Александр Тамоников - Синдром войны Страница 2

В заброшенном поселке было тихо. Ни людей, ни собак. Если здесь и оставались мирные жители, то при первых же взрывах попрятались в норы. Мурга и раньше была депрессивным недоразумением, окруженным степью, а теперь и вовсе превратилась в село-призрак. Ополченцы ушли отсюда неделю назад, не видя смысла удерживать позицию. Был тяжелый бой, обе стороны откатились, забрав своих раненых. Похоже, ополченцы увезли не всех.

Поселок состоял из трех улиц – Садовой, Степной и Карбышева. Последняя тянулась перпендикулярно первым двум с запада на восток. Народ до войны в этой местности не процветал. Добротных домов почти не было. Половина строений превратилась в руины.

Трое бойцов шли по левой стороне дороги, столько же – по правой. Они осматривали притихшие огороды с голыми деревьями. Дома не подавали признаков жизни. До пересечения Степной с улицей Карбышева оставалось несколько десятков метров. До нужного здания – порядка двухсот.

Ополченцы передвигались короткими перебежками. Вероятность засады не исключалась. Антонец на дальней стороне вырвался вперед, залег за искореженными «Жигулями». С отчаянным мяуканьем из-под машины выскочила кошка, забралась под палисадник и была такова. Все пристально посмотрели ей вслед. Вроде не черная.

Антонец махнул рукой. Перебежал Котенко. Шанько уперся в трансформаторную будку на перекрестке, где и залег под кустом. Он пополз вперед, выбрался на примыкающую улицу и вопросительно глянул на командира. Стригун показал пальцем влево. Шанько понимающе кивнул. Гуляев перебрался к водостоку, где и задержался.

Стригун затаил дыхание, боковым зрением уловил какое-то движение. За оградой что-то скрипнуло, показался согбенный пенсионер в рваной куртке и заячьем треухе. Он вытаскивал из сарая кучку дров, за ограду не смотрел, был занят своим делом.

Левин уже пошел на обгон командира, когда рвануло на соседней улице. Похоже, украинские артиллеристы начинали стрелять по принципу «на кого бог пошлет». Левин испуганно ахнул, скатился в канаву водостока, вылез оттуда красный от смущения, виновато глянул на командира.

Стригун ободряюще улыбнулся. К такому действительно трудно привыкнуть.

– Оступился, Андрюха? – осведомился Гуляев из канавы.

– Да иди ты!.. – огрызнулся Левин. – Очко-то у меня не железное.

К нужному дому на улице Карбышева они подошли с трех сторон. Строение было утоплено в глубине двора. Напротив проезжей части красовалась воронка, в которую провалились дворовая печь и часть беседки, увитой голыми стеблями плюща.

Левин вскарабкался на сарай, примыкающий к подворью с востока, распластался на крыше, взял под наблюдение часть дома. Взрывы продолжали нервировать, хотя и звучали в отдалении. Складывалось впечатление, что эта тупая пальба поднимает украинцам настроение.

Антонец перелез через забор и затаился в грядках. Котенко подполз с соседнего участка, устроился на западной стороне. Каждый боец разведгруппы знал свое место. Остальные миновали воронку, рассыпались по двору, быстро преодолели открытый участок.

Алексей припал к окну, сделал понятный знак – мол, давайте, а я прикрою. Шанько ворвался в хату без лишних эмоций на бледном лице. За ним протопал Гуляев, сопя, как паровоз. Стригун ворвался третьим.

Бойцы разбежались по комнатам. В доме было неухожено, грязно, по нему гуляли сквозняки. В задней части зиял пролом от снаряда. Лестница на чердак была разрушена, люк на потолке заперт. Бойцы за минуту убедились в отсутствии жильцов. Да и странно было бы жить в этом царствии ветров и холода.

Крышка подпола располагалась рядом с печкой, на которой эклектической композицией возвышались классический крестьянский чугунок и китайский термопот. Стригун откинул крышку и на всякий случай отпрянул. Гуляев предусмотрительно убрался за печку. Шанько приготовился к стрельбе.

– Живые есть? – поинтересовался Алексей. – Без глупостей, а то гранатами закидаем!

– Кто вы? – прозвучал из подвала слабый женский голос.

– Ополчение. – Он не удержался от шутки: – Заявку делали?

– Это не я, а мой муж. Он умер сегодня ночью.

Не было конца человеческому горю на этой глупой и беспощадной войне.

В подвал вела добротная лестница. Алексей спустился первым, поколебался и забросил «АКС» за спину. Все в порядке, прибыли по адресу. В подвале, обитом досками, горели свечи, было тепло. Тут имелась буржуйка с выводом дымохода и кучка дров. В данный момент печка не горела, но ночью помещение, похоже, отапливали. По воздуху струился легкий сладковатый запах.

Спустился Гуляев, осмотрелся. Бочки, обросшие плесенью, полки с банками, грязная посуда, консервы, обрывки перевязочных материалов, в том числе окровавленные.

В углу сидела женщина, укутанная в платки и одеяла, плакала. Ей было не больше сорока, но выглядела она старухой, давилась рыданиями. В противоположном углу лежали два тела, укрытые мешковиной. Женщина подползла к одному из них, уронила голову.

Бойцы с трудом разобрались в ситуации. Двое мертвых, столько же раненых. Оба метались в бреду. Один из мертвых – ее муж Николай. Позавчера ему исполнилось сорок восемь, а сегодня ночью от напряжения не выдержало сердце. Когда Алена подползла к нему, он был уже мертв. Все произошло быстро.

Неделю назад они затащили в подвал трех раненых ополченцев, выхаживали их, перевязывали. В подвале было самое теплое место. Имелись запасы дров, какая-то пища, перевязочные материалы. Им казалось, что в деревне никого не осталось. Несколько раз ревели танковые моторы, доносилась украинская речь. Но до подпола никто не добрался.

Позднее стало тихо. Николаю удалось выбраться наружу, отыскать почти разряженный телефон, дозвониться до гарнизона в Староброде. Один из раненых скончался вчера вечером от заражения крови. Поднять наверх они его не смогли. Николай уже неважно себя чувствовал, хотя и не понимал, в чем дело, ссылался на утомление.

Этой стойкой женщине впору было памятник ставить.

– Левин, Антонец, в подвал! – скомандовал в рацию Алексей. – Шанько, на месте! Гоша, твою дивизию, уводи корыто от подстанции. Быстро на объект!

– Командир, на северной околице стрельба! – взволнованно доложил Гавава. – Парни Кульчия отбиваются от хохлов. Эти твари лезут в поселок!

– И что? – повысил голос Стригун. – Это отменяет приказ?! Мухой к дому!

В подвал свалились Антонец с Левиным.

– Ешкин корень, это же Васька Сычев!.. – пробормотал Гуляев, отшатнувшись от посиневшего трупа. – Мы с ним еще на гражданке знакомы были, он жил на соседней улице, работал на шахте в Горбатовке. Вот же судьба-злодейка, мать ее!..

Раненые бредили. У одного гноилась простреленная нога, у второго был туго перемотан живот. Оставалось удивляться, почему он еще жив. Этих парней ополченцы тоже знали. Оба служили в первой роте батальона Зимакова и считались без вести пропавшими после боя за Мургу.

Раненых извлекли из подвала, уложили на пол. Бойцы вязали простыни, одеяла, чтобы транспортировать бедняг до БМП.

Поднять наружу тело Николая Алена не разрешила, вцепилась в руки бойцов, завыла в полный голос:

– Оставьте здесь! Я сама похороню Коленьку в этом подвале. С вами не поеду. Здесь мой дом и муж. Я никогда их не брошу. Не волнуйтесь, я не сумасшедшая, сильная, справлюсь.

Алексей растерялся. Не тащить же ее волоком в БМП?

«Ладно, пусть остается, будем надеяться, что война вот-вот кончится», – подумал он.

А на северной околице шел настоящий бой. Била пушка второй БМП, ей поддакивал пулемет. За этим гамом автоматные очереди почти не прослушивались. Похоже, силовики, по счастью, не имевшие тяжелой техники, пытались прорваться в поселок, а второе отделение их сдерживало.

Боевая машина Гававы уже была здесь. Она съехала с дороги, смяла забор, расшвыряла обломки сарая и через несколько секунд уже кружилась по двору. Лихач по имени Георгий был в своем репертуаре!

– Алексей, Бакаева ранили в ногу! – взволнованно прокричал в рацию прапорщик Кульчий. – Здесь фигня какая-то творится! Укропы обстреливают нас из степи, подбираются, видимо, хотят узнать, как у нас дела. Их порядка взвода! Нам нужны потери, командир?

– Как Бакаев?

– Живой, кровь идет, ругается.

– Олег, продержитесь несколько минут! Потом людей в отсек, всем отходить!

Потери в этот день действительно были не нужны, как, впрочем, и в любой другой. Он отдавал лаконичные команды: БМП задним ходом к крыльцу! Раненых в отделение для десанта! Остальных – туда же, включая мертвого Сычева. Не оставлять же погибшего товарища! Да, он прекрасно понимает, что десантный отсек рассчитан на шестерых, но придется потесниться! Сычева завернуть! С ранеными обращаться нежно!

Команды выполнялись прытко, никому не хотелось зависнуть в негостеприимном районе. Погрузка продолжалась несколько минут. А силовики в далеком лесу уже прочухали, где находится их враг. Взрывы смещались к центру поселка. Бойцы суетились, затаскивали раненых в узкую бронированную клетушку.