Вячеслав Денисов - Последнее слово девятого калибра Страница 19

Струге стало скучно. Одно присутствие этого человека подавляло в нем всякую возможность радоваться жизни. Даже желание посмотреть столицу, в которой он не был уже несколько лет, улетучилось и не возвращалось. Спихнув с кровати журнал, он расплылся щекой по подушке и нажал на пульт телевизора. Эдвард Радзинский с очередной историей…

«…– И тогда государь император Александр, получив от Бонапарта письмо, воскликнул: «Славься, Россия, мы в мире!»…»

– Черт!.. – Антон подскочил на диване, словно ужаленный змеей.

– Господи боже… – запричитал Бутурлин, – Струге, вы дадите мне сегодня изучить хоть одно из постановлений?!

– Какие могут быть постановления? – отмахнулся тот. – Я письмо Выходцеву забыл отдать…

Поправив на распухшем носу изувеченные очки, Бутурлин даже не удостоил его ответом. Он считал Струге окончательно потерявшим как рассудок, так и свой статус. Ровно через один час и сорок минут, когда постановление было изучено и в нем были подчеркнуты карандашом нужные мысли, судья отложил сборник в сторону.

– Какое письмо, Струге?

В дверь постучали.

Глядя на то, как Антон быстро соображает – где самое надежное место в этом номере, Иван Николаевич спокойно заметил:

– Они бы не стучались. Войдите!

Дверь приотворилась, и на пороге появился среднего роста человек лет сорока. Короткая стрижка с едва различимой в светлых волосах сединой, подчеркнутая аккуратность даже в столь скромном облачении, как рубашка с костюмными брюками, и до блеска сияющие летние черные туфли выдавали в нем человека педантичного и… В руках он держал бутылку коньяка «Арарат». Значит, и общительного, не чурающегося благородных напитков. Судя по обволакивающему его коньячному аромату, некоторое количество этого великолепного спиртного он уже принял. И это несмотря на то, что бутылка была не почата.

– Я прошу прощения. Будучи волею судеб заброшенным в центр цивилизации из глубины России, я чувствую себя несколько скованно. Я не ошибусь, если предположу, что вы – представители класса судей?

Незваный гость был адвокатом Злобиным. Он был, по его словам, хорошо известен в столичных кругах. Однако Струге и его коллега слышали эту фамилию впервые в жизни.

– Ну и что? – беззлобно рассмеялся Злобин. – Я вот о вас никогда не слышал, однако верю в то, что вы – достойные люди. А посему прошу вас разделить со мной этот сосуд. Знаете, так тоскливо в гостинице по вечерам…

Он, как и Струге, прибыл в Москву в командировку. Коллегия адвокатов Свердловской области отправила преуспевающего юриста за тем же уловом, за коим прибыли и хозяева номера 1024. Для изучения практики работы судов и новых постановлений и решений. Понятно, что ни на какие установочные лекции, типа той, которую посетил Бутурлин, Злобин ходить не собирался. Он намеревался прибыть в академию тогда, когда начнется непосредственно начитка новых тем. Именно по этой причине он прибыл не вчера вечером, а сегодня днем. Это же обстоятельство плюс внезапное одиночество заставили мэтра немного взгрустнуть и пропустить пару рюмок в соседнем с гостиницей кафе. Напротив выхода из станции метро «Проспект Вернадского». Понимая, что нужно с кем-то познакомиться, иначе настроение испортится совсем, Злобин Марат Михайлович вынул из дорожной сумки «дежурную» бутылку «Арарата» и направился в ближайший номер. Ближайшим с его, 1022-м, оказался номер 1024-й. Его неожиданное появление перед Струге и Бутурлиным объяснялось лишь этим.

Неожиданно для Антона Иван Николаевич сменил спесь на радушие и вскоре уже совершал над столом возмутительные для Струге манипуляции. На столешнице, извлеченные из сумки Бутурлина, появились: баночка красной икры, восхитительный сервелат, голландский сыр и упаковка нарезанного на пластики кижуча. Хищно наблюдая за приготовлениями Бутурлина, Струге вспоминал тот час, когда его сосед польстился на две котлетки из столовки. Думая, куда бы спрятать письмо Пусыгина, которое по-прежнему лежало в кармане его куртки, Антон отвалился на подушку. Слушая беспрерывную болтовню двоих, неожиданно к масти сошедшихся друг с другом мужиков, он думал о том, как позвонить Выходцеву. Позволить сделать звонок при этом щеголеватом адвокате он себе не мог, не хотел и повторять попытку спуститься вниз, к вахте. То, что в гостиницу МВД может проникнуть любой каторжник или находящийся в федеральном розыске отморозок, он уже не сомневался. Выходцев обещал усилить пост на первом этаже, где постоянно дежурил милиционер, но это также ничего не гарантировало.

Не прошло и четверти часа, как разговор зашел о таинственном убийстве в номере гостиницы «Комета». Злобин, прибывший недавно, понятно, ничего об этом знать не мог. Никто не рассказал ему о случившемся и при вселении. Складывалось впечатление, что убийство судьи в гостиницах российских городов – обыденное дело. Бутурлин на правах хозяина рассказал адвокату все, что знал. Струге уже несколько раз толкал Ивана Николаевича под столом ногой, но это имело такой же успех, как если бы он пинал ножку стола. В окончание этого Бутурлин еще и выдал:

– Что это вы меня под столом постоянно шпыняете, Струге? От вас одни неприятности.

Одним словом, если между кем и возникла нить доверительных отношений, то не между Струге и Бутурлиным. С большим участием судья из Мурманска откликался на аристократические манеры Марата Михайловича. Глядя на этот тесный союз судьи и адвоката, Антон с досадой отметил для себя тот факт, что если Бутурлин так трепетно относится к своей мантии, то первое, что он не должен был делать, так это садиться за один стол с адвокатом с целью распить бутылку коньяка. На том месте, где малознакомые судья и адвокат распивают чарку, там заканчивается беспристрастность судьи. Антон за долгие годы службы судьей уже не раз убеждался в том, что земля имеет форму чемодана, и за каждым его углом можно встретиться. Причем в не самое удобное для тебя время. Выпьешь с адвокатом на брудершафт, а потом он, нежданно-негаданно, заявляется к тебе в процесс в качестве защитника подсудимого. Вот какая нелепость…

Выслушав однажды, на заре своей судейской карьеры, дружеский совет председателя никогда не брататься с возможными участниками процесса, Антон поступил по отношению к себе еще более строго. Он вообще никогда и ни с кем не садился за один стол. Избегал свадеб, именин и похорон. Старался ни у кого не оказаться в долгу или кому-то что-то пообещать. «Нищета», – первое, что придет в голову тому, кто видит судью лишь издалека, совершенно не задумываясь о его истинных проблемах и условиях жизни. И, завернув в газетный лист пятьсот долларов, пойдет к адвокату, который был на крестинах племянника судьи. Кто, как не этот адвокат, побывавший на таинстве крещения родственника судьи, может с ним договориться в пользу передавшего ему пятьсот баксов обывателя? Ведь именно этому судье отписано дело по гражданскому иску обывателя.

Наконец свершилось то, чего опасался сидящий на кровати, вдалеке от стола, и не притрагивающийся к снеди Струге…

– Крути ни крути, а завтра этого Выходцева, пожалуй, снова увидеть придется, – заявил Бутурлин, стягивая зубами кожу с ломтика кижуча. – Струге забыл передать ему письмо!

– Какое письмо? – не понял Злобин. По всему было видно, что адвокату уже самому надоела добродушная трепотня Ивана Николаевича, но он, как истый джентльмен, прервать его или выразить нежелание сменить тему разговора не смел. Поглядывая на Струге, словно досадуя на то, что этот спокойный парень чурается их компании, Марат Михайлович разливал коньяк по рюмкам.

– Какое?.. – задумчиво продолжал жевать Бутурлин. – Какое?

– Да оставьте вы! – по-доброму перебил его Злобин. – Антон Павлович, да выпейте же коньяку!

– Не хочу, – машинально ответил Струге.

Вздохнул и поднялся. Недочитанный журнал опять упал на кровать.

– Благодарю. Нет настроения. Вы с кем устроились в номере?

Злобин признался, что пока в номере один.

– Вы позволите мне сделать от вас звонок домой? Не хочу вам мешать, а разговор, как понимаете, немного личный…

О чем речь?! Злобин тут же протянул ему ключи, и Антон вышел.

Выйдя из номера, Струге быстро осмотрелся. Коридор был пуст, и лишь приглушенные разговоры в номерах свидетельствовали о том, что гостиница живет своей жизнью. Антон Павлович сделал два шага и оказался напротив двери с цифрами «1022». Выпустив из ладони мешающий брелок в виде деревянной груши, он вставил ключ в замок.

Открыв дверь, Антон вошел в номер. Номера похожи, как две капли воды. То же расположение мебели, тот же узор обоев. Разница лишь в том, что они были более темного оттенка, а на стойке стоял не «Рубин», а «JVC». Даже телефоны схожи.

«Думаю, Злобин не обратит внимание на то, что ему завтра дежурный не выдаст счет за междугородний телефон. Он просто об этом забудет».