Михаил Серегин - Пастырь из спецназа Страница 17

Отец Василий провалялся в постели три дня. Его морозило, а по ночам снились то голые тетки, то огромные освежеванные коровьи туши. Ольга уже устала уговаривать его лечь в больницу, и даже прибывшие отчитаться менты смотрели на красного от температуры священника с недоумением. Кстати, они и рассказали, что «рафик» уже лет шесть как списан с одного из областных предприятий и по документам давно должен догнивать где-нибудь на «Вторчермете». Ничего определенного не смогли они сказать и о «БМВ», тем более что номеров священник не запомнил. Так что никаких следов и почти никаких рабочих версий у милиции не было. И естественно, что по поводу таинственных знаков, изображенных на полу нижнего храма, милиция вообще ничего сказать не могла.

– Вы же понимаете, – пожимал плечами капитан. – У нас и специалистов таких нет.

– Вы секту проверяли? – интересовался священник. – Этих, «Детей Духа»…

– А что секта? У них все нормально. Может быть, у вас недоброжелатели какие есть? Вы никого на деньги не обижали? – поспешно переводили тему разговора в другое русло менты, и священник обреченно вздыхал: эти ребята звезд с неба не хватали, а главное, были глубоко повязаны служебными интересами главы райадминистрации…

Уже на следующий день отец Василий вышел на службу. Он видел, что посещаемость храма упала ниже некуда; теперь это был состоявшийся неопровержимый факт. Соответственно, снизились и сборы, и с такими сборами о том, чтобы восстановить свой сгоревший дом, нечего было и думать.

День шел за днем, и заморские миссионеры все более и более укрепляли свое положение. Они действительно организовали несколько новых фирм и действительно стали давать местным мужикам рабочие места. А уж платили столько, сколько устькудеярцы не видели с советских времен. Трудно было сказать, правда ли это, но некоторые утверждали, что получают по сто баксов – неслыханная, невероятная для заштатного, полудохлого райцентра сумма!

Понятно, что новообращенным везде был зеленый свет. Адептов быстро и охотно продвигали по служебной линии, давали изрядные скидки на товары и обещали всем желающим в течение шести-восьми месяцев – это зависело уже от посольства – обеспечить рабочие визы в Канаду, Аргентину и – для ограниченного числа претендентов – в США.

Разумеется, у отца Василия и других наиболее разумных горожан были подозрения, что это, по сути, «пирамида» и что сектантские блага дойдут не до всех, но все это делалось с таким размахом и такой подкупающей щедростью и внутренней убежденностью, что на этом фоне сомневающиеся выглядели жалкими и трусливыми консерваторами.

Праздник Крещения господня начался ясным, солнечным рассветом. Природа притихла, словно почуяв сошествие господне, и даже пощипывание легкого морозца казалось ласковым и умудренным, как прикосновение его руки.

Уже вчера, в крещенский сочельник, прихожане порадовали священника, валом повалив на Великое водоосвящение, чтобы унести с собой сумки и сетки, битком набитые пластиковыми бутылками с освященной водой. Люди шли в храм и на всенощное бдение, шли и сейчас, на утреню, а тем временем на Волге мужики уже освежали загодя приготовленную чуть выше причала прорубь. Не пройдет и двух часов, как, следуя примеру Иисуса, в речные воды погрузятся желающие получить крещение в один с господом день.

Вот интересно, ни разу – ни в семинарии, ни здесь, в Усть-Кудеяре, – не было случая, чтобы крещенный в этот день простудился. Конечно же, отец Василий знал, что господь защищает всех, последовавших за ним, и все равно каждый раз не переставал дивиться этому чуду – не заболевал никто: ни мужчины, ни женщины, ни подростки, ни даже дети…

День шел как по маслу, и священник был поистине счастлив: жизнь была наполнена смыслом, а его служение всевышнему давало быстрые и на удивление зрелые плоды.

– Ваше благословение! Ваше благословение! – вбежал в храм диакон. – Там все готово! Пора!

Отец Василий с неудовольствием глянул в сторону своего неуемного помощника и не выдержал, улыбнулся: в последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что рвение диакона заслуживает скорее похвалы, чем порицания. Даже если он и прерывает глубокомысленную беседу своего начальства с паствой.

– Да-да, сейчас едем, – кивнул он.

Отец Василий окинул взором собравшуюся у проруби толпу, дождался, когда мужик спустится, держась за поручни, по обледеневшей лесенке в воду, наклонился и, троекратно погрузив голову мужика под воду, произнес:

– Крещается раб божий во имя Отца, аминь… и Сына, аминь… и Святого Духа, аминь.

Мужик был крепкий, плотный, но и у него перехватило дыхание от ледяной воды. Он выскочил из воды, нетерпеливо натянул на себя белую простыню, подставил голову для крестика и с трудом дождался, пока священник троекратно проведет его вокруг обмерзшей заснеженной купели.

Отец Василий начал чтение Апостола, как вдруг его внимание отвлек странный всклокоченный человек. Священник заставил себя завершить чтение, отер миро, быстро отхватил большими старинными черными ножницами клок волос крещаемого и не удержался – глянул…

Это был Маконя.

Великовозрастный хулиган стоял в толпе, но глаза его были пусты и безумны, а губы беспрерывно шевелились. «Что с ним?!» – испугался священник, на мгновение даже прервав чтение. Таким он Маконю не видел никогда.

«Наркотики?» – подумал священник.

Маконя тихо тронулся с места и, отойдя в сторонку, там, где народу было поменьше, стал раздеваться…

Люди оборотились к нему.

«Креститься хочет? Что-то не похоже…»

Главный хулиган города, похоже, был в полном трансе. Он явно не отдавал себя отчет ни где он, ни что делает. Наверное, так вел бы себя обессиленный, смертельно уставший зомби, всем своим мертвым сердцем желающий только одного – обратно в могилу, обратно в покой… Маконя кинул в снег потертую рыжую шапку, сбросил с плеч куртку, и только тогда отец Василий увидел в его руках белую пластиковую канистру… Маконя медленно открутил пробку, поднял канистру и начал выливать содержимое на себя. Остро пахнуло бензином.

Народ растерянно молчал.

– Господи, помилуй! – вырвалось у отца Василия; он отпустил крещаемого и бросился к Маконе.

Отчаянно завизжали бабы.

Маконя полез рукой в карман, достал зажигалку, и в тот самый момент, когда он уже поднял ее к волосам, священник бросился на него и сшиб с ног. «Спаси и сохрани! – отчаянно шептал поп. – Спаси и сохрани!» Он с усилием вырвал из Макониных рук зажигалку, отшвырнул ее как можно дальше, привстал и рывком посадил, а потом и поднял хулигана на ноги.

– Что случилось?! – крикнул он. – Что стряслось?!

Маконя смотрел сквозь священника, и его губы беззвучно шевелились. Бабы все визжали и визжали.

– Говори громче! Я не слышу! – проорал отец Василий и приложил ухо к самому Макониному рту.

– Не любишь себя, так убей… – еле слышно прошептал Маконя. – Не любишь господа, так умри…

– Что ты сказал? – удивился священник: насколько он помнил, Маконя со школы был кондовым атеистом. – Повтори!

– Не любишь себя, так убей… – снова так же тихо прошептал Маконя. – Не любишь господа, так умри…

Воцарилась тишина, но отец Василий так и стоял, схватив Маконю за грудки и вдыхая острый бензиновый дух. В Маконе словно тикал часовой механизм или прокручивалась одна и та же неизвестно зачем записанная пленка. И он повторял и повторял, вот уж действительно как заведенный: «Не любишь себя, так убей… Не любишь господа, так умри…»

Священник размахнулся и расчетливо, в четверть силы закатил Маконе пощечину. Воздух зазвенел, а Маконина голова мотнулась из стороны в сторону.

– Смотри на меня! – заорал он Маконе в лицо. – На меня посмотри!

Маконя с трудом почти сфокусировал глаза на священнике, но удержать внимание не мог.

Отец Василий размахнулся и закатил ему еще одну пощечину. Бабы в толпе охнули. Маконина голова мотнулась набок, да так и повисла.

– Смотри на меня! – заорал священник. – Что случилось?! Почему ты это сделал?!

Маконя с усилием поднял голову, и в его глазах мелькнул испуг.

– Я не хочу умирать, – тихо, но внятно произнес он.

Священник все понял. Сатанинский промысел достал его и здесь. Но он не собирался уступать! Отец Василий поставил Маконю прямо перед собой, встряхнул и, пронзительно глядя ему в глаза, строго спросил.

– Как тебя нарекли?

В глазах престарелого хулигана застыло изумление.

– Как звать тебя, спрашиваю?!

– Андреем…

– Крещен ли ты, Андрей?

Маконя задумался на бесконечно долгие пять или шесть секунд и отрицательно покачал головой.

– Готов ли креститься?

Маконя снова задумался, и вдруг в его глазах появилась надежда – отчаянная, страстная… Он кивнул.

– Отрекаешься ли от сатаны, Андрей?! – громко и членораздельно произнес священник. Это было не совсем по правилам, но по правилам было некогда.