какие же к нему в таком случае вопросы? Бояться ему в общем-то нечего. Будь у прокурорских работников против него что-нибудь конкретное, они бы его еще после первого покушения на нары посадили. А если они Косинова не трогают и только его пугают, значит, ничего серьезного у них на Косинова нет.

– Получается, что его уже не остановишь? – сказал я. – Хотя… Если, допустим, его попугать хорошенько…

– А это как?

– А это запросто. У человека психика устроена так, что если уж он поверил в неотвратимость каких-то событий, то это всерьез и надолго. Одного только внушения от прокуратуры Косинову маловато будет. Вот если его о вызове в прокуратуру заранее предупредят, а потом этот вызов действительно станет фактом… Он следующее наше предупреждение воспримет уже как догму. Поверит, не рассуждая. Это будет слепая вера. И с Косиновым потом уже можно делать все, что хочешь.

Поразмыслив, в гости к любвеобильной косиновской жене я решил отправиться лично. Не в своем собственном обличье, разумеется, – тут у меня с головой все в порядке, – а загримированным. Вообще гримеры – это настоящие волшебники. Из двадцатилетней девицы они могут сделать восьмидесятилетнюю старуху, а обалдуя с лицом кучера Селифана без особого труда превратят во вполне респектабельного джентльмена. Как-то мне довелось слышать историю про нашего замечательного актера Льва Дурова. Ему предложили сняться в каком-то фильме в роли Льва Толстого. Дуров отмахивался: «Ну какой из меня Толстой?» Но гример пообещал ему, что Толстой из него получится – просто класс! Дуров не поверил, но подчинился. А когда работа подошла к концу и Дуров увидел свое отражение в зеркале, его чуть кондрашка не хватил. Толстой! Батюшки мои! А дальше самое интересное началось. Дурова сфотографировали в гриме и эту фотографию показывали вместе с фотографией настоящего Льва Толстого всем подряд. «Вот две фотографии, – говорили самодеятельные экспериментаторы. – На одной из них – Толстой, на другой – загримированный под него актер. Где настоящий Толстой?» И все без исключения указывали на загримированного Дурова! Все до единого! Вот это классная работа! Высший пилотаж. Тот случай, когда копия лучше оригинала.

Поэтому за свою неузнаваемость я был абсолютно спокоен. Отретушируют меня так, что мама родная не узнает. Единственным моим пожеланием было – чтобы меня сделали красавцем. Этаким романтическим героем. Хотелось покуролесить, похулиганить немножко. Все-таки я шел к женщине, которая нет-нет да и изменяла собственному мужу.

Номер телефона Анны Косиновой мне дал Демин.

– Мобильный, – сказал он. – По этому номеру ты отыщешь ее в любое время.

– А как она вообще? – спросил я у него.

– В смысле?

– Вообще, – не стал я конкретизировать.

– Очень даже ничего. Но муж у нее – сам знаешь… – Илья вздохнул.

Еще бы ему не печалиться… Любой, кто знал историю Ильи, мог бы ему посочувствовать.

Анне я позвонил в середине рабочего дня, справедливо рассудив, что это как раз то время, когда ее мужа нет с нею рядом и мы сможем поговорить без помех.

– Здравствуйте, Анна, – сказал я, придавая голосу завораживающую бархатистость. – Я приложил немало усилий, чтобы раздобыть номер вашего телефона. Я так долго за вами следил…

– Зачем вы за мной следили? – нервно отреагировала Косинова.

Я понял, что несколько переборщил.

– Издали, – успокоил я ее. – Я следил за вами издали, не смея подойти…

– Потрудитесь и в дальнейшем ко мне не приближаться! И не звоните мне больше!

Я-то думал, что переборщил. А на самом деле я взял неверный тон. Изначально. Ошибочка вышла.