Евгений Сухов - На зоне Страница 19

Звуки радио раздражали его. Кончилась реклама, и запела какая-то безголосая барышня. Варяг, не шевелясь, чуть приоткрыл глаза. Он лежал на полу тесного, освещенного неприятно ярким электрическим светом помещения, заставленного большими картонными коробками. В противоположном конце комнаты, где не было ничего, кроме одинокого кожаного кресла и журнального столика, сидел развалившись давешний бугай с толстым носом и маленькими глазками. Он сосредоточенно крутил ручку настройки небольшой магнитолы, время от времени поглядывая в сторону Варяга. Слышно было, как он сопит и бормочет что-то себе под нос.

Стараясь не привлекать внимания охранника, Варяг скользил взглядом вокруг. Высоко расположенные под потолком окна могли означать, что помещение находится ниже уровня первого этажа, а близкий рев самолетных двигателей дал понять Варягу, что он все еще в Шереметьево.

Отыскав понравившуюся мелодию, здоровяк на несколько минут замер, блаженно улыбаясь, но когда музыка оборвалась и диктор голосом жизнерадостного дебила принялся расписывать все прелести подводной охоты с фотоаппаратом фирмы «Никон», охранник, выругавшись, снова занялся магнитолой.

Варяг закрыл глаза. Надо было обдумать положение. Что это за люди? Чьи они выполняют указания? В конце концов, что они от него хотели, когда, скованного наручниками, жестоко избивали в комнате ожидания?

За окнами было темно, и Варяг не смог определить, сколько времени он пролежал в беспамятстве. По крайней мере, было ясно, что Новый год еще не наступил, иначе зачем диктору предлагать провести новогоднюю ночь в казино?.. Варяг снова и снова прокручивал в памяти последние часы, чтобы разобраться в сложившейся непонятной ситуации. В какой именно момент тщательно подготовленный план Нестеренко дал сбой? Шумная встреча Варяга в Шереметьево – с журналистами, телекамерами и юпитерами – явно была задумана Егором Сергеевичем. Эта пропагандистская акция позволила бы Варягу выбраться из всех тех неприятностей, в которых он оказался благодаря ублюдку Монтиссори, царство ему небесное, туда ему, суке, и дорога. Рука Сержанта не дрогнула (где-то нынче Сержант?). Дальше. Дальше было интервью «Вестям» и прочим… Репортеры все еще крутились тогда поблизости, а это значит, что все еще шло как надо… Стоп. Варяг вдруг вспомнил, что, когда его стали провожать в зал для официальных делегаций и свора журналистов бросилась за ним вдогонку, выставив вперед свои диктофоны, он, шагнув через раскрытую дверь, вдруг услышал сзади какой-то шум – то ли ругань, то ли драку – и хотел было обернуться, но его грубо толкнули в спину. Значит, это случилось раньше. Он перебирал в памяти лица людей, которые за эти несколько часов случайно или по делу оказывались в поле его зрения, прокручивая в памяти события, словно кинопленку. Те двое, что избили его, раньше до этого нигде не появлялись. Конвоировали Варяга совсем другие люди – обычные менты или фээсбэшники: эту «сладкую» парочку всегда специально держат для подобных случаев. Значит, когда Варяг прилетел и даже чуть позже в них еще не было надобности.

Варяг услышал шаги, и дверь распахнулась. Кто-то вошел в комнату, быстро подошел к Варягу и долго стоял над ним, внимательно вглядываясь ему в лицо. Варяг открыл глаза и с удовлетворением отметил про себя, что и его работа не пропала даром: он увидел перед собой вдрызг разбитую физиономию красногубого мерзавца, залепленный пластырем нос, забинтованную голову. Свирепый взгляд, брошенный ментом из-под припухших век, не предвещал Варягу ничего хорошего. Маленький, злой, обиженный жизнью мент был наверняка поганкой всегда. И уж наверняка он не простит своей давешней обиды и изувеченного лица.

– Давай, Игнатов, поднимайся, – негромко сказал красногубый.

Варяг с большим трудом поднялся. Голова шумела. Ноги не слушались. Они шли по длинному служебному коридору в подвальной части аэропорта. Наручники впивались в запястья. Варяг лихорадочно шарил глазами по ковровому покрытию в тщетной надежде найти хоть что-нибудь, что могло бы ему пригодиться, но серая ткань ковра была тщательно вычищена, а все попадавшиеся им по пути двери кабинетов были наглухо закрыты.

У Варяга даже заболели виски от напряжения, и когда он увидел, что на полу в конце коридоpa что-то едва заметно блеснуло, отражая свет лампочки на лестнице, не поверил своим глазам, решив, что у него начались галлюцинации. У него было великолепное зрение, и, зная это, он продолжал напряженно вглядываться вперед. И когда до лестницы оставалось каких-нибудь пять метров, Варяг снова заметил металлический блеск на полу. В следующую секунду у него уже был готов план.

«Здоровяк» шел впереди, тяжело раскачиваясь на ногах-тумбах. Внимательно глядя ему в спину, Варяг чуть сбавил шаг – так, чтобы второй, красногубый, шедший сзади, этого не заметил, – и, оказавшись точно на нужном ему месте, сделал резкое движение ногой, впечатав в широкий зад «здоровяка» подошву ботинка.

Тут же последовал удар по голове сзади, но, поскольку Варяг был готов к нему, он слегка качнулся в сторону, и удар рукояткой «ствола» пришелся по касательной. Падая, Варяг увидел поворачивавшееся к нему лицо «здоровяка», на котором была написана смесь удивления и ярости. Через секунду Варяг лежал, свернувшись калачиком на полу, а конвоиры от души охаживали его сапожищами. Несколько ударов пришлись по голове, но эта игра стоила свеч. Варяг точно рассчитал не только расстояние, но и то, что охранники не будут его бить долго в служебном коридоре, а пять-шесть, даже десять ударов можно снести ради той цели, к которой он стремился. Пытаясь увернуться от ударов, он катался по полу до тех пор, пока руки, намертво сцепленные наручниками, не нащупали крошечный металлический предмет, который должен был спасти ему жизнь. Это была канцелярская скрепка. Не маленькая пластмассовая, раскрашенная всеми цветами радуги, из новых, которую, наверное, так любят молоденькие секретарши, а настоящая, стальная, большая, из тех, которые обожают старые опытные бухгалтеры. Это настоящая удача, Варяг был счастлив, крепко зажав в ладони спасительную скрепку.

– Хватит, – тяжело дыша, сказал старший. – А то кто-нибудь щ-щас появится, начнут вопросы задавать. Потом не отмоешься.

Здоровяк выпрямился и с удивлением посмотрел на сопровождаемого.

– Вот гад, попал в самый копчик. Ты чего ж это, придурок? Неужели мало получил? – почти добродушно обратился он к Варягу, потирая зад.

Он протянул свою ручищу и, схватив арестованного за воротник дубленки, вздернул его кверху Потом подумал и бить не стал, лишь слегка, скорее так, для профилактики, ткнул один раз кулаком в лицо.

– Будешь дурить – все зубы повыбиваю, понял?

В это время красногубый, видимо, старший по званию, недовольно прошипел, обращаясь к здоровяку:

– Ладно, хватит с ним нянькаться. А будет еще дергаться, я его пристрелю.

«Как же, – ликуя, думал Варяг, – пристрелишь… Здесь ты меня, сука ментовская, в аэропорту, никак не пристрелишь. А там поглядим…» Он чувствовал солоноватый привкус крови во рту, ужасно болели голова, спина, но особенно болело ребро, по которому старательно несколько раз врезал красногубый. Не сломал бы. Но все же настроение У Варяга значительно улучшилось, а когда, оказавшись на свежем воздухе, он увидел во дворе одинокий милицейский «мерседес» с затененными стеклами, то с трудом сдержал торжествующую улыбку.

– Что, Серега, жена уж небось селедку «под шубой» приготовила? – спросил старшой у водителя, усаживаясь на переднее сиденье.

– Так точно, товарищ капитан, – отвечал водитель, светловолосый голубоглазый парень лет двадцати пяти. Он с опаской поглядывал в зеркало заднего обзора, туда, где сидел бок о бок со здоровяком Варяг.

Капитан, несмотря на разбитый нос, явно уже был в хорошем настроении. Он посмотрел на часы:

– До Нового года осталось семь часов, – сказал он и, обернувшись, подмигнул заплывшим глазом напарнику: – Успеем?

– Успеем, – прогудел в ответ тот, покосившись на Варяга. – Чего же не успеть-то?..

Он занял своей тушей практически все заднее сиденье, и Варяг оказался прижатым к двери, которая, как он успел заметить, была заблокирована.

– Давай, Серега, трогай, – приказал капитан и, взяв микрофон рации, сообщил: – «Рубин», говорит тридцать восьмой. Мы выехали.

«Мерседес», взвихрив снег, лихо развернулся и через распахнутые металлические ворота выехал со двора. Вместо того чтобы свернуть на Ленинградке в сторону Москвы, машина повернула направо на Тверь и, пролетев десятка два-три километров, свернула в сторону, на пустынную второстепенную дорогу. За темным окном проносились черные тени деревьев. Варяг понял, что времени у него совсем мало, а дело со скрепкой никак не шло: не так просто со спутанными руками открывать замки.