Богдан Сушинский - Операция «Цитадель» Страница 19

— Пусть только до ворот, — обреченно уткнулась лицом в его спину. — Зато с тобой, — впервые решилась перейти на «ты».

— Ну, как знаешь…

Немецкий офицер учтиво сидел в десяти шагах от них, не мешая их выяснению. Он уже заметил женщину, о существовании которой знал еще до появления здесь, однако лишних вопросов не задавал.

…Душ за стеной утих, и Власов мысленно представил себе, как, мурлыча под нос какую-то песенку, Хейди (как называли Адель ее близкие и как стал называть ее сам Власов) священнодействует над своим телом, пользуясь при этом огромным полотенцем. Стройная, с девичьей фигурой и никогда не развеивающейся свежестью упругого тела, она способна была завлечь кого угодно. Так что можно лишь поражаться тому, что эта саксонка избрала именно его, мятежного генерала, бывшего лагерника, чья судьба так же непредсказуема, и даже пока еще не загадана на небесах, как и судьба Иисуса после второго, еще не состоявшегося, пришествия.

Однако выходить из-под душевых струй Хейди не торопилась, и Власов решил, что у него есть пара минут, чтобы вернуться в те далекие волховские леса…

— Уверены, что искали именно меня, господин лейтенант, генерала Власова? — шагнул тогда Андрей навстречу офицеру-переводчику и какому-то капитану вермахта, вышедшему из коляски второго мотоцикла.

— Так точно. По личному приказу командующего 18-й армией генерал-полковника Линденманна, — небрежно отдал честь переводчик и тут же представился: — Лейтенант Клаус Пельхау[31]. А это — капитан из разведотдела корпуса фон Шверднер, — указал на высокого, чуть пониже Власова, статного офицера с двумя железными крестами на груди.

— Значит, вы и есть тот самый генерал-лейтенант Власов, я правильно понял? — покачался на носках до блеска надраенных сапог фон Шверднер. И Власов без переводчика уловил смысл сказанного.

— Да, это я.

— Командующий противостоящей нам второй ударной армии? — теперь уже переводил лейтенант.

— Из некогда противостоявшей. Вообще-то я был заместителем командующего фронтом, но в сложившейся фронтовой ситуации вынужден был принять командование второй ударной армией.

Однако капитана-разведчика интересовали не тонкости их диалога и не точность в выражениях.

— То есть вы готовы документально удостоверить свою личность?

— Сразу чувствуется, что перед тобой — разведчик, — едва заметно, судорожно улыбнулся Власов, ощущая в этой улыбке нечто угодническое.

Власов достал из нагрудного кармана удостоверение заместителя командующего Волховским фронтом, на котором рукой штабиста было еще и начертано «командующий 2-й ударной армией». Капитан долго рассматривал его, затем удивленно ткнул пальцем и показал Власову.

— Чья это подпись, господин генерал?

— Сталина.

— Совершенно верно, Сталина, — самодовольно подтвердил капитан. — Я запомнил ее по копиям некоторых секретных документов. Обязательно сохраните это удостоверение.

— Для чего? — удивленно уставился на капитана Власов.

— Чтобы рядышком появилась подпись фюрера, — рассмеялся тот.

— Вы думаете, что?..

— Возможно, кому-то из наших генералов удастся уговорить фюрера поставить и свою подпись, и тогда вы станете обладателем уникального документа. А пока что — прошу, — неохотно вернул удостоверение командарму. — Храните. И, пожалуйста, в коляску мотоцикла. В трех километрах отсюда вас ждет штабная машина.

— Именно меня?

— Всех остальных генералов и полковников мы уже выловили, — самодовольно объяснил капитан. — Одних отправили в лагеря, других пристрелили. Некоторые предпочли застрелиться, но таких оказалось немного. Кстати, замечу, что тех, кто пытался скрываться в селах, ваши люди выдавали сразу же, как только они появлялись на окраине какого-либо села[32].

— Это уже не «наши», это «ваши» люди.

— Согласен, теперь уже «наши», — с вызовом согласился капитан, и по лицу его конвульсивно пробежала ухмылка.

Власов затравленно взглянул на лейтенанта, инстинктивно почувствовав, что тот настроен более благодушно.

— И давно вы узнали, что я нахожусь в этом районе? — спросил он, садясь в коляску и краем глаза наблюдая, как капитан и переводчик с любопытством рассматривают подошедшую к ограде Марию Воронову. Его вопрос был всего лишь попыткой отвлечь внимание немцев от этой женщины.

— Так это и есть ваша фрау? — спросил капитан вместо ответа. Причем по-русски.

— Да, она со мной. И я очень просил бы…

— Понятно, ваша личная охрана, — скабрезно ухмыльнулся капитан фон Шверднер.

— Эта военнослужащая была штабной поварихой, — объяснил Власов, понимая, что выдавать ее за хозяйку уже не имеет смысла, наверняка германская разведка уже знала, что он блуждает вместе с женщиной.

— Для всех остальных — повариха, а для командующего… Как это у них называется? — обратился за помощью к переводчику.

— Походно-полевая жена. На солдатском жаргоне это называется Пэпэжэ, — подсказал тот.

— Правильно он говорит, господин генерал?

— Я просил бы не трогать фрау Воронову и проследить за ее судьбой.

— Все ясно, господин генерал, — сказал лейтенант. — Мы могли бы даже оставить ее. Но как только новая местная администрация выяснит, кто она — ее тотчас же повесят. Эй, возьмите эту русскую с собой! — крикнул он остававшимся на проселке двум мотоциклистам сопровождения. — И не вздумайте трогать ее: жена русского генерала!

— Жена генерала? — словно мартовский кот, изогнул спину старший из мотоциклистов. — Это заманчиво!

— Э-эй, ефрейтор, вы лично отвечаете за ее неприкосновенность!

— Это будет непросто, господин капитан.

— Не будь вы разведчиком, я бы уже наказал вас, ефрейтор.

Когда в центре соседней деревни, у полуразрушенной церквушки, Власова пересаживали в «Опель», мотоциклисты, которые должны были доставить Марию, еще не появились. Спросить же, куда они девались, Власов не решился. Да и не до нее было тогда плененному генералу.

— Почему этот русский не обезоружен? — недовольно поинтересовался майор-тыловик, сидевший в машине рядом с водителем.

— Мы оставили бывшему командующему 2-й армией генералу Власову его личное оружие.

— О, так это и есть тот самый генерал Власов?! — взбодрился майор. — В таком случае немедленно в штаб! — рявкнул он водителю. — Вы, капитан, — в машину. Вы, переводчик, — в мотоцикле сопровождения.

Больше в тот день Марию он не видел. Под вечер, улучив момент, когда генерал-полковник Линденманн перешел в соседнюю комнату, чтобы поговорить с Берлином, откуда должны были — очевидно, после совещания с Кейтелем или кем-то там еще, — распорядиться относительно его дальнейшей судьбы, Власов спросил переводчика, куда они девали женщину, оказавшуюся вместе с ним.

— Понятия не имею, — беззаботно повел тот плечами.

— Так узнайте, черт бы вас побрал! — неожиданно сорвался Власов, вызвав немалое удивление немецкого офицера. — Вы ведь можете разыскать того капитана, которому я сдался в плен. Уж он-то должен знать, что с ней произошло.

— Не думаю, чтобы он слишком уж заботился о ее судьбе, — ухмыльнулся лейтенант.

— Кто же тогда? В лагерь-то ее не отправят?..

— Поскольку она сдалась вместе с вами, к ней должны будут отнестись как к военнопленной. Однако для пленных женщин наши лагеря не предназначены. Иное дело — лагеря врагов рейха. Но это уже иные условия. Совершенно иные… условия, господин генерал.

— И вырвать ее оттуда?.. — начал было Власов, но лейтенант бесцеремонно прервал его.

— Советовал бы заняться собственной судьбой, господин генерал. Конечно, далеко не каждого генерала жалуют у нас здесь так, как это делает Линденманн. Но у Линденманна вы всего лишь гость.

— И все же узнайте, лейтенант.

— Попытаюсь, — ответил переводчик таким тоном, что Власов ни на мгновение не усомнился: «Ни черта он не попытается. Ему это на фиг не нужно». И был удивлен, увидев буквально в последний момент, когда его уже сажали в машину, чтобы доставить в лагерь военнопленных, — что лейтенант-переводчик опять появился.

— Мне удалось кое-что узнать о судьбе фрау Вороновой, господин генерал.

— Ну и что? — суховато спросил Власов, возвращая себе генеральскую властность. Он уже вел себя так, как вел бы себя с нерадивым лейтенантом своей собственной армии. — Где она теперь?

— С фрау Вороновой долго беседовали в разведотделе армии генерала фон Линденманна.

— Выведывали секреты русской кухни?.. — проворчал командарм.

— И секреты кухни — тоже, — ничуть не смутился лейтенант. — А затем решили направить ее вначале в лагерь германской разведки, чтобы затем, если только она приглянется инструкторам, определить в разведшколу.