Дмитрий Чераксов - Крестом и булатом: Атака Страница 21

– Что за эксклюзив?

– Поговоришь и узнаешь, – обтекаемо сказал министр.

– Так не пойдет.

– Почему?

– Это кот в мешке. Я соглашусь, а потом тот же Кацнельсон мне заявит, что лодка ударилась об айсберг. Вот и весь эксклюзив. Менять МиГ на кусок льда непрактично. И непатриотично, – усмехнулся журналист.

– Да погоди ты! Какой айсберг?

– Обычный, из Арктики… Эту историю я уже слышал.

– Там было столкновение, как мне известно, – намекнул Зозуля. – Но не с айсбергом, а с чужой лодкой…

– Интересно, однако бездоказательно.

– Доказательства тебе дадут Кацнельсон и Самохвалов.

– А гарантии?

– Чего ты хочешь?

– Пусть Иосич мне позвонит. Сам. И я с ним договорюсь.

– Это реально, – согласно кивнул министр. – Только после его возвращения из Североморска…

– Раньше никак?

– Он приедет в субботу, через три дня…

– А-а! Тогда нормально, – первый после окончания отпуска ведущего выпуск «Однако» должен был выйти в эфир двадцать первого августа, до него оставалось пять суток. – Успею.

– Естественно, успеешь, – Зозуля расслабленно откинулся в кресле. – Хороший контакт с Кацнельсоном тебе не повредит. Он вице-премьер как раз по оборонке, а это твой профиль. Ты ему подсобишь, потом он тебе…

Журналист пригладил щетину на подбородке.

– Симбиоз, однако.

– Взаимопонимание, – министр поднял вверх указательный палец. – Худой мир завсегда лучше доброй ссоры…

«Кто бы говорил! – внутренне разозлился телерепортер. – Он думает, я не знаю про отстрел рекламщиков! И про то, что он самолично половину „шлепков“ заказывал…»

– Слышал о твоем конфликте с Березой, – Зозуля окончательно успокоился и перевел разговор на недавнюю пресс-конференцию. – Не больно ты круто выступил?

– В самый раз, – рыкнул журналист, со стыдом вспоминая свое поведение в холле Интерфакса. – Пьяный был, вот и не сдержался…

– И ничего. – Министр возвел глаза к потолку. – Там это оценили. Мне из Администрации звонили, сказали, что с пропуском проблем не будет.

Это был сильный ход.

Хриплоголосой и небритой «акуле пера и микрофона» намекнули, что с этого момента он сможет запросто бывать в кремлевских кабинетах и, по прошествии весьма непродолжительного времени, будет принят в околопрезидентский пул.

Конечно, при условии полной лояльности к действующей власти, а в особенности – к людям, сию власть олицетворяющим.

Платой за такую жизнь был отказ от несогласованных с Администрацией комментариев наиболее взрывоопасных тем. Пинать мелкую сошку разрешалось, даже поощрялось, дабы сошка не забывала свое место, но выше определенного уровня журналисты кремлевского пула никого по собственной инициативе не трогали. Их задачей было обеспечение достойного имиджа Первым Лицам.

Ведущий «Однако» не сделал ни малейшей попытки уклониться от предложения или попытаться выторговать себе более выгодные по сравнению с остальными коллегами условия.

В таких делах торг неуместен.

Ибо второй раз не предложат.

Почти каждый из пишущей и болтающей братии хочет, буде подворачивается такая возможность, хоть на короткое время очутиться если не на троне, то вблизи его. Чтобы потом небрежно бросить на тусовке: «Говорю я как-то Президенту…» и услышать внезапно наступившую тишину.

Приятно, черт подери!

Понимание того, что променял честное имя на мишуру приемов и презентаций, приходит позже. А к некоторым и вовсе не приходит.

Журналист кашлянул.

– Но бросать МиГ просто так…

– Не надо бросать, – министр постарался не спугнуть не успевшего свыкнуться со своим новым статусом репортера. – Проконсультируйся с Иосичем, как лучше подать материал. Он тебе и фактуру предоставит.

– Сейчас главное – лодка.

– Сам решай, – вальяжно бросил Зозуля. Вопрос о наезде на чиновников, превративших авиастроительный комплекс в дойную корову, был решен к обоюдному удовлетворению. Министра и чиновников. Первый получал оговоренный гонорар в размере сорока тысяч долларов, вторые – возможность и дальше безнаказанно растаскивать государственное добро и хапать бюджетные деньги.

По сравнению с этим радость какого-то журналюги, получившего вожделенный допуск в «высший свет», казалась министру мелочью, идентичной восторгу мучающегося от похмельного синдрома бомжа, нежданно-негаданно наткнувшегося в подворотне на бесхозный и почти полный флакончик одеколона «Красная Москва».

Когда за телеведущим закрылась тяжелая дубовая дверь кабинета, министр государственной пропаганды России откинулся в пятисотдолларовом кресле, поднял глаза к потолку и тихонько пропел:

– Ты только прикажи и я не струшу, Товарищ Миша, товарищ Миша…

В чердачном проеме здания бывшего сельсовета лопнул переливающийся огненный пузырь, вытянул во все стороны бело-оранжевые щупальца и съежился, превратившись в сгусток темноты.

На улицу вылетели разодранные мешки с песком и стальной щиток, прикрывавшие расчет ДШК. Окровавленная нога, обутая в синюю кроссовку, шмякнулась в метре от крыльца.

Отец Арсений опустил ствол ГМ-94 и послал две осколочные гранаты в окна первого этажа.

Вместе с выбитой дверью на улицу выкатилось тело и повисло на перилах веранды. Взрывная волна сорвала с лица убитого все-мясо, обнажив белые кости и зубы. Прогнувшийся назад труп обреченно скалился в усыпанное звездами небо. В кулаке у мертвеца был зажат обрывок брезентового автоматного ремня.

Священник быстро перекрестился и загнал в подствольный магазин следующие три выстрела.

Шамиль Усоев на секунду высунулся из-за недостроенной кирпичной стены, полоснул очередью по деревьям напротив, целя поверх цистерн бензовозов, и спрятался обратно.

Невидимый снайпер продолжал методично выбивать тех, кто пытался приблизиться к бронемашине. Вокруг БТР лежали четыре трупа, еще два застыли возле башни с грозно торчащим вверх пулеметным стволом. Тяжелая техника, могущая переломить ход боя, оставалась неподвижным и бесполезным куском железа.

О том, чтобы добежать через простреливаемую зону к БТР, и речи быть не могло. Все вокруг озарял столб пламени, поднимающийся от полыхающего дровяного склада братьев Исрапиловых.

Еще немного – и огонь перекинется на крайний справа бензовоз.

Тогда конец всему в радиусе сотен метров.

Восемьдесят тонн солярки растекутся огромной чадящей лужей и поглотят две трети домов, а поскольку все четыре отходящие от площади улицы имеют небольшой наклон вниз, огненные ручьи беспрепятственно скатятся аж до околиц, поджигая все на своем пути.

Шамиль сжал зубы.

Заканчивался второй час боя, а никакой определенности с нападавшими не было. Те действовали совершенно непонятно, били откуда-то издалека и никак не пытались воспользоваться удобными для грабежа домов обстоятельствами.

Грохот очереди ДШК оборвался хлопком разрыва.

Вслед за первым взрывом последовали еще два.

Усоев крадучись отбежал вглубь истерзанного пулями сада, обогнул пустой дом и осторожно пошел через двор к тому месту, где, по его расчетам, засел гранатометчик.

– В яблочко! – Вася Славин сделал шаг от оконного проема и перебросил ВСС из левой руки в правую. – Не подкачал батюшка.

– Он у нас прямо апостол Гавриил, – Рокотов прищурился и вгляделся в даль. – Правда, вместо трубы Божьего Суда – помповый гранатомет… Но на то она и современная жизнь. Добро пожаловать в двадцатый век, сволочи…

– Куда сейчас? – Дима приподнялся с пола.

– Прямо и налево. Чесанем вдоль улочки.

– А дальше?

– Попытаемся оттеснить Чичиков от площади. Тогда у нас появляется пространство для маневра.

– Хоп! – Василий коротко кивнул и первым перемахнул через подоконник в темноту двора.

Рокотов бросил последний взгляд на разгромленную библиотеку, непонятно каким чудом занесенную в горное село, и последовал за Славиными.

Усоев спрятался за поваленным стволом древнего тополя, спиленного соседом неделю назад, и аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, вставил магазин в гнездо на прикладе своего М82[18].

До группы айвовых деревьев, за которыми схоронился враг, оставалось метров тридцать.

Рожок со щелчком встал в зацепы.

Шамиль задержал дыхание и прислушался.

Впереди было тихо.

Стрельба шла позади него и левее. Довольно беспорядочная, свидетельствующая о том, что жителям села так и не удалось организовать более-менее плотную оборону. Соплеменники палили во все стороны, стараясь не подпускать к себе никого ближе сотни шагов и превентивно накрывая огнем подступы к домам.

Усоев прополз до плоского вывороченного пня и распластался между узловатых корней.

Егор Туманишвили проследил за метнувшимся в темноту человеком и спустя минуту обнаружил его позади двухэтажного кирпичного коттеджа. Мужчина спрятался за огромным бревном, под его прикрытием пробрался к какому-то бесформенному холму и начал перезаряжать оружие.