Дочь великого грешника (Небо Монтаны) - Робертс Нора Страница 2

Соседи принесли на поминки еду. Такова давняя традиция, тут уж ничего не поделаешь. А Бесс три дня с утра до вечера готовила снедь для так называемого «скорбного ужина», хоть Уилла и твердила ей, что все это ни к чему. Чушь собачья — какая там скорбь! Народу, конечно, припрется много, но не скорбеть, а глазеть. Многих на поминки пригласили, а еще больше было таких, кто пришел незваным. Смерть Джека Мэрси отворила ворота его замка, и люди поспешили воспользоваться этим.

Дом Джека Мэрси был настоящим дворцом и полностью соответствовал вкусам хозяина. Когда-то здесь стояла бревенчатая хижина, но с тех пор миновало больше ста лет. Теперь же дом владельца ранчо расползался по земле бесформенным чудищем из камня, дерева и тонированного стекла. Полы были где деревянные, а где изразцовые. И повсюду ковры, свезенные со всего света. Став хозяином ранчо, первые пять лет он только тем и занимался, что перестраивал свое жилище. Превратил уютный дом в свою крепость.

Джек любил повторять: «Богатые должны жить богато».

Он ни в чем себе не отказывал. Собирал картины, скульптуру, а когда не хватало стен, пристраивал к дому новые помещения.

Вестибюль был имитацией античного атриума. Весь пол выложен плиткой, украшенной рубиново-сапфировым тавро Мэрси. На второй этаж ведет широкая лестница полированного дуба. На самом видном месте — резная колонна в виде воющего волка.

Многие так и застряли в вестибюле, расхаживая взад-вперед с тарелками в руках. Другие перебрались в гостиную. Там вдоль стен стояли удобные диваны розовой кожи, сверкал начищенный паркет площадью никак не менее акра, а над базальтовым камином висел портрет Джека Мэрси верхом на черном жеребце. Голова хозяина была горделиво вскинута, шляпа сдвинута на затылок, рука сжимала кнут из бычьей кожи. Гости поглядывали на портрет с опаской — многим казалось, что ледяные голубые глаза покойного видят их насквозь, и виски застревало в горле у тех, кто втайне радовался смерти Джека.

Лили Мэрси, вторая дочь Джека, зачатая и рожденная в этом доме, но затем отсюда изгнанная, чувствовала себя совершенно подавленной. Ну и дом, ну и люди, ну и пейзаж! Экономка поселила Лили в комнате, которая показалась ей невероятно красивой. Сейчас Лили забилась в угол и вспоминала эту комнату с тихой тоской: здесь было так тихо, такая мягкая кровать, мебель золотистого дерева, обитые шелком стены…

Тогда, в детстве, ей никто не мешал, она могла наслаждаться одиночеством.

Одиночество, вот чего ей сейчас так не хватало. Лили посмотрела на горы. Ну и горы. Высокие, мощные. Не то что живописные холмики ее родной Виргинии. А сколько неба! Оно тут густосинее, и еще неизвестно, чей простор шире — небес или земли.

Куда ни кинешь взгляд — пустынные луга, над которыми гуляет необузданный ветер. А сколько красок! Золото, ржавчина, пурпур, бронза. Равнина и горы словно взорвались осенью.

Мощный, красивый ландшафт. И в самом его центре — ранчо. Утром из окна Лили видела, как к серебристому ручью подошел олень напиться воды. На рассвете молодую женщину разбудило конское ржание, мужские голоса, петушиное кукареканье и еще — если, конечно, она не ошиблась — донесшийся откуда-то сверху клекот орла.

Если хватит смелости, можно прогуляться по лесистым склонам гор. Там наверняка можно встретить и лося, и лисицу, и косулю. Во всяком случае, так было написано в брошюре, которую Лили прочитала — нет, не прочитала, а жадно проглотила — в самолете, когда летела в Монтану.

Вот бы ей разрешили задержаться здесь хотя бы на пару дней. Вряд ли. Что же ей делать, куда податься?

Возвращаться назад нельзя. Пока нельзя. Лили осторожно потрогала желтый кровоподтек, густо замазанный макияжем. Наверно, все равно видно, даже темные очки не помогают. Джесс все-таки разыскал ее, хотя она так осторожничала! Он разыскал ее, и постановление суда его не испугало. Его вообще ничем не остановишь, ни разводом, ни постоянными переездами.

Может быть, хоть здесь, за тысячи миль, среди этих просторов, она сможет начать новую жизнь. Жизнь без страха.

Письмо от адвоката, извещавшее о смерти Джека Мэрси и вызывавшее ее в Монтану, было буквально даром господним. К приглашению прилагался билет первого класса, но Лили сдала его в кассу и, трижды назвавшись разными именами, отправилась в Монтану кружным путем через всю страну. Очень хотелось верить, что Джесс Кук ее здесь не отыщет.

Как же надоело бежать, прятаться, бояться…

Хорошо бы поселиться в каком-нибудь из окрестных городков — в Биллингсе или Хелене, найти там работу. Любую работу. В конце концов, она кое-что умеет. Есть диплом учительницы, есть знание компьютера. Вот бы снять маленькую квартирку или хотя бы комнату, попытаться встать на ноги.

Я могла бы здесь жить, думала Лили, оглядывая пугающие своей безграничностью просторы. Может быть, здесь и есть мое место в жизни.

Она испуганно вздрогнула и чуть не закричала, когда кто-то коснулся ее плеча.

Не будь дурой, одернула себя Лили. Джессу тут взяться неоткуда.

Джесс — блондин, а рядом с ней стоял брюнет. Бронзовокожий, с длинными, до плеч, волосами. Глаза темные, добрые, и лицо красивое, как на картине.

Но Джесс тоже красивый. Это еще ничего не значит. Красота бывает жестокой, и Лили это знала.

— Извините, — ласково сказал Адам. Таким тоном он обычно

разговаривал с маленькими щенками или больными телятами. — Не хотел вас испугать. Чаю со льдом не желаете?

Он увидел, что ее пальцы мелко дрожат, и заставил женщину взять бокал.

— Ясный сегодня денек.

— Да, спасибо, — пробормотала Лили, непроизвольно делая шаг назад. Она и сама не заметила, когда обзавелась этой привычкой — держать дистанцию, быть наготове. Вдруг придется бежать? — Я просто… загляделась. Здесь так красиво.

— Что верно, то верно.

Лили отпила ледяного напитка, постаралась взять себя в руки. Нужно быть вежливой, спокойной. Когда держишься невозмутимо, задают меньше вопросов.

— Вы живете неподалеку? — спросила она.

— И даже ближе, чем неподалеку.

Он улыбнулся и показал во двор. Голос у него был теплый, сочный, с певучими южными интонациями. — Видите вон там белый домик? За конюшней.

— Да, я обратила на него внимание. У вас голубые ставни, садик, а во дворике спит маленькая черная собака.

Лили еще накануне обратила внимание на этот дом, подумала, что он гораздо уютней и симпатичней, чем домина, в котором ее поселили.

— Это Стручок, — улыбнулся Адам. — Мой пес. Его так прозвали, потому что он обожает жареный горох. Жареный горох в стручках. Кстати, а я — Адам Вулфчайлд, брат Уиллы.

— Вот как?

Лили испуганно покосилась на протянутую ладонь, заставила себя ответить на рукопожатие.

В самом деле, этот человек похож на Уиллу — такое же скуластое лицо, такой же разрез глаз.

— Я и не знала, что у Уиллы есть брат… Значит, мы с вами…

— Нет. — Какая хрупкая у нее рука, подумал Адам. — У вас с Уиллой общий отец, а у меня с ней общая мать.

— Понятно…

Лили смутилась, внезапно поняв, что совсем не думает о человеке, которого сегодня похоронили.

— Вы были близки с… Ну, с ним, с вашим отчимом?

— Он ни с кем не был близок.

Эти слова были сказаны просто, безо всякой горечи.

— По-моему, вам здесь неудобно, — заметил Адам.

Он потому и подошел к этой женщине, что видел, как она дичится окружающих. Жмется к стенке, словно боится, что ее пихнут или обидят. И еще Адам обратил внимание на тщательно замазанный синяк.

— Я здесь никого не знаю…

Подранок, подумал Адам. Его всегда почему-то тянуло к подранкам. Милая, беззащитная, обиженная. В аккуратном черном костюме, в неброских туфлях. Высокая, почти одного с ним роста. Только слишком худенькая. Темные, с едва заметным рыжеватым отливом волосы красивыми волнами ниспадают на плечи — совсем как крылья ангела. Глаза закрыты темными очками. Интересно, какого они цвета? И вообще по глазам о человеке можно понять очень многое.