Данил Корецкий - Основная операция Страница 2

— Условия у нас будут совсем другими, — продолжал шептать Бобренков. — Каждому отдельный коттедж, прислуга, четыре тысячи в месяц. По завершении работ сто тысяч премии и выезд в любое государство.

"Или подземная тюрьма и бесплатное авторское сопровождение «изделия», — подумал Василий Семенович, но вслух ничего не сказал. Они отошли довольно далеко, сзади раздался сигнал клаксона — Маша торопила увлекшегося супруга.

— Видишь ли, Игорь, — проникновенно начал Сливин. — Произошло какое-то недоразумение. Я никогда не собирался никуда ехать. Мне и здесь хорошо. Очевидно, Николай по своей инициативе ввел в заблуждение тех, на кого работает. Так ему и напиши!

Развернувшись, отец ядерного ранцевого фугаса пошел обратно. Бобренков последовал за ним. Может быть, он и не провокатор. Просто оказался в тупике. Семь лет назад ему светила бы Государственная премия и все сопутствующие ей блага. В разоружающейся во всех смыслах стране его ждет увольнение при очередном сокращении штатов. Точно по закону — как лицо с меньшим стажем. Про гениальность в КЗоТе ничего не говорится. Вот парень и дергается, ищет где лучше. Но зачем он перекрещивает свою дорогу с чужой? Это опасно.

— …каждому, каждому в лучший мир верится, медленно падает ядерный фугас, — чтобы скрыть озабоченность, Сливин засвистел первый пришедший на ум мотив, но тут же осекся. Ассоциативная память выбрала соответствующую песенку, и Василию Семеновичу показалось, что она выдаст окружающим содержание разговора. Да, все это очень опасно.

— Я просто передал, о чем пишет Николай, — виновато сказал Бобренков. — Не обижайтесь…

— С чего мне обижаться! — как можно беспечней ответил Сливин. — Хочешь, довезу до метро?

— Да нет, спасибо… Мне на троллейбусе удобней…

— Ну смотри, — Василий Семенович протянул руку и улыбнулся, показывая, что не придает значения состоявшейся беседе.

— И еще…

В голосе Игоря вновь прорезались жалобные нотки, как будто он решил попросить третью сотню.

— Вы не Могли бы порекомендовать меня, если потребуется кого-нибудь проконсультировать? Ко мне никто не обращается, а сводить концы с концами все трудней, особенно когда задерживают зарплату… У вас уже есть своя клиентура, и я мог бы помогать…

«Черт побери!»

Преодолевая себя, Сливин улыбнулся еще шире.

— Ну, ты даешь! Какая «своя клиентура»? Что я — адвокат? Или врач-венеролог? У тех действительно заработки — дай Бог! Просто попросили пару раз замерить уровень и определить соответствие норме, вот и все. Да заплатили по сто пятьдесят тысяч за раз. Конечно, тоже неплохо, но возни много. Жена запретила зря время тратить. Так что если что-то подобное подвернется, я тебе скажу. Идет?

— Спасибо! — Бобренков с чувством тряхнул ему руку и, сильно сутулясь, направился к остановке.

Сливин подошел к испражняющейся бензиновыми выхлопами машине и сел на пассажирское сиденье.

— Я веду? Ура! — обрадовалась Маша и резко рванула с места. Обычно он не доверял жене езду в городе, но сейчас даже не сделал замечания за лихость и не высказал обычных напутствий. Она удивленно покосилась на непривычно молчаливого супруга.

— Чего ты веселишься?

Только сейчас он ощутил напряжение лицевых мышц: поспешно надетая искусственная улыбка не желала отлепляться.

— Игорь смешной анекдот рассказал…

— И я хочу!

— Смотри на дорогу и не отвлекайся. Дома.

В салоне стало жарко, и владевшее им напряжение постепенно спадало. Искривленные губы приняли обычное положение. Вначале предложение выехать, потом разговор о консультациях… Совпадение? Но когда речь идет о серьезных вещах, в случайности и совпадения не верят.

Лет восемь назад вошла в моду конверсия, на ВДНХ отвели специальный павильон для оборонных предприятий и устроили демонстрацию товаров народного потребления. У них тоже был свой стенд: выставили несколько бытовых дозиметров, противорадиационные костюмы для обслуживания атомных электростанций и тому подобную ерунду. А через пару дней в «Вечерних новостях» появляется невинная вроде бы информация на десять строк: «Научноисследовательский институт проблем расщепления ядерных материалов представил очень нужные населению приборы для определения уровня радиоактивности, необходимость которых особенно возросла после аварии на Чернобыльской АЭС…»

В институте как бомба разорвалась! На стенде-то написано: «Институт научных исследований Минсредмаша»! Откуда же настоящее, секретное название выплыло?! Первый отдел на ушах стоит, куратор из КГБ землю роет… За газету взялись, а репортеры только руками разводят: «Позвонил кто-то, или по почте пришло, у нас таких сообщений сплошной поток, в каждом номере десятки информации публикуем, а сколько в корзину уходит… Проследить за каждой никакой возможности нет, проверяем только в случае сомнений… А тут какие сомнения — все обычно: выставка есть, приборы есть, какая разница, как стенд называется? Вам что, ребята, делать нечего?» Так и кончилось ничем.

И еще случился казус. Институт выписывал периодическую литературу со всего мира, разумеется на подставное учреждение, и вдруг на настоящий, засекреченный адрес приходит письмо из Соединенных Штатов: «Мол, такой-то университет начинает выпуск нового журнала по расщепляющимся материалам, не желаете ли оформить подписку?» Снова все на ногах, снова шум, гам, суета…

Только никто это случайностями не посчитал. Расценили оба факта однозначно: как проявление интереса иностранных спецслужб к стратегически важному объекту. Зачем иноразведкам этот свой интерес афишировать? А кто их, гадов, разберет… Но выводы сделали: начальника первого отдела на пенсию отправили, бдительность усилили, инструктаж с сотрудниками провели!

А вот зачем к нему Игорь Бобренков подкатывался? Кто его подослал? Наша контрразведка, чужие разведслужбы, конкуренты? И что им всем, сволочам, известно?

Маша вела машину уверенно. За окном мелькали ярко освещенные витрины, вспыхивали разноцветные неоновые рекламы. Красные, зеленые, желтые блики высвечивали тонкий профиль с сосредоточенно сжатыми губами. Дорога требовала внимания, и она напряженно смотрела сквозь лобовое стекло. Не успевшая растаять пороша делала трассу опасной. И поведение Игоря Бобренкова было действительно очень опасным. Глядя на милое лицо жены, Сливин окончательно пришел к такому выводу.

Оставив машину на площадке, в конце панельной девятиэтажки, они пошли вдоль длинного фасада, напоминающего борт океанского теплохода. Почти все иллюминаторы освещены: скоро самый комфортабельный и безопасный в мире лайнер унесет своих обитателей в увлекательное путешествие, где они почувствуют себя спокойными, богатыми и счастливыми, где исполняются сокровенные желания, где торжествуют добро и справедливость… Жаль только, что чудесное путешествие скоротечно и прервется утром противными звонками будильников…

За мусорными баками скорчилась темная фигура, похоже, человек прятался от кого-то или по пьянке справлял нужду. Он что-то бормотал себе под нос — значит, действительно какой-то алкаш. Напротив подъезда распласталась роскошная иномарка с тонированными стеклами. Со стороны водителя стекло было чуть приспущено, в черной щели метались быстрые сполохи цветомузыки, мощные колонки выдавливали наружу рваные децибельные ритмы.

«Как они там не одуреют? — подумал Сливин. — В замкнутом пространстве… Надо иметь огрубленное восприятие и полное отсутствие эмоциональной чувствительности…»

Маша тоже обратила внимание на шикарное авто.

— Надо бы поменять нашу старушку… Такую, конечно, не потянем, но «девятку» или «Волгу» взять, наверное, можно? Как думаешь, милый?

— Можно-то можно, только ее уже так не бросишь… Надо гнать на стоянку или покупать гараж. Сплошная морока… — рассеянно ответил Сливин, а про себя подумал: лишние траты всегда привлекают внимание контрразведки, даже в современном бардаке могут взять на заметку. Он же не в частной фирме работает.

В лифте они поднялись на шестой этаж, Маша отперла недавно поставленную стальную дверь. Сливины жили в стандартной, обставленной без всяких излишеств, двухкомнатной квартире. Детей у них не было. В свое время и он и она достаточно наездились в командировки: Томск-7, Арзамас-16, Семипалатинск… А закономерность проста: если на атомных объектах работает один супруг, вероятность деторождения снижается на тридцать процентов, если оба — на семьдесят. За все надо платить.

Как только захлопнулись надежные запоры, зазвонил телефон. Словно звонивший видел, что хозяева зашли в дом. Сливин почему-то подумал об иномарке у подъезда.

— Слушаю вас, — резко сказал он в микрофон. Большое зеркало на стене отражало его до колен: среднего телосложения тридцативосьмилетнего мужчину с большим выпуклым лбом, растрепанными шапкой волосами, в расстегнутой, сброшенной с одного плеча дубленке, явно чем-то озабоченного.