Фридрих Незнанский - Последняя роль Страница 2

Никого и никогда не убедишь в том, что пьешь водку… просто потому, что хочешь водки, если на тебе приличный костюм, а на носу у тебя поблескивают очки в золотой оправе. Приличный человек по определению не должен пить водку в одиночестве. Другое дело «неприличный» — этому позволено все. Даже если он запьет водку пивом, на него никто не посмотрит косо. Потому как что же с него взять, с неприличного-то?

— Александр Борисович, вы?

Турецкий отхлебнул пива и покосился на подошедшего человека. Физиономия была отдаленно знакомая. Впрочем, слишком отдаленно, чтобы забивать себе этим голову.

— Нет, вы обознались, — сухо ответил Турецкий.

Мужчина усмехнулся.

— Не валяйте дурака. Я ведь вас узнал.

Турецкий поставил бокал с пивом на стойку бара и повернулся к незнакомцу.

— И что теперь?

— Да ничего, — ответил тот, улыбаясь. — Просто приятно видеть вас в добром здравии.

— Мне приятно, что вам приятно. Всего доброго! — равнодушно проговорил Александр Борисович и снова взялся за свое пиво.

— Эге, да вы меня, я вижу, не узнали. Я Слава Прокофьев. Владелец автомастерской, помните? Вы меня посадили четыре года назад за… Впрочем, уже не важно, за что, поскольку свой срок я оттрубил.

— Я многих посадил. — Турецкий отхлебнул пива и снова покосился на мужчину. — И что теперь? Хотите расквитаться со мной за прошлые обиды?

Мужчина засмеялся.

— Вот еще! Да какие там обиды! Если б не вы, я бы сейчас до сих пор чалился на нарах. Вы меня на два года посадили и от большой беды уберегли. Парни те, с которыми я связался… они ведь через полгода после меня сели. Только уже за вооруженный налет и убийство милиционера.

— Не повезло, — заметил Турецкий.

— Им — нет, — отозвался мужчина. — А мне — да. Не посади вы меня тогда, я бы с ними был. И получил бы на полную катушку. А теперь я вот он — перед вами! Отмотал свою полторашку и вышел за примерное поведение — чистый перед Богом и людьми.

— И готовый к новым подвигам?

Улыбка сошла с лица мужчины.

— Чего? — недоуменно переспроси он.

— Ничего. К слову пришлось.

Мужчина помолчал.

— Вижу, Александр Борисыч, у вас сегодня мрачное настроение. Что-то случилось?

Турецкий нахмурился.

— Слушай, приятель, — нетерпеливо проговорил он, — иди своей дорогой. Я тебя не помню, да признаться, и вспоминать не хочу. За свою жизнь я пересажал полсотни человек. И ни один из них не стоит того, чтобы я заводил с ним дружбу.

— Это не важно, — отрезал мужчина. — Не важно, что вы меня не помните. Главное, что я вас помню. Знаете, Александр Борисыч а я ведь о вас часто думал. Там, на киче… Поначалу думал: выйду, найду вас и убью. Даже представлял себе это. Как я вас темным вечерком, из-за угла… А потом, когда узнал про дружков своих, так Богу за вас молиться стал. Это он меня уберег. Он, но вашими руками.

Турецкий молчал. Всё, что он хотел, это зайти в бар, выпить кружку пива и побыть немного одному — перед тем, как вернуться домой и продолжить изображать из себя счастливого супруга. Но даже этого не получилось. Что же это за жизнь такая?

— Я… — начал было Турецкий, гневно сдвигая брови, но мужчина остановил его жестом.

— Я всё понял. У вас нет настроения, и вы не хотите со мной разговаривать. Что ж, может быть, когда-нибудь. Вот вам моя визитная карточка. — Мужчина достал из кармана пиджака визитку и положил ее на барную стойку. — Я ваш должник, Александр Борисович. И если когда-нибудь понадобится моя помощь, — я к вашим услугам.

— Спасибо, — мрачно сказал Турецкий, даже не глянув на визитку.

— Не за что. С Новым Годом вас! Вас и вашу супругу!

— И вам не хворать, — отозвался Турецкий, по-прежнему не глядя на незнакомца.

Тот повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.

— Александр Борисович… не знаю, вправе ли я просить. Дело в том, что я наводил о вас кое-какие справки…

— Зачем?

— Сперва — чтобы найти вас и… в общем, чтобы по-мужски поговорить. А потом… — Он пожал плечами. — По привычке, что ли.

Александр Борисович молчал, с нетерпением ожидая, когда мужчина кончит болтать и уберется по своим делам.

— Так вот, — продолжил тот, — я в курсе, что вы больше не работаете в прокуратуре. Я читал статью про взрыв в детском доме. И зауважал вас после этого еще больше.

Турецкий вздохнул и поставил бокал на стойку.

— Можно ближе к делу? — начиная раздражаться, произнес он.

Мужчина виновато улыбнулся.

— Да-да, конечно. Короче, я знаю, что вы сейчас работаете в частном сыскном агентстве. И, кажется, у меня есть для вас работа.

Турецкий усмехнулся. Ситуация была забавна. Бывший зэк, которого несколько лет назад Александр Борисович упрятал за решетку, предлагал ему работу. Какие сюрпризы преподносит нам жизнь!

— Ну, и что это за работа? — с сухой иронией осведомился Турецкий.

Мужчина посмотрел на часы.

— У меня сейчас нет времени рассказывать. Но я буду рад, если вы позвоните мне. Клиент не я, клиент мой отец. Дело у него конфиденциальное, и он сам переговорит с вами о нем. Кстати, насколько я знаю, он готов щедро заплатить. По-настоящему щедро.

«По-настоящему щедро!» Турецкий усмехнулся, но ничего не сказал.

— Визитку я вам дал, так что — звоните! А сейчас прошу прощения, но мне пора. Через полтора часа надо садиться за стол, а мне еще добираться до Медведково, и потом еще двадцать минут трястись на автобусе. Всего доброго, Александр Борисович! Буду рад, если вы позвоните!

Дождавшись, пока он уйдет, Александр Борисович допил пиво, швырнул на железную стойку смятую купюру и направился к выходу.

— Карточку забыли! — окликнул его бармен.

Пришлось вернуться и сунуть в карман эту идиотскую карточку.

После духоты бара воздух улицы, насыщенный выхлопными газами автомобилей, показался Турецкому чистым и свежим. Нужно было идти домой. Но на душе у Турецкого до сих пор было как-то странно.

Сегодня последний день уходящего года. Самого страшного года в жизни Турецкого. И не только в его жизни, но и в жизни Ирины. За прошедший год она пережила столько несчастий и горя, что другому хватило бы на всю жизнь. И всё по вине драгоценного муженька — Александра Борисовича Турецкого, когда-то отважного следака, а нынче калеки с частной лицензией, которая годится лишь на то, чтобы подтереть ею задницу! В этом-то всё и дело. В том-то и дело…

Вот и этот мужик. Лицо знакомое, но вспомнить невозможно. А ведь еще год назад он помнил — по крайней мере в лицо — практически всех фигурантов, которые когда-нибудь проходили по одному из его дел. А теперь память преподносит неприятные сюрпризы. Словно решила выбросить из головы воспоминания, связанные с работой, как ненужный мусор. Но образовавшуюся пустоту нужно чем-то заполнять. Чем, скажите на милость? Впечатлениями новой жизни? Жирным хамом Митрохиным? Его чертовым партнером, который решил в первый новогодний день прикончить своего старинного приятеля?

Турецкий сунул в рот сигарету и недовольно пробормотал:

— Не слишком ли много дерьма для новой жизни?

Затем усмехнулся, прикурил сигарету, вздохнул и медленно побрел в сторону метро.

Всё-таки Новый год — замечательный праздник. Казалось бы, давным-давно вырос, стал взрослым, да чего там взрослым — стареть самое время! — а всё смотришь на нарядную елку, всё ждешь чего-то. Будто и впрямь с двенадцатым ударом курантов жизнь переменится. Причем, в лучшую сторону.

Потом с громким хлопком вылетает пробка, шампанское льется в бокалы, затем благородную струю шампанского сменяет менее благородная, но более родная струя водки, и вдруг оказывается, что на часах уже шесть утра… Ты идешь спать и спишь крепко-крепко, по крайней мере, до тех пор, пока тебя не разбудит грохот петард, которые под окнами бросают мальчишки. Наконец, ты просыпаешься, опохмеляешься (если есть такая потребность), доедаешь салат-оливье, потом снова пьешь… И снова… А когда уже водка не лезет в горло, и от селедки под шубой мутит, ты узнаешь, что каникулы закончились и начинаются будни… И всё возвращается на круги своя.

Никаких чудес, никаких сказочных превращений. Тыква так и остается тыквой, а крысы даже не думают превращаться в прекрасных скакунов. И ты сидишь как-нибудь вечером на кухне, смотришь в темный квадрат окна, и чей-то голос внутри тебя мрачно произносит: «Жизнь — дерьмо».

Вот такие мысли роились в голове у бывшего «важняка», а ныне сотрудника детективного агентства «Глория» Александра Борисовича Турецкого.

Однако в телефонном разговоре с Меркуловым он их, ясное дело, озвучивать не стал. Зачем портить человеку настроение?

Константин Дмитриевич был приятно, по-праздничному, возбужден. По всей вероятности, он уже успел немного принять.

— Мы только что из театра! — сообщил Меркулов Турецкому, едва поздоровавшись. — Смотрели «Щелкунчика»! Думал — усну, а ничего. Понравилось даже. Смотрел?