Эльмира Нетесова - Закон Тайга Страница 17

Из-под ног кобылы вспархивали непуганые куропатки. Лисы-огневки выглядывали из-за кустов. Зайцы и белки тоже, видно, не знали охотников.

Печник не мог налюбоваться тайгой, которая не знала че­ловека и не нуждалась в нем.

Старик встретил Кузьму на пороге зимовья. Узнав, кто его прислал и зачем, обрадовался по-детски. Дверь нараспашку от­крыл.

—  Погодите, Трофимыч, кирпич с телеги принесу. Тогда и поговорим, - заторопился Кузьма. И споро носил кирпичи от дороги к зимовью.

Печь у лесника и впрямь была едва ли не ровесницей хозя­ина. Вся в трещинах, едва дышала. И дорожил ею Трофимыч из-за лежанки, ведь печь была русской. На ней, особо в пургу, бока и душу грел хозяин.

— Аты ее починить сможешь? Чтоб не коптила, холера дрях­лая? Всю избу испоганила она мне. И без нее нельзя, и с ней тошно. Как с плохой старухой, - скрипуче рассмеялся лесник.

—  У меня на такую кирпичей не хватит. Разве еще попро­сить у Дегтярева, чтоб подвезли. Из старого не смогу. Отжил он свое. Крошится.

—  Попрошу. Не откажет старику, - дрогнул голос хозяина.

Не дожидаясь сумерек, начал Кузьма разбирать старую печь.

По кирпичику. Работал быстро, аккуратно. Старые кирпичи выносил из зимовья наружу. Складывал у завалинки. К ночи успел многое.              

Пока подметал и убирал за собою мусор, старик затопил печь во дворе. Готовил ужин.

Кузьма вынес последний мусор. Спросил хозяина, где мож­но умыться. Трофимыч вначале показал на баню, а потом, буд­то спохватившись, повел к роднику в зарослях можжевельника.

—  С осени Дегтярева просил помочь мне с печкой. Все не мог. Я уж и надеяться на него перестал, - признался Трофи­мыч, подавая полотенце.

Кузьма разогнулся и почувствовал на себе чей-то присталь­ный взгляд из тайги. Кто бы это? У Трофимыча ни семьи, ни родни. Единой душой живет человек. Это печник слышал еще в Трудовом. Самые близкие соседи в пятнадцати верстах отсюда. Участки фартовых - в другой стороне, до них не меньше полу­сотни километров будет. Может, зверь? Но нет. Кузьма нутром почуял, что смотрел человек. Быть может, не один. Но кто он? Почему здесь? Чего вылупился, будто ружье к груди приставил, даже дышать тяжело стало.

—  Тут у вас живет кто-нибудь? - спросил Кузьма лесника.

Тот, поперхнувшись, руками замахал.

—  Да что ты, мил человек, кто в мою глухомань полезет по доброй воле? Места здесь заповедные. Зверь непуганый, сам небось приметил.

—   Это верно, - согласился печник. Но не мог отделаться от тяжкого ощущения и с подозрением вглядывался в темноту леса. Кого он прячет?

—  Такое приключается иногда с тем, кто ко мне впервой попадает. Участок тут дремучий, - убеждал старик Кузьму и, казалось, себя заодно. Голос дрожал непривычно для возраста.

Когда ложились спать, Трофимыч ставни закрыл. Двери - на крючок и засов.

—  От кого так закрываетесь? Иль случалось что? - изумил­ся печник.

Дед, оглядев потолок, сказал тихо, будто себе самому:

—  А на всякий случай. Не было лиха и пусть не будет...

Кузьме мерещилось: вроде по чердаку кто-то пробежал. Легко

и быстро.

«Может, зверек какой шастает? Но тяжеловат звук для та­ежного порождения. И странно, что же это за зверь, что не на четырех, а на двух лапах бегает?» Слуха печнику не занимать стать. В бараке многих работяг спас от мести фартовых. По ночам, заслышав их шаги, поднимал мужиков, предупреждая об опасности. Ни разу зря не разбудил.

Вот и теперь насторожился. А может, зря? Сказалась уста­лость. Мерещится пустое. То, что осталось далеко от- , * сюда, в Трудовом.

Утром, едва рассвет проклюнулся в окно, печник уже взял­ся за дело. К обеду полностью разобрал печь. И, проверив мес­то живой лозой, понял, что ставить новую надо чуть ближе к стене. Тогда и гореть, и греть будет лучше.

К вечеру сосед Трофимыча крикнул Кузьме, чтоб забрал кирпичи из телеги. И едва перенес, взялся раствор делать.

Старик рядом улыбался. Вот и дожил. И у него будет новая печь. Кузьма - мужик основательный. Не гляди, что условник. Руки золотые. У него всякая минута на счету. Отдыха не любит.

А печник торопился, жалея старика. И к ночи уже подвел кладку к лежанке.

У Трофимыча от умиления даже глаза слезились. Скоро тепло придет в дом. То-то радость...

Кузьма вышел из зимовья за кирпичами и, глянув в сторону баньки, приметил мелькнувшую тень. Кто-то маленький, как мальчонка, по-обезьяньи ловко прыгнул меж деревьев и не влез, влетел на чердак баньки.

Кузьма набрал кирпичей на руку. Вошел в дом. Разговор с хозяином не клеился. Старик будто почувствовал неладное, все время в окно выглядывал. Кого он хотел увидеть в кромешной тьме? Кого ждал? Кого боялся?

Ставни - на крючки, запор - на двери. Трофимыч ни разу не забыл ими воспользоваться.

«Но ведь зверь непуганый, участок уж сколько лет его. Кого пугается, кого стережется? Дн поглянуть, в избе ничего подхо­дящего для вора. Живет скудно. Что тут беречь? Вор придет - трояк из жалости на столе забудет, хозяину на пропитание. А он - на запорах сидит. Значит, не показалось мне. Прячется тут кто-то, кому не доверяет», - решил Кузьма.

Наутро взялся за работу, не поев. Выложил лежанку и повел печь под трубу. Ладная она получилась. Подобранная, как ухо­женная баба. Даже Кузьме понравилась. Хотя русскую печь давно не клал.

Обмазал ее всю и назавтра решил закончить. Оставалось вывести новый дымоход на чердаке, обложить его кирпичами, а потом - на крыше. И топи, хозяин, грей бока, сколько влезет.

И все ж в этот вечер устал человек. Потому работу закон­чил пораньше. Нет смысла в потемках на чердаке возиться. Надо отдохнуть. Там наверху работы меньше, но она труднее. Кирпичи надо поднять, раствор. И все - одному. Старик не помощник.

Кузьма оглядывал вход на чердак, маленькую хлипкую дверь, закрытую на щеколду, ветхую лестницу. Все здесь, в этом зимо­вье, разваливается от старости. Единственное новое - печь. «Пожалуй, она и дом, и хозяина переживет», - подумал печпик невесело и побрел к роднику умыться на ночь.

Утром прошел дождь. И тропинка раскисла. На ней отчет­ливо виден каждый след. Вот чьи-то большие босые ступни, раскорячась, перешагнули пенек.

«Наверное, Трофимыч по воду ходил. Но почему обрат­ных следов нет? Может, сбоку, по траве возвращался? С вед­рами воды идти тяжелее старику. Да только ни разу не видел его босиком, все в галошах да в теплых носках. А тут, ишь ты, не один был. Рядом кто-то маломерный. Ноги малень­кие. Видать, старушонку завел, греховодник. Оттого и прячет ее, чтоб не срамили за похоть. В бане держит. От чужих глаз прячет. А бабе без воды как можно? Вот и расписалась на тропе, выдала Трофимыча, - смеялся Кузьмич, радуясь соб­ственной догадливости. - Ну, теперь тебе не стыдно будет бабку в избу привести. Печка большая, лежанка просторная. Грейте бока, мухоморы», - думал печник, зачерпывая в ла­дони прозрачную, холодную воду. Она стекала каплями на рубаху, лилась сквозь пальцы. И вдруг услышал за спиной тяжелое дыхание. Оглянулся: лесник с ведрами идет.

—  Зачем вам столько воды? Недавно ж приходили! - уди­вился условник.

—  Нет. Вчера вот ты принес, и все. - Но тут же спохватился: - Да, в обед ходил. Телушке пить приносил.

Печник вдруг вспомнил низкорослую тень, сиганувшую к бане. Но промолчал. Какое ему дело до чужой судьбы?

Наутро наносил кирпичей на чердак, поднял раствор в ко­рыте и к вечеру вывел трубу на крышу, обложил кирпичом. И даже успел обмазать.

Когда спустился с лестницы, увидел, как Трофимыч кормит кур, заботливо просеивая овес.

—  Иди поешь, Кузьма! Я яичницу тебе сготовил. Потом до­делаешь, - предложил лесник.

—  Я уже закончил. Пошли опробуем. Затопим родимую. Гляну, как гореть да греть станет, - улыбался условник.

Старик схватил охапку дров, заковылял в избу.

—   Погодите. Первая проба - моя. Я должен сам ее зато­пить.

Насовал Кузьма лучины, на них поленья березовые поло­жил. Перекрестился. Попросил у Бога помощи и, чиркнув спич­кой, поджег бересту. Открыл поддувало.

Робкий чадный огонек, весело подморгнув притихшим лю­дям, взметнулся, осветив топку, лизнул лучины, поленья и по­шел гулять по бересте. Вот он за поленья ухватился рыжей ру­кой, дохнул в лица благодатным теплом. Застрекотал, затре­щал, запел на тысячи таежных голосов.

Жар волнами обдавал головы, лица людей. Кузьма закрыл топку, и в печи загудело.

—  Не дымит! А тепло какое от нее идет! Слава тебе, Госпо­ди! - Лесник встал на колени перед иконой.

Кузьма уже собирал пожитки.

—   Куда ты торопишься? Отдохни денек. А вдруг она без тебя опять коптить начнет? Тебя потом не докличешься. Пожи­ви, чай, в селе медом не мазано. Да и мне веселей. Все живая душа рядом. Послухай, уважь старика, - просил Трофимыч.

—  Бояться нечего. Не задымит. Знаете, чем печь от старухи отличается? Печь сразу норов покажет, а баба - опосля, - рассмеялся Кузьма и добавил: - Сегодня уж придется заноче­вать. Темнеет на дворе. А завтра, чуть свет, домой. Работы мно­го. До осени успеть надо.