Владимир Колычев - Удавка для опера Страница 20

А до суда ему сидеть здесь, в Семиречье, в изоляторе временного содержания. Не отправят его в Лесокаменск. Там ситуация может выйти из-под контроля. Рома дозвонится до Москвы, и здесь будут его друзья.

Можно не сомневаться, Степан Степаныч сделает все возможное и даже невозможное, чтобы вытащить его из этой ямы. Он проведет собственное расследование. И докопается до истины. Он выведет местную мафию на чистую воду. Для этого у него сил хватит — Роман был уверен.

Только до телефона нужно добраться. Но как?

Ответ прост — бежать. Но как это сделать?.. Вот тут-то нужно поднапрячь извилины…

Снова эти проклятые комнаты, куда так настойчиво звал его Паша. На свою погибель. И на его беду.

Вот место, где был убит его друг детства. На полу контуры его тела. Он упал примерно в этом же месте, когда Рома ударил его. Только глупо было думать, что при падении он наткнулся на стальной прут. И так два раза. Брюхом и спиной.

— Значит, вы утверждаете, что ударили потерпевшего? — сухо спросил Банякин.

Он равнодушно взирал на Рому. И капитан Фурцев откровенно скучал. А два автоматчика в бронежилетах, те даже зевали.

— Утверждаю, — кивнул Рома.

Его внимание привлекло распахнутое настежь окно. Решетки нет и в помине. Четыре-пять шагов бегом, прыжок на подоконник, выскочить в окно и во всю прыть от погони. А ведь если поднапрячься, можно запросто уйти.

Тем более с него сейчас снимут наручники.

Роман покосился на автоматчиков. А те как сонные мухи, на ходу спят. И Фурцев безразличен ко всему. Пока дотянется до своего пистолета… А у Банякина оружия нет.

Понятые вообще не в счет. И видеооператор тоже ничего не сможет предпринять.

Видеооператор. Его присутствие вроде бы обязательно. Он снимет на пленку воспроизведенные события. И, конечно же, от его камеры не ускользнет момент бегства подследственного. А еще понятые. Те тоже все увидят.

А во время бегства в отношении Ромы могут применить крайние меры воздействия. Автоматчики вдруг проснутся, Фурцев всполошится, вмиг обнажит свой пистолет. Бах-бах, тра-та-та! И все, нет больше Ромы Его тело потяжелеет на несколько пистолетных и автоматных пуль.

Классический способ устранения неугодного. Сначала следствие, а затем побег из-под стражи с летальным исходом. И никто ни к чему не придерется

Рома отправится на тот свет, а в Битово уйдет телеграмма. Мол, сотрудник вашего отдела был взят под стражу за совершение тяжкого уголовного преступления Рано или поздно такое сообщение все равно пришлось бы дать. И тут же малюсенькая приписочка. Дескать, старший лейтенант Лозовой пал смертью труса при попытке бегства из-под стражи.

Майор Круча будет здесь. Но ему ничего не останется, как признать факт совершения преступления. Ведь Рома уже не сможет сказать в свое оправдание ни слова.

Нырков и его ублюдки все предусмотрели. Только одного не учли. Рома не такой дурак, как им кажется. Он не попадется в расставленные сети. Пусть и под следствием, но он еще поживет. Поживет назло врагам.

С Ромы сняли наручники.

Опытным взглядом он заметил, как напряглось лицо Фурцева. Чуть изменились в лице и автоматчики. Настороженность в их взглядах появилась. Хотя лица по-прежнему вроде как сонные.

Рома показывал, как было дело. Воспроизводил события. И все ближе подбирался к распахнутому настежь окну. И замечал, как все сильней напрягается капитан.

Но удовольствия он ему не доставил. Он отработал весь номер до конца, но в окно так и не сиганул. — Все, можно заканчивать, — сказал Банякин. Этот тип тоже ждал, когда Рома рванется к окну. И даже несколько раз многозначительно переглянулся с Фурцевым. Мол, кто виноват, что он такой придурок?

С недовольным видом Фурцев подошел к Роману, достал наручники.

Ничего, у него еще есть шанс отличиться. Не сегодня, так завтра Рому повезут к месту, где нашли труп некой гражданки Комаровой. И там ему снова создадут все условия для бегства. Только и на этот раз он не воспользуется моментом. Не получит капитан благодарности от Ныркова. Вернее, денежной премии.

Козлы продажные'

— Руки!

Рома подал руки И в этот момент в комнате что-то рвануло. Громко, гулко И главное, внезапно.

Капитан вздрогнул от неожиданности И промазал мимо Роминых рук. Не смог надеть на него наручники.

Он не прочь был повторить попытку. Но комната вдруг заполнилась молочным непроглядным дымом. С такой быстротой боевые машины выстреливают дымовую завесу вокруг себя И тут, похоже, такой же механизм.

Только откуда этот дым?

Впрочем, Рома не стал ломать над этим голову. Он мгновенно оценил ситуацию и воспользовался ею в полной мере Оставаясь невидимым для капитана, он резко нагнулся, прошмыгнул мимо него, по памяти обогнул автоматчиков, оттолкнул понятого и бегом метнулся в соседнюю комнату с выходом на другую сторону дома.

Там дыма не было. Но имелось окно. Без решеток. Закрытое. Зато имелась грязная порванная штора.

Рому не нужно было учить, что делать в подобной ситуации. Он разбежался, прыгнул на подоконник, на полном ходу врезался в штору, которая уберегла его лицо от осколков стекла. Вместе с ней вылетел в разбитое окно, приземлился на клумбу.

А из комнаты, где он оставил капитана, громыхали выстрелы. Пистолетные. Капитан стрелял наугад, в распахнутое окно. Думал, Рома выпрыгнет в него. Только не на того нарвался.

Автоматчики молчали. Или они никак в ситуацию вникнуть не могут, или просто не решаются стрелять в неизвестность. Можно ведь в кого-то попасть по ошибке. А отвечать страшно. Видно, не с потрохами они преданы Ныркову. Или просто не верят, что он их отмажет, если что. А вот Фурцев верит…

Рома бегом бросился к дороге. У обочины стояла милицейская машина, на которой его сюда доставили. За рулем «козла» дремал водитель. Этот кемарил не для вида — полуденная жара разморила его.

Беглец влетел в машину. Водитель проснулся, но было уже поздно. Рома вырубил его легким ударом в сонную артерию, вышвырнул и занял место за рулем. Ключи торчали в замке, движок завелся с пол-оборота.

«Козел» взревел и с места рванулся в неизвестность.

— Дорогой, почему бы нам не заняться любовью? — тягуче, нараспев протянула Инга.

Блудливые глаза, язык шаловливо по губам скользит. Самка ненасытная!

— Нет, я устал, — покачал головой Нырков.

— Устал? Тебе надо отдохнуть?.. А разве не я самый лучший твой отдых?

— Я хочу немного отдохнуть. После обеда у меня важный разговор…

— А я хочу тебя!

— Вставь себе швабру между ног, — презрительно посоветовал он. — Или черенок от лопаты…

— Фи, как вульгарно, — сморщилась Инга. — С чего бы ты это?..

— А ты не знаешь?

С того дня, как она изменила ему с Голиковым, он все чаще грубил ей, все больше ненавидел.

— Дорогой, давно пора забыть про тот прискорбный случай.

Инга выгнулась похотливой кошкой, развалилась на кровати, приняла вызывающую позу. Ее красивая нога обнажилась в разрезе халата.

Обычно это действовало на него. И сейчас тоже.

— Ну ты и сука! — беззлобно сказал он.

Она восприняла это не как оскорбление, как игру.

— Твоя сука! — проворковала она.

С плотоядной улыбкой на сочных губах она встала с постели, подошла к шкафу. Достала плетку, наручники. Скинула с себя халат.

Она была неотразима.

Инга подала ему плетку, сама пристегнулась наручниками к спинке кровати. Приняла эффектную позу, выставила на обозрение обнаженную спину и чудную попку.

— Дорогой, я хочу, чтобы ты простил меня! — в экстазе простонала она.

И медленно стала извиваться.

Матвей Данилович скинул с себя пиджак. Покрепче сжал в руке плетку и подошел к ней.

— Сука! — И не очень сильно хлестнул ее.

— О-о! — сладострастно протянула она.

— Сука!!

— А-ах!! — на этот раз к ее восторгу примешалась боль.

Нырков уже хотел отбросить в сторону плетку. Но вдруг представил на ее месте Маргариту.

Маргарита просто не могла принять такую позу, бессовестно обнажить задницу. И уж она бы не допустила, чтобы ее хлестали плеткой, — не важно, игра это или нет. И никогда бы не променяла его на другого мужчину.

Маргарита — ангел. Она просто не может изменять… А эта сука… Мразь! Грязь! Ничтожество!

— Тварь!!! — взбесился Нырков.

И начал хлестать изменницу жену по спине, по бедрам, по голове. Он бил со всей силы, и она орала как резаная.

Он отбросил плетку, когда устала рука. Но взялся за трость с костяным набалдашником. И снова обрушился на нее.

Сначала Инга кричала, затем только хрипела. В конце концов она замолчала. Навеки.

Инга была уже мертва. А он все продолжал молотить ее тростью по голове. Никак не мог унять приступ бешенства.