Олег Маркеев - Цена посвящения: Время Зверя Страница 20

Пальцы вожака зашебуршали под ватником. Тихо щелкнула металлическая пластинка.

— Вот и все, сучонок! — выплюнул вожак, зло ощерившись. — Хана.

Нож, тускло сверкнув в воздухе, врезался ему под левую ключицу.

— Хана… на. Нах-хр-хр, — сипло выхрипел вожак.

Он умер раньше, чем из-под ватника полыхнуло огнем и воздух забила вонь горящего пороха.

Но пальцы намертво вцепились в спусковой крючок автомата, высунувшего ствол из рваной дыры в ватнике.

Грохот выстрелов заглушил монотонный стук колес и лязг сцепки. Пули завизжали в сумраке вагона, забарабанили в стены, с треском прошивая доски. Они вырвались наружу, оставляя за собой круглые дырочки. Острые лучи света тонкими лезвиями посекли темноту.

Дикарь рухнул на колени, зажав голову руками.

Автомат, громко клацнув, замолк. И сразу же в вагоне закачалась глухая, непроницаемая тишина.

— А-а-а-а! А-а-а-а! — завыл от ужаса Дикарь.

Он орал изо всех сил, всем нутром, пытаясь заполнить в себе и вокруг себя эту страшную, неживую тишину.

Вдруг тугая пружина разжалась в мозгу Дикаря и наружу хлынул поток забытых слов:

— Мойдядясамыхчестныхправил… когдане вшутку…занемог…он… уважать себя заставил… и лучше выдуматьнемог… лондон из а капитал… грейтбритн. Вай ду ю крайвилли, вайдую край…сегодня на уроке… Бойльмариот… закон бойлямариота… Синус-косинус… Мама… Мама! Ма-а-а-ма-а-а!!!

Он кричал слова, вспыхивающие в сознании, и слышал, как человеческая речь, исторгаемая его глоткой, гудит меж стен вагона.

И Дикарь вдруг вспомнил, что ему всего четырнадцать лет…

Глава шестая. Между небом и «землей»

Серый ангел

Еще какие-то две недели назад вид из окна кабинета радовал глаз. Внизу плескалось золотое море Филевского парка, вверху разливалась голубая чистота. Золото на голубом, синева в золотой оправе. Как ни назови, все одно красиво, аж дух захватывает.

А сейчас все вдруг сделалось неопрятным и блеклым. Как турецкая дубленка, побывавшая в отечественной химчистке. Грязно-коричневое с бежевыми разводами — парк, цвета мокрой серой тряпки — небо. Бисер дождинок на стекле. Сырой сквозняк из приоткрытой фрамуги. Тоска осенняя…

Глядя на рваную дерюгу неба, Злобин подумал, что там за серой мутью есть еще одно небо, сотканное из прозрачного солнечного света. А над ним густеет синева еще одного неба, чтобы в свою очередь стать непроницаемым ультрафиолетовым небом. А дальше — за ультрафиолетовой полосой — черное небо космоса, вечная ночь, вся в переливчатых кристаллах звезд. И кто знает, какое еще небо обнимает эту бесконечную мглу? И во что бесконечно малое вложена, как в матрешку, эта непостижимая умом безмерность небес?

Большое вложено в малое, малое подобно большому. Иерархия — всегда и во всем. Каждому отведен свой уровень, и все должно оставаться на своих местах.

Раньше подобные мысли не посещали Злобина, особенно на рабочем месте. Всегда твердо стоял ногами на земле, потому что, работая «на земле», чего только не насмотрелся, но в чудеса верить не стал. Метафизику, эзотерику и прочий шаманизм считал игрой праздного ума и результатом послеобеденного томления духа. Жил как все, служил не за страх, а за совесть, считал, что для прокурорского работника достаточно неподкупности, знания человеческой натуры и буквального следования букве и духу законов. При чем тут иерархия небес и закон Баланса?

Дело об убийстве молодого следователя районной прокуратуры* перечеркнуло все прежние представления о мироустройстве. Нет, в материалах самого дела ничего сногсшибательного не было. Злобин, давя в себе природную брезгливость к грязи и подлости, вынужден был признать, что ничего из ряда вон выходящего из поганой постперестроечной действительности установить не удалось.

Но Злобин знал то, что не вошло в материалы дела. И никогда не будет предано гласности. О тайнах, в которые он теперь был посвящен, можно лишь догадываться. Знать их — удел избранных. Потому что прикоснуться к этим тайнам означает завершить земной круг жизни. Начнется новая, в которой над тобой распахнется иерархия небес.

Оказалось, среди обычных обитателей этого мира: забитых обывателей, следователей-романтиков, циников-оперов, политиков с глазами инквизиторов, финансистов-фарцовщиков, подонков в мундирах, прочих выродков и нечести разного калибра незаметно существуют иные. Не просто живут, но активно действуют, вершат правосудие и давят нежить, чтобы сохранилась Жизнь. Ни в одной сводке за все годы службы Злобин ни разу не встречал упоминания о Серых Ангелах. Но теперь знает, они есть. Более того, он — один из них. Серый Ангел…

Серый Ангел (Неразгаданная судьба)

…Человек с седыми волосами и острым орлиным профилем хранил молчание.

Злобина мучил один-единственный вопрос. Но он понял, что ответа ему Навигатор не даст. Нужно искать его самому.

Вокруг не слышалось ни звука. Полная тишина и вязкая, как смола, темень.

И вдруг он услышал слова и не поверил, что их произносит он сам. Кто-то другой, кто жил все время внутри, проснулся и заговорил. Странно, страшно, убежденный в своей правоте.

— Нарушивший Баланс не подлежит суду смертных. Наша обязанность найти и обезвредить нежить. И отдать их на суд тех Сил, которые они тщились призвать в наш мир.

Навигатор выдохнул, словно сбрасывая с себя колоссальную тяжесть.

— Ты слышал эти слова, Странник? — обратился он к сидящему впереди человеку, представившемуся Злобину Максимом Максимовым.

— Да, Навигатор.

— Ты, Смотритель?

— Да, — ответил тот, кто вел машину.

Навигатор повернулся к Злобину, и он почувствовал, как впились в его лицо глаза этого загадочного человека.

— Пойдемте, Серый Ангел, — произнес Навигатор. — Сегодня я буду вашим Проводником.

Сухая ладонь легла на руку Злобина. Пальцы Навигатора оказались твердыми, как стальные стержни.

В этот миг распахнулся прямоугольный проем, и из него наружу хлынул яркий свет.

Злобин невольно зажмурился. Наполовину ослепший, он не видел ничего, кроме четкой грани между тьмой и светом. Порога, к которому его вела твердая рука Навигатора…

Злобин вздохнул и вернулся в мир, живущий по УПК.

Папка с уголовным делом прокурора Груздя лежала под рукой. Он заранее достал ее из сейфа, просмотрел, освежая в памяти эпизоды. Закрыл и стал ждать звонка.

Его предупредили, что в ближайшее время с ним начнут происходить всякие странности. Но тревожиться не надо, просто организм перестраивается. Посвящение меняет все, даже внутренние биологические процессы.

На интуицию Злобин никогда не жаловался. Но сегодня он просто знал, что дело по убийству следователя Шаповалова у него заберут. Ровно в девять часов десять минут позвонит начальник и…

Действительно, в это время телефон ожил.

Злобин, улыбнувшись, снял трубку.

— Андрей Ильич? — услышал он голос начальника.

— Доброе утро, Игнатий Леонидович.

— Да какое там доброе! Будь добр, зайди ко мне. Да, и дело на этого мудака захвати.

— Понял, выхожу.

Ошибиться было невозможно, других дел в производстве у Злобина пока не было, а кого именно из фигурантов имел в виду шеф, Злобин уточнять не стал.

Он опустил трубку. Бросил прощальный взгляд на мокнущий за окном парк и вышел из кабинета.

Должность Игнатия Леонидовича называлась многосложно и маловразумительно — начальник управления Генеральной прокуратуры РФ по надзору за органами дознания и следствия прокуратуры. По сути лавочка была службой собственной безопасности, со всем причитающимся оперативным, агентурным и материально-техническим обеспечением.

Борясь за чистоту рядов и неукоснительное соблюдение норм УПК в нижестоящих подразделениях прокурорской системы, служба попутно, как пылесос, сосала информашку на всех и вся. А сколько и насколько дурно пахнущей ее можно получить, процеживая жижу уголовных дел и агентурных сообщений, даже подумать страшно.

Игнатий Леонидович держался по статусу в тени, но считался фигурой весьма влиятельной. Он имел право прямого выхода с докладом на шефа администрации Президента. Что это за силища — доклад в обход прямого начальства, знает только чиновник. У нас перед законом все равны, и больше всего небожители боятся стать первыми среди равных. Игнатий Леонидович, шмыгнув с папочкой за Кремлевскую стенку, мог сделать из любого полное ничто и поставить первым в очередь на цугундер.

Например, ходил один мордатый товарищ по Генпрокуратуре и, несмотря на статус временно исполняющего обязанности, чувствовал себя хозяином. Даже ремонт на своем этаже отгрохал такой, что только павлины по коридору не курлыкали. Но вышел из доверия Хозяина, и в момент сам оказался под следствием. Поговаривают, легло на стол Хозяину досье, собственной же службой безопасности собранное. Ерундовый компромат, если честно. Какие-то шуры-муры с дружеской фирмой, откат в виде двух джипов да тур для женушки… Мелкое чиновничье хулиганство, короче. Но Хозяин был не в духе, и мордастое «врио» утонуло и больше не всплыло.