Вячеслав антонов - курьер.ru Страница 17

—  Точно. Готовить первую, но ключевые данные свести во вторую.

—  Во что ты играешь, Чен? Это опасно.

—  Ты не поняла, детка. Это я сейчас опасен.

—  «Уже поняла, — прошептала Крыса. — Ты вот что скажи. Куда мне: прямо (она кивнула на дверь своей комнаты), или налево (мотнула головой в сторону двери Андрея).

—  Пр-р-р-ямо! — словно волк, перекатив рык в горле, в четверть голоса скомандовал Чен. — Равнение направо! И чтобы завтра...

Azzer! ( Хватит! (фр.)) — небрежно бросила Патриция и, прошлепав по коридорчику, осторожно затворила свою дверь.

Судя по всему, на этом ночные события закончились, можно было ложиться. Итак, виллу посетили гости, тайно приплывшие на подводной лодке. Похоже, они что-то привезли, нечто такое, что Крыса должна разделить на две части. Кто они? Что привезли? Что вообще известно?

«Ничего».

Мысли поплыли, Шинкарев уснул и всю оставшуюся ночь спал спокойно.

***

Той же ночью в нескольких десятках километров от виллы попал в засаду военный патруль. Коренастые азиаты, шедшие в патруле, оказались опытными и решительными солдатами, раньше в местной армии таких не было. Не ожидавшие столь жесткой обороны, две группы нападавших отступили в ночные горные джунгли. Командир патруля, поймавший на свою рацию переговоры чужих групп, с удивлением вслушался в русский язык (который он немного знал после учебы в Москве). На русском говорили с двумя разными акцентами: гортанным кавказским и мягким прибалтийским.

В столице страны, в кабинете директора одного из ночных клубов, состоялось тайное совещание. Среди присутствующих была и молодая женщина, которую Чен ударил на ночной улочке. Китайцы обращались к ней почтительно, как к начальнице достаточно высокого ранга. Единственный европеец говорил на американском английском: уже немолодой, ухоженный, он смахивал на седеющего плейбоя. Китайцы называли его Кеннетом и еще «полковником».

На стене висела эмблема «Фалунгуна» — желтая свастика в красном круге. Рядом с эмблемой размещалась крупномасштабная карта горной местности: в неярком свете лампы виднелись извивы ущелий, узкая лента реки, перечеркнутая толстой дугообразной линией. Внимание собравшихся было приковано к карте: обсуждались пути подхода и отхода, время какой-то операции. Периодически раздавались телефонные звонки — поступали сообщения о безрезультатных поисках двух беглецов. Наконец молодая женщина дала команду прекратить поиски и возвращаться в столицу. Все силы потребовались для создания нескольких боевых групп, действия которых и обсуждались в кабинете.

Второй вопрос касался командующего ВВС генерала Кьонга. Переговоры с ним не дали результата. Ценности либеральной демократии оказались чужды будущему диктатору, за которым явно стоял коммунистический Пекин в союзе с мафиозным Шанхаем. В ответ на деликатную просьбу о снижении активности истребителей-бомбардировщиков, задействованных в операции против мусульманских повстанцев, генерал лишь сощурил и без того узкие глаза, пообещав обратиться в контрразведку. Впрочем, в контрразведке у фалунгуновцев все было схвачено. Тем не менее, с ликвидацией генерала решили обождать — любая неудачная попытка могла сорвать работу с гораздо более важным политиком. Пока стоило ликвидировать лишь некоего Ли Ван Вэя — одну из мафиозно-коммунистических фигур, стоящих за спиной Кьонга.

Чен и Патриция постоянно имели дело с господином Ли Ван Вэем. Правда, они называли его по-другому — Ши-фу, по-китайски «Мастер».

По специальной просьбе полковника Кеннета Паркера гражданка США Патриция Фергюсон, или Крыса, тоже подлежала устранению — несколько позже, когда будут получены китайские материалы. Ликвидировать Чена Сяована и Андрея Шинкарева можно в любой момент, однако американец посоветовал фалунгуновцам сделать это собственными силами, не привлекая полицию и контрразведку.

Глава девятая

Проснулся Андрей от ровного гудения, которое доносилось с первого этажа виллы. В комнате было прохладно, светло, но не слишком; на стенах покачивались тени от густой листвы за окном. Только листья и были видны снаружи, да еще часть лесного склона, уходящего вверх. Сейчас в мягком зеленоватом свете комната показалась Андрею красивой — в ней царило сдержанное сочетание серого, белого и зеленого. «Тоже не ее вкус».

Гул тем временем продолжался, и, спустившись по лестнице, Шинкарев увидел пожилую китаянку, катавшую по ковру гостиной темно-красный пылесос.

—  Bonjour, monsieur (Доброе утро, месье! (фр.))  — приветствовала она Шинкарева. — Мадемуазель Элиза и месье Чен уже уехали. Мадемуазель Патрис на пляже, ваш завтрак на кухне. Если я буду нужна — я в гостиной.

«Ну, блин, пошли мусью-мадамы. На двери русского сортира буква «М» означает «мадамский», а «Ж» — «жентельменский». Армейская служба, хоть и недолгая, во многом определяла чувство юмора капитана Шинкарева.

—  Благодарю вас, я справлюсь, — культурно ответил «месье» и проследовал на кухню откушать завтрак: овсянку, тосты, малиновый джем, апельсиновый сок, кофе.

«Еще раз взглянуть на полочку? Сунуться в бар, вроде как хлопнуть пятьдесят грамм? Это с утра-то? Явно покажется подозрительным».

Рядом с домом был разбит китайский сад, в который Андрей, покончив с едой, вышел прямо из кухни через стеклянную дверь эркера. Дорожка, вымощенная все тем же черным камнем, изогнулась вокруг шарообразных крупнолистных кустов, выводя к светлому, прозрачному ручью, впадающему в круглый лотосовый пруд. За горбатым мостиком и плотным строем кипарисов показалась белая стена, покрытая черепицей. В стене были фигурные китайские ворота, за ними уже виднелось море: ярко-зеленое, играющее стеклянным холодом и теплыми струями света, с белыми барашками на дальних рифах, переходящими в курчавые гряды облаков на бледно-синем горизонте. Облака чуть отступили, но по-прежнему стояли над морем и горами. У деревянных мостков в прозрачно-зеленой воде висели белые яхты, отбрасывая четкие тени на светлое песчаное дно.

Спустившись на пляж по крутой каменной лесенке, Андрей подошел к мосткам, на которых, опустив ноги в воду, сидела молодая женщина в темных очках, одетая в узкий белый купальник и индонезийскую юбку-парео — кусок желто-розовой ткани вокруг загорелых бедер.

—  Хай, Эндрю! — приветствовала она Андрея. — Ты позавтракал?

—  Да, спасибо.

—  Позже выпьем кофе. Понравился сад?

—  Красивый. Как он называется?

Каждый китайский сад имеет собственное имя.

—  «Сад пяти камней», — ответила Патриция.

—  Пока я видел только один камень, черный. Тот, что на дорожках.

—  Этот вообще не в счет. Настоящий сад камней чуть в стороне, я тебе потом покажу. Не хочешь поплавать?

—  Хотелось бы, но на мне...

—  Снимай все. Никто не увидит.

—  А ты?

—  А меня как, не забыл еще?

Она сняла очки, сбросила юбку, повернувшись к нему спиной:

— Расстегни.

Оставшись лишь в белых купальных трусиках, Патриция снова повернулась в Андрею:

—   Ну как?

—   Хороша, — пожал тот плечами. — Как всегда.

—   Грудь изменилась. Смотри сам.

Грудь действительно немного отвисла, став мягче и крупнее.

Они поднялись с горячего дерева мостков и прошли вдоль борта катера, на белом выгибе которого качались переплетения светлых линий и пятен, отраженных от воды. Проходя по мосткам, Андрей на мгновение повернул голову к каменной скале, замыкающей пляж. Скала как скала, ничего особенного.

—  Прыгаем!

Женщина ласточкой метнулась в воду. Андрей прыгнул следом. Нырнув, он достиг дна, дотронулся до жесткого песчаного гребня, оставленного последним штормом. Вода была прохладной — видимо, подходило холодное течение. Вынырнув, Андрей увидел, как Патриция забиралась на яхту; капли блестели на спине и гладких, бронзовых от солнца икрах.

—   Зачем Чен привез меня сюда? — Он устроился рядом на деревянной палубе, на которой быстро высыхали влажные следы.

—   Просто так получилось. Впрочем, не знаю. Забудь на сегодня Чена, пожалуйста.

—   Легко сказать.

—   Понимаю. Я и сама такая.

Шинкарев помолчал немного, думая, в каком направлении повернуть разговор. Некрасиво строить тактику беседы со своей женщиной, но ничего не попишешь — ситуация обязывает. Да и его ли это женщина?

—   А как ты стала такой? — наконец спросил он.

—   Какой именно?

—   Такой, какая есть. Не знаю, как сказать иначе.

—   Я долго была хорошей девочкой. Потом надоело, и я стала жить как живу. У меня был плохой опыт, Эндрю. Женщины, которых такой опыт не сломал, становятся опасными.

—   Почему? — Андрей перевернулся на живот и подставил солнцу широкую спину. На левой лопатке бугрился шрам — от осколка азербайджанской ракеты.