Катание на яхте в бархатный сезон - Андрей Михайлович Дышев Страница 16

Я отпустил педаль акселератора, отжал сцепление, и у "Мерседеса" быстро упала скорость, он остановился и стал медленно съезжать назад.

"Тойота" засигналила, остановилась, но подставлять сверкающий никелем бампер охранники не захотели – пожалели машину. Что-то крикнули и тоже стали медленно пятиться назад. Они, наверное, решили, что у меня заглох движок. Я рванул на себя рычаг стояночного тормоза и выскочил из кабины. Пятьдесят метров вверх по шоссе, затем вправо – на тропу, по ней до сухого пня и влево, к обрыву.

Бегаю я неплохо, но к плаванию отношусь с большей симпатией. На водной дорожке вряд ли бы эти "качки" смогли потягаться со мной, а здесь мне пришлось вылезать из кожи вон, и все равно отрыв сокращался с каждой секундой. Стрелять они не станут, почти уверен был я, постараются взять живым… Вот и пень, еще немного! Я уже слышал за своей спиной хриплое дыхание одного из преследователей. Все, подумал я, кранты мне…

Глухой стук, сдержанный крик, ругань… Я обернулся. Оба охранника с перекошенными лицами стояли на четвереньках. Хоть это и странно, что они споткнулись одновременно, но зато очень кстати. Может, это Глеб помог мне?

Когда я добежал до обрыва, сердце было готово разорвать грудь, а перед глазами плыли разноцветные круги. Я перешагнул через веревочное ограждение, сел, свесив ноги в пропасть, пристегнулся карабином и в последний раз оглянулся. Из-за куста хвои показался первый охранник. Он увидел меня, перешел на шаг. Его физиономия перекосилась от довольной ухмылки.

Господи, прости меня! – сотворил я в уме молитву, демонстративно перекрестился и свалился вниз. Свист в ушах, пустота в животе, динамический удар – и я повис под спасительным балконом. Взобрался на него, лег на камни под прикрытием козырька и отдышался.

– Он что – прыгнул? – услышал я крик сверху.

– Покончил с собой, придурок.

– Надо было стрелять по ногам.

– Иди к черту со своими дурацкими советами!

Я встал на краю балкона, взялся за конец "перил", намотал веревку на руку и посмотрел вверх.

Две физиономии уставились на меня. Я видел только пару изумленных глаз.

– Ах, вот ты куда залез! – обрадовался тупорылый. – А мы, грешным делом, тебя уже похоронили. Ну, вылазь к нам, пообщаемся.

Они стояли на самом краю обрыва.

– За что старика убили, мясники? – спросил я, предоставляя подсудимым последнее слово.

– А вот как вылезешь, так мы тебе и объясним.

– Да что ты с ним треплешься! – крикнул второй, ловким движением вытаскивая из-за пояса пистолет.

Я изо всех сил рванул веревку на себя. Коротко звякнули штыри, вырываясь из щелей, "перила" тугой струной ударили в спины убийц, сталкивая их в пропасть. Темными пятнами они промелькнули перед моими глазами и с протяжным воем унеслись вниз.

Высота этой скалы, если я не ошибаюсь, что-то около пятисот метров над уровнем моря. Я не стал смотреть, что там от них осталось.

16

– Если бы ты знал, чего я только не насмотрелся за три месяца работы у них, – сказал Глеб, заводя мотор. – Налоговая инспекция их с утра до вечера пасет, а все без толку – кто знает, какой у них доход? Официально казино отчитывается о доходах еженедельно, и процентов шестьдесят прибыли вывозит инкассаторской машиной. Инспекторы нагрянут в казино, как только к нему бронеавтомобиль подъедет, пошманают, проведут ревизию доходов и на этом успокоятся. А сорок процентов два раза в неделю, обычно по утрам, выносят чемоданами малоприметные ребята, вроде меня… А потом появляется и недвижимость за бугром, и счета в банках.

Мы медленно покатили к набережной.

– Не стоило их, конечно, мочить, но зато теперь ты можешь вздохнуть свободно, – продолжал Глеб.

– Ты думаешь, от меня теперь отстанут?

– А кто тебя еще видел, кроме меня и тех двух охранников? Администрация наймет новых костоломов, благо, что уголовников полно вокруг, а про ограбление хозяину ничего не сообщат. Зачем босса тревожить из-за каких-то пятидесяти тысяч баксов?

– Так в кейсе было пятьдесят тысяч баксов?

– Что-то около того, – кивнул Глеб. Он остановил машину. Мы стояли на перекрестке. Одна дорога вела в поселок, другая – на набережную. Глеб посмотрел на меня. – За тобой должок, – напомнил он.

– Завтра утром у гостиницы "Золотой пляж" мы возьмем девушку, которая спрятала кейс, – сказал я.

– Меня интересует только организатор.

– Ты знаешь, кто это? – удивился я.

– Да. Это Валери.

Только сейчас я понял, что во всей этой истории не понимаю ровным счетом ничего. Пока я моргал глазами, Глеб повторил:

– Ну так как?

– Хорошо, – ответил я. – Я отдам тебе Валери. Но только после того, как здесь, в машине, будет сидеть Ольга.

Глеб подумал, кивнул, вышел из машины и сделал рукой прощальный жест:

– Тогда до завтра!

Не заводя мотора я съехал вниз, на набережную и остановился рядом со спасательной станцией. Посидел немного в кабине, проверил, не следит ли за мной Глеб, и только после этого вышел на пляж. У мангала я купил четыре палочки свиного шашлыка, бутылку сухого вина, помидоры и лепешку.

Борис все так же сидел на деревянных ступеньках у входа в кабинет и выискивал в бинокль утопающих.

– Твоя подруга с самого утра поет песни, – сказал он, не отрываясь от своего занятия. – Признайся, что ты с ней такое сделал?

Я пошел в мастерскую, открыл дверь и сразу увидел гневное лицо Валери.

– Ты думаешь, что я объявила голодовку? – крикнула она с порога. – Дудки! Я требую… А, шашлычки принес! Давай сюда!

Пока я откупоривал вино и нарезал кружочками помидоры, Валери с невероятной скоростью поглощала мясо.

– Если ты… – болтала она, тщательно прожевывая шашлык, – будешь меня исправно кормить, то, так и быть, я согласна пожить здесь еще пару дней… Давай, я из горла! – она отхлебнула вина. – Помидоры солил?.. Послушай, заключенным полагается прогулка на свежем воздухе. Ты отпустишь меня искупаться?

Я рассматривал ее лицо, по-детски наивное и безвинное выражение глаз и думал о том, что мне сказал Глеб. Ну и девочка! Душа – потемки.

Потом мы лежали на горячем песке, и Валери рассказывала мне о том, что она обожает всякие захламленные склады или мастерские, потому что они напоминают ей детство. Когда-то давно она жила с мамой в Вильнюсе, и огромный старый коммунальный дом с подвалом и чердаком