Багровая параллель - Сергей Кольцов Страница 18

В море грохочут взрывы, поднимая фонтаны воды. Я бегу обратно в окоп. На батарее воет сирена, там объявлена тревога. На фоне солнца хорошо вижу часового возле крайнего орудия. Это матрос в черном бушлате и пилотке. Да, морская форма почти одинаковая на всех флотах. Вот только тельняшек немцы не носят.

Батарея представляет собой четыре стационарных 130-мм орудия с броневыми щитами, стоящие на бетонных основаниях. Для защиты с воздуха рядом стоят два зенитных «Эрликона». Это пушки с нашей береговой батареи, захваченной немцами летом сорок первого года.

Сейчас артиллеристы выскакивают из блиндажей и бегут к орудийным дворикам. От нашего окопа до них чуть более ста метров. Для пулемета прекрасная групповая цель. Андрей передергивает затвор «машиненгевера».

«Если есть малейшая возможность не убивать, то не убивай!» — вспоминаю я наставление своего учителя.

— Андрей, не стрелять! — коротко бросаю я, поднимаясь на бруствер.

Иду навстречу немцам. «Штурмгевер» держу левой рукой за цевье, моя правая рука поднята вверх. На ходу замечаю, что эти немцы — сборная солянка. Половина в черной морской форме, половина в полевой. Среди них и кадровых артиллеристов-то, наверное, нет. Я прошел половину пути, когда меня заметили.

Сейчас надо брать инициативу в свои руки.

— Хальт! Матрозен, Дойчланд капитулирен [77], — громко кричу я, продолжая быстро идти на немцев.

Когда до них остается метров пятнадцать, навстречу мне выходит немец в выцветшей полевой форме. Он идет, глядя на меня, и медленно расстегивает кобуру на животе. Я усилием воли заставляю себя не вскинуть автомат и не дать короткую очередь от бедра. Немец все ближе. Впиваюсь в него взглядом. Вокруг нас гробовая тишина.

Так, на нем полевая форма образца сорок третьего года. Брюки свободного покроя и ботинки с гетрами. На голове кепи. Ему около тридцати лет. Из-под козырька выбиваются темно-каштановые волосы. Он уже расстегнул кобуру и медленно достает свой «вальтер». Только бы Андрей не ударил сейчас из пулемета. Мой взгляд продолжает обшаривать немца, а мозг в бешеном темпе анализирует увиденное. Различаю на пуговицах якоря, а на плечах морские погоны корветтен-капитана [78]. Ясно — он из дивизии морской пехоты, созданной год назад. На кителе вижу ленточку Железного креста и знак за ранение. Дальше. На груди знаки подводника и «За прорыв морской блокады». Значит, он оканчивал военно-морское училище. Наверное, во Фридрихсхафене, и до сорок четвертого служил в подплаве. Наши деревни он точно не сжигал, и вряд ли он убежденный нацист, хотя кто его знает? На левой стороне груди вижу знак участника штурмовых атак. А рядом приколота серебристая брошь. Лихой! Этот знак дается за участие в рукопашной схватке. Ясно, что последний год он воевал в морской пехоте командиром роты.

Только бы сдержался Андрей. Немец все ближе. Пистолет уже в его руке, а он в двух шагах от меня. Еще шаг, и офицер перехватывает «вальтер» за ствол и протягивает его мне. Вокруг раздается вздох облегчения. Кроме этого, уже хорошо слышен другой звук. Характерный гул бензиновых движков наших «мошек» [79]. Правой рукой срываю с головы шерстяной подшлемник и вытираю вспотевшее лицо.

«Запомните, ребята, что лучший бой тот, который не состоялся и если ты сумел победить, не применяя своего боевого искусства», — говорил Егор Иваныч в далеком сорок первом.

— Постройте своих людей, корветтен-капитан, — говорю я на ломаном немецком.

— Гут, — отвечает немец.

По его усмешке вижу, как он воспринял мой немецкий. Да я и сам знаю, что говорить толком не могу. Зато почти все понимаю, включая военную терминологию.

Я разворачиваюсь и, повесив автомат на плечо, иду к траншее.

— Ну и нервы у тебя, командир. А я уж чуть на курок не нажал. — Андрей выскочил из окопа и обнял меня.

— На, трофей на память. — Я устало протягиваю ему «вальтер».

На берегу уже идет высадка отдельной роты морской пехоты. Вижу, как с «морского охотника» по деревянным сходням на берег сбежал взвод десантников. Сходни, стоя в воде, придерживают два моих разведчика.

После высадки катер дает задний ход, а настил матросы втаскивают на палубу. Минуты через три в очищенный от мин проход вошел следующий катер. Иван Васильев, стоя на берегу, дает команды флажками. Вся высадка заняла чуть больше десяти минут. Кроме катеров, вижу в море два наших эсминца. Не обращая на меня внимания, к батарее, охватывая ее широкой цепью, бегут десантники. Вся рота действует как один слаженный механизм. Бойцы одеты в армейскую форму, но у всех на рукаве штат морской пехоты с якорем. На головах бойцов армейские пилотки, но кое у кого вижу черные морские. А на голове командира минометного расчета бескозырка с надписью: «Ташкент». Это название корабля, погибшего летом сорок второго на Черном море.

Минометчики, взбежав на обрыв, с ходу развернули свое хозяйство, перекрыв все нормативы, и сейчас они готовы к открытию огня.

Вижу, что все бойцы этой роты не раз высаживались на Балтике, на Черном море и на Севере.

Ко мне подбегают два десантника. В одном узнаю командира, вспоминаю, что его зовут Вячеслав, Слава. Другой мне незнаком, он одет в пятнистый маскхалат, на голове черная морская пилотка. За ним бежит боец в маскхалате с радиостанцией за спиной. Понятно — это корректировочный пост корабельной артиллерии. Эти двое вооружены автоматами ППС.

— Здорово, бродяга! — капитан обнимает меня.

— Старший лейтенант Петров, — протягивает мне руку арткорректировщик.

— Это наш «бог войны», — радостно указывает ротный на моряка.

А меня начинает пошатывать, как пьяного. Спало чудовищное нервное напряжение, и голова перестает соображать.

— Вася, фляжку, быстро, — командует капитан своему ординарцу. Он все прекрасно понял, едва взглянув на меня.

Подбежавший матрос уже протягивает мне немецкую флягу в суконном чехле. Делаю три больших глотка. Внутри приятно обжигает, а через несколько минут проясняется голова.

— Это настоящий коньяк, французский, — улыбается Слава.

Я благодарно киваю в ответ.

Впятером идем в расположение батареи. Корректировщик со своим радистом, ротный со своим вестовым и я.

Строй немцев застыл напротив орудийных двориков. Теперь я могу их хорошо рассмотреть. В строю около сорока человек. Половина в черной морской форме, ясно, что они из экипажей затопленных кораблей. Другие в форме морской пехоты — в камуфлированных куртках. Но камуфляж не эсэсовский, а армейский крупно-пятнистый. Оружие составлено в «козлы». Половина — карабины «маузер», половина — «штурмгеверы». Уже знакомый мне офицер стоит перед строем и смотрит на нас. Затем, когда мы подходим ближе, четким строевым шагом подходит к нам и отдает честь капитану, поняв, что он командир десанта. Морские пехотинцы в это время уже оборудуют позиции вокруг батареи. По большому счету вряд ли немцы будут нас контратаковать…

Хотя, как говорится, на Бога надейся, но сам не плошай.

— Насколько я понимаю, господин капитан, задачей первой волны вашего десанта является захват береговой батареи, — на чистейшем русском языке обратился немец к Вячеславу. — А сейчас к берегу должны подходить транспорты со вторым эшелоном для развития успеха. Ваше командование все организовало просто великолепно и вовремя, — усмехнулся немец. — Вчера вечером на катере прибыла английская делегация. Речь идет о переброске всего гарнизона в Данию, где сейчас хозяйничают англичане. Эвакуация должна состояться на транспортных судах и кораблях кригсмарине. Вчера поздно вечером это было доведено до всех командиров частей. Сейчас ваши союзники находятся в Рене [80]. Хотя они вам уже не союзники, — добавил корветтен-капитан. — Но сейчас, даже выйдя из порта, корабли окажутся в зоне огня этой батареи. Ваши артиллеристы прибудут со вторым эшелоном десанта, это тоже понятно. Так что вас можно поздравить, господа. План англичан блестяще сорван.

Мы молча, ошеломленно смотрели на этого немецкого офицера.

Он расценил это по-своему и, улыбнувшись, продолжил:

— Я понял, что вы удивлены моим русским языком. Смею заверить вас, что я не власовец и не изменник Родины. Хотя моя Родина — Российская империя, а русский язык — мой второй родной. Я остзейский немец, — добавил