Дмитрий Красько - Охота на охотников Страница 21

Дедок, судя по довольному виду, борьбу с зеленым змием на сегодня уже завершил, причем оглушительным триумфом, но баяна при нем не было. Вряд ли бабкина работа — скорее всего Зуев отобрал. Негоже — на обыск, и с баяном. Несолидно. Но дедок не унывал. Косил на меня хитрым взглядом и все время подмигивал. Правда, я так и не понял — то ли намекал, что неплохо бы как-нибудь извернуться и накатить еще по одной, то ли его просто спьяну нервный тик одолел.

Что до соседки, то она смотрела на все круглыми глазами, словно кроманьонец в Лувре. Возможно, раньше ей не приходилось бывать в роли понятого. А может, Зуев поделился с ней своими планами относительно статьи, которую решил на меня повесить.

Хотя, если честно, и без его планов в глазах соседей я давно выглядел буйнопомешанным, которого засунули проживать в их подъезд не иначе, как в наказание за какие-то грехи, о которых сами они были ни сном, ни духом. Потому что даже если грешить беспробудно, начиная с колыбели, столько нагрешить невозможно.

— Ну что, Мешковский? — Зуев спрятал ордер в карман и довольно потер руки. — Допрыгался. А ведь я тебя предупреждал — не делай никаких лишних движений. Не усугубляй свое положение. Оно у тебя и без того хуже некуда.

— Ты меня морально уничтожил, — проворчал я. — Можно, я прямо сейчас начну биться головой о стенку и каяться? Под протокол.

— Зря смеешься, — убежденно заявил он. — Ты, между прочим, в полной заднице. — Посмотрел на сопровождавших его ментов и кивнул им: — Давайте, мужики, начинайте. Наверное, с зала. И вы тоже пройдите туда, чтобы на ваших глазах все происходило, — это адресовалось уже понятым. Когда все удалились, он подмигнул мне (видимо, от дедка заразу подхватил): — А теперь можешь начинать каяться. Под протокол.

— Фиг тебе, — хмыкнул я. — Когда я предлагал, ты отказался. А сейчас мне самому расхотелось.

— Брось, Мешковский, — он поморщился. — В этот раз ты крупно прокололся. Тебя видели как минимум четыре человека.

— А чего так мало? Меня только что как минимум шесть человек видели. Не считая тебя. Но ты же не человек. Ты — Зуев. Так что не надо про четверых-то.

— Тебя на месте преступления четверо видели!

— Здорово, — я не собирался сдаваться просто так. По крайней мере, пока не выясню, с какими картами на руках он приперся ко мне. — А теперь давай по порядку. Кто, где и при каких обстоятельствах меня видел?

— Ну, ты наглец! Ты в курсе, что сегодня на Иванца опять было совершено покушение?

— Если я скажу «нет», ты же все равно не поверишь, правда? — я задумчиво осмотрел его. Задумчиво — потому что старался говорить аккуратно, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Это, конечно, не в моем стиле, но тут уж не до принципов — на карту была поставлена свобода. Самое досадное, что не я ее туда поставил. — Поэтому я говорю «да». Таки в курсе. А почему покушение? Мне показалось, что его укокошили.

— Облажался ты, Мешковский. Или подельники твои облажались, — в голосе Зуева было столько самодовольства, словно он сам изменил траекторию полета пули. — У него только ранение. Серьезное ранение, в шею, но не смертельное. Жить будет. И показания даст.

— Хорошо, — согласился я. — Про моих подельников мы в другой раз поговорим. А как вы узнали, что я там был? Следили за офисом? Или за мной? Так я, вроде, на хвост проверился. Хотя я не профессионал, конечно…

— Накладочка вышла, — поморщился он. — После того, как Иванец пропал, я снял наблюдение. Мой косяк. Но тебя-то на месте все равно видели. И ошибиться не могли. Секретарша ваша, Татьяна. Она сказала, что ты с ней задружиться сильно успел, и она тебя стопроцентно узнала. И машину твою.

Ай, да Танюшка! И это после той волшебной ночи, что я ей подарил?! Вот и делай после этого людям приятное. Впрочем, случилось то, что, по моим прикидкам, и должно было случиться — только и всего. Иванец с самого начала пустил по конторе слух о моей причастности к налету. А сегодня она, выскочив на звук стрельбы, увидела окровавленного шефа и меня, стремящегося поскорее свалить оттуда. В такой ситуации мог быть сделан только один логический вывод: все, что обо мне говорил Ваня — правда, и на сей раз я таки умудрился добраться до директора. Следовательно, я — наводчик и убийца, и меня просто необходимо с потрохами сдать Зуеву. Я уже давно приметил, что она не дура и при случае сумеет сделать выводы из очевидных фактов. Но и не гений, а потому на мелкие нестыковки внимания не обратит. Вот Шерлок Холмс — тот обратил бы. А Танюшка — нет. И я вздохнул:

— Понятно. Доказывать тебе, что я к стрельбе никаким боком не отношусь, бесполезно. На месте преступления я был, гордое звание основного подозреваемого заработал еще раньше. Короче, с таким багажом мне одна дорога — на Колыму, лесозаготовками заниматься. Я правильно соображаю?

И, не дожидаясь его ответа, развернулся и пошел в зал.

— Ты куда? — окликнул он меня немножко даже растерянно.

— Пойду, посмотрю, чего там твои орлы притихли. Может, они втихаря в моих книжках похабные картинки рисуют. А я этого не люблю.

— Мать твою, Мешковский! — в голосе Зуева прорезалось что-то рычащее. — Как трудно с тобой работать! Между прочим, не ты меня опрашивать должен был, а я твои объяснения слушать. Потому что я — следователь! В гробу я видал вашу демократию, если при ней подозреваемый следователя допрашивать будет. А ну, стой!

— Чего? — я таки не стал рисковать. Рычащие нотки в голосе Зуева к упрямству не располагали. А потому я послушно остановился и повернулся к нему.

— Я твою версию хочу услышать.

— Зачем? Все равно ты мне не веришь. Но, если приперло, слушай. Я был там, да. Ждал аккурат Иванца. Думаешь, я поверил, что его украли? Черта с два. Такое говно даром никому не нужно — все вокруг провоняет. Его проще было просто грохнуть еще при ограблении — так не грохнули же. Значит, сам спрятался. Логично?

— Пока да, — Зуев скучающе кивнул.

— Хорошо, хоть киваешь, — я не удержался от похвалы. — Слушай дальше. Ваня — сволочь жадная. Значит, бизнес не бросит. Значит, в конторе кто-то знает, где он. Скорее всего — главбухша. — Я слегка погордился собой. В отличие от Танюшки, я ее не сдал. Правда, приплел главбухшу, но той мои слова ничем не грозили. Я всего лишь делал предположение. К тому же она ведь действительно осталась на встречу с Иванцом, разве нет? — Вот я и решил плюнуть на дом Кобы и караулить у конторы. Если бы там не появился сам Ваня, я проследил бы за главбухшей. Все равно они должны были пересечься, чтобы Иванец мог документами полюбоваться. Ты ощущаешь стройность моих мыслей, Зуев? Это потому, что я очень логичен и последователен. Я неумолимо логичен и последователен.

А дальше я травил только правду — потому что дальше вообще скрывать было нечего. Развитие событий Танюшку никоим образом уже не касалось и вреда репутации не наносило. Несколько пострадала моя гордость, когда пришлось рассказать о жестоком обломе в виде курносого паренька, опередившего меня в последний момент и расстрелявшего Иванца — ежели я такой неумолимо логичный, то почему не просчитал подобного развития событий? Еще больше гордость пострадала, когда пришлось признаться, сколько колесил по городу, прежде чем оторвался от «Опеля» — для таксиста такое признание как нож острый.

Но я сделал это. Как-никак, для себя старался. Хотел для пущей убедительности слезу пустить, но мужественно сдержался — перебор получится. Тем более что на Зуева исповедь, как и следовало ожидать, все равно впечатления не произвела. Заявляю об этом с полной ответственностью, потому что во время рассказа не спускал глаз с его сосредоточенного, скованного профессиональной недоверчивостью лица. А профессиональная недоверчивость — это когда человек делает вид, что внимательно слушает, но головой думает одну-единственную мысль. Примерно следующего содержания: «Мели, Емеля. Все равно я лучше тебя знаю, как все было на самом деле». То есть, с гораздо большим успехом я мог бы за это время, скажем, ботинки нагуталинить. Эффект на Зуева произвел бы тот же, зато остался при чистенькой, блестящей обуви. Спрашивается — какого рожна он приставал ко мне с требованием изложить свою версию?!

Но, несмотря на досаду, охватившую меня при мысли о том, что мои соловьиные трели — суть пустое сотрясение воздуха, я довел рассказ до конца. Даже ни разу не запнувшись. Менты за это время успели переместиться из зала в спальню, за ними прошли и понятые. Дедок — слегка пошатываясь, а соседка — очень даже ровно. Но все с теми же круглыми выпученными глазами далеко впереди лица. Даже впереди титек.

Когда последний звук покинул мою правдивую глотку, Зуев сообщил вполне ожидаемое:

— Не верю я тебе, Мешковский. Ни одному слову.

— Вот прямо ни одному?

— Нет, кое-что ты мне честно рассказал. Только сам посуди, Мешковский: если там и был этот парень с пистолетом, то ему нужно было после стрельбы быстро свалить оттуда.