Валерий Горшков - Реаниматор Страница 2

— Аминь. Как только будем в России, папа, я сразу отзвонюсь, — пообещал громила, хватаясь за ручку и лихо запрыгивая в кабину «мерседеса».

Эх, рискнул бы он и погнал фуры напрямик. Но, знать, была у Скорпиона такая незавидная судьба.

Через семь с небольшим часов миновавшие границы грузовики будут остановлены в лесу нарядом ГИБДД, усиленным вооруженными бойцами в омоновской форме. Во время проверки документов, когда шоферам и Скорпиону будет в ультимативной форме приказано покинуть кабины, все трое будут застрелены точными выстрелами в голову из пистолетов с глушителем, а их истекающие кровью трупы сбросят в придорожный кювет. Омоновцы сядут за руль грузовиков, и фуры с контрабандными спиртовыми заводами, сопровождаемые ментовским «жигуленком» с мигалкой, рванут в сторону Пскова. Грузовики и прицепы так и не будут найдены...

В час ночи измученный бессонницей Тихий, всерьез обеспокоенный полным отсутствием связи со Скорпионом, объявил тревогу. К обеду следующего дня старик выяснил, что сославшийся на острый приступ аппендицита таможенный капитан Кузьмук ни в одну из ближайших к контрольно-пропускному пункту больниц не поступал. Просто исчез, с концами.

Менее чем через сутки после инцидента, когда на трассе у Старого Изборска будут обнаружены трупы и станет совершенно ясно, что Степаныча круто подставили, спешно посланные по следу пропавшего таможенника бойцы найдут-таки рябого в заброшенном родительском доме, возле поселка Идрица.

Провонявший от жары, облепленный жирными мухами, голый по пояс Кузьмук будет висеть в петле с высунутым синим языком. На столе, рядом с пустой литровой бутылкой водки и грязным граненым стаканом отыщется карандаш и клочок бумаги, на котором трудноразбираемыми каракулями капитан оставил просьбу никого не винить в его смерти. Последующая почерковедческая экспертиза подтвердит идентичность почерка таможенника. Себежские менты быстро закроют дело. Мало ли алкашей едет крышей...

Тихий, выдав вдовам убитых шоферов по пятьсот баксов на похороны, поклялся во что бы то ни стало найти того, кто посмел не только замочить ни в чем не повинных водил и Скорпиона, но и запятнать репутацию патриарха перед партнерами из Сибири. Даже в Свято-Троицкий храм дедок сходил и свечки поставил за упокой. Причем за упокой как несчастных дальнобойщиков и Скорпиона, так и живых, пока еще неизвестных киллеров. Впрочем, мало было в Питере бо2льших безбожников, чем Тихий. Во времена далекой молодости он одно время даже похищал «клюкву» — древние иконы из уцелевших сельских церквей и менял их у столичных барыг на муку. Тогда, правда, ментам не попался...

Лишь после месяца безрезультатных поисков заметно постаревший, ставший злым и раздражительным старик совершенно случайно, из новостей, узнал, что похожий спиртовой мини-завод, уже смонтированный и готовый к работе, обнаружен налоговой полицией аж под Москвой, в окрестностях Волоколамска, в подвале маленькой фабрики. Срочно посланный Тихим гонец тайно проник в опечатанное мусорами помещение и сверил номера агрегатов. Они полностью совпали. Не прошло и трех дней, наполненных угрозами и пытками, как следы привели бригаду костоломов Тихого из столицы обратно в слякотный Питер, к осевшему несколько лет назад на берегах Невы братку по прозвищу Новгородский Бык, или Фикса. Два передних зуба у балующегося боксом облома были выбиты и заменены золотыми. Тихий прекрасно отдавал себе отчет в ограниченности своих реальных возможностей и поэтому, узнав имя злейшего врага, буквально возликовал в предвкушении скорого возмездия. Не мешкая ни минуты, он тайно встретился со своим человеком с Литейного, отмаксал подполковнику тугой пресс гринов, и буквально через сутки за Фиксой началась слежка. Не топорная мусорская, а по высшему классу, согласно оперативной разработке аж самого Северо-Западного УФСБ! Вот что значит вовремя прикормить нужных людей.

И тут старика ждал настоящий удар! Главный бухгалтер его маленькой империи, сорокатрехлетняя одинокая и более чем непривлекательная, хотя и вполне обеспеченная дама, Наталия Георгиевна Масюлевич уже длительное время является тайной любовницей тридцатилетнего Быка. Этот пробитый боксер, как оказалось, имел извращенную склонность к страшным на рожу бабам бальзаковского возраста. Такие обделенные мужской лаской мымры, если вдруг обломится перепихон, бросаются порой на кобеля с такой страстью, словно завтра на рассвете их расстреляют. Один из актов такого безумия, имевший место в номере гостиницы «Санкт-Петербург», в качестве вещественного доказательства ребята подполковника засняли скрытой видеокамерой. Круг замкнулся. Пора было получать долги.

Брезгливо пялясь на откровенно гнусное порно, Тихий в который раз убедился в незыблемости воровских понятий, требующих никогда и никому не верить. Увы, практика показывает, что продают именно те, кому ты больше всего открываешься. А он, старый зэк, об этом забыл. Расслабился, сменив зэковскую робу на домашние тапочки. И вот наступила расплата.

— Думал, бля, всякого за семьдесят с гаком годков насмотрелся, но чтобы облезлая серая крыса оказалась такой проблядью и позволяла какому-то прыщавому бройлерному мясу гадить себе в рот! — в сердцах сжимал кулаки Тихий, исподлобья глядя на экран домашнего кинотеатра. На лице старика проступили пунцовые пятна. — В расход тварюгу! Для начала расколоть как орех, а потом изорвать до дыр, хором, сжечь рожу в соляной кислоте! — визжал старик. Он стоял возле телевизора в просторном, залитом солнечным светом зале своей роскошной восьмикомнатной квартиры на набережной Обводного канала. — Не-на-ви-жу! Пиявка, тля!

Окончательно съехав с катушек, Тихий оскалился, скорчил презрительную гримасу и вдруг, смачно харкнув, запустил пультом от телевизора в увеличивший ее трехкратно цветной широкоформатный экран, защищенный, к счастью, от такого рода эксцессов пластиком. Командир гвардии авторитета, бывший всеволожский опер Пал Палыч Клычков, угрюмо молчал, наблюдая истерику шефа.

Нимфоманка и боксер отныне были обречены. Чтобы другим впредь неповадно было разевать хайло на кусок патриарха, благообразный кровожадный старец, зело рассердившись, потребовал от Пал Палыча радикального решения вопроса.

Допрос Масюлевич назначили на завтра. Что касается расправы с фиксатым Быком, то здесь требовалась подготовка. Как-никак, а за боксером стоял сам Саша Мальцев, в группировке которого приютился лихой чужак. А вдруг это задумка Мальцева — кинуть Степаныча? Наглядно продемонстрировать старому мухомору, кто в доме хозяин...

Здесь Тихому было о чем подумать. Месть местью, а пожить сладко, несмотря на преклонные годы, еще ой как хочется! Не только ради себя. Ради жены, отказавшейся семнадцать лет назад, после скандальной свадьбы, от блестящей карьеры балерины, от милой сердцу Мариинки и навсегда забывшей про поклонников и богему. А в особенности — ради шестнадцатилетней золотоволосой немой красавицы доченьки. За нее, Аленушку, единственную во всем мире родимую кровинку, престарелый папаша был готов объявить войну даже НАТО и узкоглазым китайским братьям по ту сторону их Великой стены.

Часть первая

БАНДИТ И ДЕВУШКА

Глава 1

Леху разбудил сон. Ничего подобного ему старина Морфей на своем ежедневном бесплатном киносеансе еще не показывал. Блокбастер был что надо...

Ему приснилось, что он, Леха Реаниматор, стоит на коленях возле плахи, в рубище и деревянных колодках, а вокруг помоста беснуется и улюлюкает с трудом сдерживаемая кольцом стражников многоголосая и многоликая толпа. Все это происходит в центре незнакомого старинного города.

А возле плахи, ухмыляясь поблескивающими через прорези в черном колпаке красными свинячьми глазками, поигрывая топоришком в застарелых потеках бурой крови, стоит горбатый карлик с вывалившимся из распахнутой потертой кожаной жилетки круглым волосатым животом. Леха понимает, что это бред, сон, и отчаянно пытается проснуться. Но плотно стянутые на щиколотках и запястьях деревянные колодки не дают ему возможности шевельнуться. Палач откровенно хмыкает и, опираясь пузом на топорище, укоризненно качает головой в копаке: мол, куда ты, голубчик, денешься. Леха хочет его обматерить, но слова застревают в горле, а вместо них вырывается лишь невнятное унизительное хрипение. Палач откровенно ржет, но внезапно осекается и застывает в неподвижной позе. Где-то слева отчетливо слышится скрип деревянных ступеней. С трудом Лехе удается повернуть голову и увидеть неспешно поднимающегося на эшафот угрюмого высокого человека в длинной накидке с капюшоном. В руках у него свиток. По тому, как смолкли голоса, Леха понимает, что сейчас зачитают смертный приговор!

Страх, липкий и холодный, сковывает Лехину волю без остатка. Все отчетливее становятся звуки, все осязаемее царапающие кожу шершавые доски эшафота под коленями и облизывающие взмокшее лицо слабые порывы ветра. Он вдруг остро начинает чувствовать, как немеет слишком сильно стянутая грубой колодкой правая рука, как начинает мелко-мелко покалывать кончики пальцев. Леха находит в себе силы отвернуться от человека в сером плаще, косится на руки, краем глаза машинально отмечая сделанную еще на зоне татуировку на предплечье, изо всех сил пытается пошевелить пальцами, но, лишенные притока крови, они, лишь слегка дергаются.