Молодые волки - Белов (Селидор) Александр Константинович Страница 2

Едва услыхав про Чернышевского, женщины дружно застонали. Кто-то схватился за голову, кто-то полез в сумочку за валидолом. Мамаша Аньки Никифоровой, обливаясь потом, пробормотала трясущимися губами:

– Как – Чернышевский? Почему? Ведь говорили же – «Онегин»!

Пчела осторожно высвободил локоть из ее мгновенно ослабевших рук и с важным видом пожал плечами:

– Да мало ли кто что говорил! Надо было не слухи собирать, а готовиться как следует!

– Да, верно, верно… – согласно закивали пристыженные женщины.

Пчела опустил руку в карман и нащупал там пачку «Пегаса». Курить хотелось неимоверно.

– Разрешите? – он пробрался сквозь строй озадаченных матерей и бабушек и направился к густым зарослям сирени справа от школы. Там, в самой их чаще, старшеклассниками была оборудована курилка.

– Молодой человек! – робко окликнула его благообразного вида старушка. – А вы-то сами какую тему писали?

– Я-то? – переспросил Пчела и улыбнулся устало и чуть снисходительно. – Ну, разумеется по Чернышевскому…

До его ушей донесся дружный завистливый вздох. Пчела гордо расправил плечи и с неторопливой важностью прошествовал за угол школы.

Он забрался в кусты и, удобно устроившись на пластиковом ящике из-под бутылок, жадно закурил. Даже здесь, в густой тени, было жарко. Аромат цветущей сирени был настолько силен, что, казалось, заглушал даже запах духовито-термоядерного «Пегаса». Пчела выпустил вверх тугую струю дыма и представил себе лицо Варвары, когда та будет проверять его сочинение. Он самодовольно усмехнулся. Да, старушка, наверное, надолго запомнит своего непутевого ученика Витю Пчелкина!

Впрочем, уже через минуту он и думать забыл об экзамене. Его мысли совершили стремительный скачок и круто свернули к теме, не дававшей ему покоя на протяжении вот уже трех, кажется, последних недель.

Этой темой была Юлька Золотарева из параллельного класса. Странные, невообразимые вещи творились в последнее время с этой самой Юлькой, а точнее сказать – с ее бюстом. Он вдруг стал стремительно увеличиваться, расти буквально как на дрожжах, принимая столь выдающиеся формы, что оставить этот факт без внимания Пчела был просто не в состоянии. Старые Юлькины блузочки едва не трещали на ее феноменальной груди, пуговицы на них держались из последних сил. Она стала главным предметом всеобщего мужского внимания. Пацаны на переменках кучковались вокруг Юльки, как коты возле крынки со сметаной, перси Золотаревой стали неизменным предметом разговоров в мужском туалете, и Пчела, разумеется, всегда принимал в них самое горячее участие.

Жгучее желание в деталях исследовать эту часть ее тела буквально сводило несчастного Пчелу с ума. Он предпринимал отчаянные попытки добиться расположения не слишком общительной, мрачноватой Юльки, но все его старания были напрасны. «Пока напрасны», – утешал себя Пчела. Ведь впереди был выпускной вечер, на котором Витя планировал провести решительное и победоносное наступление. И все предпосылки для полной и окончательной победы у него, как он считал, были…

– Эй, Пчела! – донесся от школы голос Космоса.

– Я тут! – откликнулся Витя. Кусты затрещали – это напролом

лез его друг.

– Дай сигаретку, – выдохнул он, с размаху плюхнувшись на соседний ящик.

Пчела не без сожаления оставил размышления о вожделенном Юлькином бюсте и полез за пачкой.

– Хрен, завернутый в газетку, заменяет сигаретку… – проворчал он.

– Хамишь, парниша! – нахмурился Кос.

– На! – сунул ему пачку Пчела. – Как там Белый?

– Пыхтит… – Космос чиркнул спичкой и хмыкнул: – Листов пять, наверное, уже накатал…

Саша вышел из школы минут через тридцать, одним из самых последних. Уставшие от ожидания друзья встретили его упреками.

– Ну, наконец-то! Сколько можно! Ты что, в натуре, Толстой что ли?

– Не-а, Чехов, – чуть смущенно усмехнулся Саша.

– И про кого же ты писал, Антоша? – съехидничал Пчела. – Кем быть-то хочется, доктором что ль?

– Геологом.

– Чего? – вытаращил на него глаза Космос. – Это что, – с кайлом по горам лазить?

– А что, прикольно! – прыснул Пчела. – Прикинь, надыбает Белый где-нибудь золотую жилу и нам по-тихому свистнет. А тут и мы с тобой, Кос, подвалим! С лопатами, а?

Пчела с Космосом беззаботно и радостно расхохотались.

– Хорош ржать, жеребцы, – оборвал их Саша. – Пошли. Там Фил, наверное, уже заждался.

Троица двинулась прочь, но у школьных ворот Пчела вдруг остановился, как вкопанный, и звонко шлепнул себя по лбу.

– Яп-понский городовой! – с досадой воскликнул он. – Забыл, блин!

– Чего?

– Шпоры в сортире забыл! Пацаны, я сейчас, мухой…

Он юлой развернулся назад, но его перехватил Космос.

– Да брось ты! На хрен они теперь сдались – сочинение-то уже сдали!

– Ну да! – возмущенно отпрянул Пчела, решительно вырвавшись из рук Космоса. – Я за них червонец отвалил, а ты говоришь… Да я их осенью любому десятикласснику за четвертной впарю!

Он махнул рукой и припустил обратно. Через пару минут, радостно помахивая пачкой фотошпаргалок, он выскочил из дверей, и друзья покинули, наконец, школьный двор.

II

Валера Филатов перебрался в Москву всего полтора года назад, и это событие самым решительным образом перевернуло его жизнь. До этого он жил в спортинтернате в Горьком, а еще раньше – в детдоме в небольшом райцентре на севере области.

В детдом он попал давно: отца у него не было отродясь, а мать-алкоголичку лишили родительских прав, когда Валерке не исполнилось и десяти лет. Жизнь в детдоме была непростой, и мальчик быстро уяснил, что защитить его здесь некому и полагаться отныне придется только лишь на себя и на свои кулаки.

Валерке повезло: на малолетнего драчуна обратил внимание физрук, он и привел его в секцию бокса. Тренироваться Валерке нравилось, он целыми днями пропадал в спортзале, и результаты не замедлили сказаться. Пришли победы – сперва на районных соревнованиях, а потом и на областных. После того как он выиграл поволжское первенство «Урожая», его перевели в областной спортинтернат.

К тому времени Валерка уже понял, что в люди его может вывести только бокс. С учебой у него не ладилось, каких-то других талантов не было и в помине, а вот в спорте он мог добиться многого. Характер у него был крепкий, мужской, и на тренировках он пахал, как одержимый. Победы на соревнованиях стали привычными, но до поры до времени ничего в его жизни не менялось. Странное дело – на Филатова всерьез обратили внимание не в результате его побед, а после… поражения.

Тот бой в финале юношеского первенства Союза он выигрывал по всем статьям. Соперник – долговязый и немного нескладный мальчишка-казах – был явно слабоват в тактике. Лез напролом не по делу, часто открывался, не успевал уходить, и за два с половиной раунда Валерка напихал ему по полной программе.

Оставалось только дождаться гонга и получить свое очередное «золото». Но предчувствие скорой победы и ощущение полного превосходства над соперником сыграло с Филатовым злую шутку. На какой-то миг он позволил себе расслабиться, выключиться из боя, и тут же поймал сильнейший прямой в голову.

Он оказался на полу, судья открыл счет. На счете «шесть» Валерка был уже на ногах, нокдаун ничего не менял – победа по-прежнему была у него в кармане. Валерка принял стойку, попрыгал, всем своим видом показывая рефери, что он в порядке и полностью готов продолжить бой. Но тут случилось непоправимое: судья, не обращая никакого внимания на все его «ужимки и прыжки», произнес своим ровным, немного гнусавым голосом: «семь… восемь… девять… аут!».

Валерке засчитали нокаут! Украли, можно сказать, чистую победу!

Опешивший от такой несправедливости, Филатов выплюнул капу судье под ноги и, вытаращив глаза, в голос заорал:

– Да ты что – обалдел?

Судья попятился, на ринг выскочил Валеркин тренер и успел перехватить готового кинуться на рефери ученика.