Вячеслав Денисов - Последнее слово девятого калибра Страница 23

«Судьей нужно становиться, если ты сирота, – мелькнуло в голове Антона, – без жены, детей и спаниеля». И следующее, о чем подумал Антон, были мысли о беременной жене и немецкой овчарке Рольфе, которых он оставил, уезжая в Москву…

– Боря!.. Отдаю тебе главное!

Еще раз пробежав письмо глазами, он передал его Выходцеву. Тот сложил его и уложил в карман. Судя по всему, заняться им он решил после. А сейчас ему нужно было закончить рассказ.

– За неделю до убытия в Москву Феклистова в кабинет мрянского прокурора позвонил директор завода и рассказал о каких-то документах, которые он передал судье Феклистову. Но прокурор меня уверил, что сам он об этих документах ничего не знает.

– Теперь понятно, как людям, преследовавшим Феклистова, стало известно о документах! – воскликнул Антон. – А я-то голову ломал…

– Остается лишь догадываться о том, как этот директор, настырный борец за справедливость, передал эти бумаги. Если он сделал это в Мрянске, тогда мне кажется сомнительным, чтобы Феклистов таскал их с собой. Если уж пытаться добиться истины, то не нужно носить с собой вещественные доказательства. В этом случае и голову разобьют, и документы отнимут. Мы видим, что первое все-таки произошло, а второе – нет. Значит, бумаги Феклистов с собой не вез, иначе с ним бы это произошло еще в Мрянске. Тогда как они оказались в Москве?

Струге молча снял с «Панасоника» Выходцева трубку и быстро набрал номер.

– Алло? «Комета»? Это из прокуратуры. Скажите, на имя судьи Феклистова не поступало ли корреспонденции? Да, да, того самого… Когда? Спасибо.

Повесив трубку, Антон доложил:

– Пакет на имя Феклистова Владимира Игоревича был получен им лично, на вахте, вечером предшествующего убийству дня. А письмо поступило утром того же дня.

– Вот суки! – было непонятно, в чей адрес, выразился Выходцев. – А мне ничего не сказали!.. Но Феклистов-то! Почему он сразу не передал документы директора следствию?! Ведь можно было дело отправить на дополнительное расследование в связи со вновь открывшимися обстоятельствами!..

Но эту вину Феклистова не принял Струге.

– Уважаемый Борис Сергеевич… Работа судьи предполагает не только четкое исполнение предписанных законом правил и процедур отправления правосудия, но еще и выполнение элементарных требований профессиональной этики. Судья не имеет права общаться с людьми, желающими дать нужную информацию по делу. И не имеет права приобщать к материалам уголовного дела доказательства, добытые с нарушением закона. Судья – не сыщик. Поэтому рассматривает лишь то, что сумели предоставить все стороны. И выражает мнение, основываясь лишь на том, что имеется. Феклистов вряд ли восхищен деятельностью Баварцева и иже с ним, но если в деле не будет веских доказательств его вины, он будет оправдан. Теперь, услышав от вас о Феклистове очень многое, я могу сказать о том, что люди, его убившие, совершили страшную ошибку. Он никогда бы не позволил каким бы то ни было документам попасть в уголовное дело таким образом… Никогда. Эти люди совершили ошибку…

Антон не сомневался в действиях Феклистова. Он сам никогда бы не позволил себе поступить иначе, как это сделал судья из Мрянска. Города, чьи трактора пользуются таким успехом…

Рассказ Выходцева мог быть лишь тем начальным принципом поиска возможных подозреваемых, который был способен лишь родить версию. И ничего более. Понятно, что ни Лисс, ни Баварцев, а именно об этих двух людях упомянул Выходцев как о возможных виновниках всех бед, в гостинице «Комета» появиться не могут. Более того, сам Выходцев сомневался даже в возможности их прибытия для разборок в Москву. Понятно, что если они и имели причастие к убийству Феклистова и нападению на Струге, то лишь как организаторы. Но доказать их вину, не имея показаний исполнителей, практически невозможно. Вот самое короткое изложение проблемы, с которой сталкиваются следователи при обнаружении всех признаков заказного убийства. При устойчивом словосочетании «заказное убийство» все следователи начинают морщиться, словно им в рот залетела навозная муха. Это то преступление, торопя раскрытие которого начальство и днем и ночью будет рвать печень. Приступая к расследованию данного рода преступлений, следователь прокуратуры, как правило, натыкается на одну из двух проблем. Первая – есть возможные организаторы преступления, но нет исполнителей. Вторая – есть исполнители, но напрочь отсутствуют организаторы. Выходцев столкнулся с мутирующим вариантом проблемы № 1. Если пролистать послужной список мрянского судьи, особенно ту его часть, где фигурирует полный реестр рассмотренных им уголовных дел и вынесенных по ним приговоров, то можно убедиться еще в одной удивительной вещи. За восемь с лишним лет желающих смерти Владимира Игоревича набиралось что-то около пяти-восьми сотен. Выходцеву не хватит и загробной жизни, чтобы отработать всех. «Тракторная» версия, безусловно, имеет право на существование. В этой истории замешаны люди, которым смерть Феклистова, конечно, принесет удовлетворение. И не только моральное. Поэтому пока есть время, нужно спокойно заняться Лиссом и Баварцевым. Нужно же с чего-то начинать…

Борис Сергеевич в течение всего дня слушал Струге и с грустью думал о том, что иногда ему просто необходим переводчик. Дело не в том, что Выходцев был никудышным юристом. Как раз наоборот, юристом он был первоклассным. Просто в ходе разговора судья предполагал такое развитие событий и делал такие выводы, что волей-неволей ему приходилось признавать тот факт, что за двадцать с лишним лет работы следователем он не видел еще очень многого.

Отпускать от себя Струге Выходцев не собирался. Лишь Струге знает, до какого состояния должен довести судья подсудимого, чтобы единственно верным способом спасения последнего явилась смерть первого. И главное – лишь судья может знать то, что неведомо всему остальному окружающему миру, – как правильно, с надеждой на дальнейшую безнаказанность, уничтожить человека, которого защищает закон. Судью. Государственного служащего, неприкосновенность которого закон обнес высоким частоколом без единого лаза.

Волею судеб случилось так, что Струге заинтересован в расследовании убийства, возможно, больше, нежели сам Выходцев. Борису Сергеевичу, в отличие от судьи, не угрожает опасность. Это понял даже Струге, который до определенного момента был в этой истории совершенно ни при чем. До того момента, пока любопытство не победило в нем осторожность. В то мгновение, когда он вытаскивал из рукава пожарного гидранта документы Пусыгина, он сменил свою роль стороннего наблюдателя без комментариев на роль преследуемого. И теперь Антон Павлович становился опасным сам.

Глава 2

Когда Струге ехал в Москву, он утешал себя тем, что компенсацией за беспредметное просиживание штанов в академии будет знакомство с историей России. Храм Христа Спасителя, Лубянка… И еще много чего, что казалось еще более невозможным. Может, удастся воочию увидеть переходящих улицу Табакова или Райкина. Это то, о чем думалось.

Однако на поверку оказалось, что ему не суждено увидеть не только Табакова, но и ректора академии. Все знакомство со столицей ограничивалось разглядыванием города из окна персонального автомобиля прокурора Москвы, которым вволю пользовался Выходцев. Еще недавно в душе теплилась надежда сходить во МХАТ, а теперь Антон готов был отдать все на свете, лишь бы уехать отсюда побыстрее и, по возможности, живым.

На этаже сидит охранник. Кто объяснит Струге, что он здесь делает? Внизу, на вахте, сидит бдительный милиционер, опытным взглядом выщемляя из толпы любого, кто приехал не по назначению. А на этажах – «пятнистые» ребята с чарующей надписью «SEСURITY». Что делать тут этим «секьюритистам»? Работать фильтром «тонкой» очистки после прохождения потоком фильтра очистки «грубой»? Интересно, как при такой разветвленной сети безопасности в гостиницу умудряются проникать уголовники. Проникать – ладно. Но как им удается незаметно исчезать?

Антон остановился около столика дежурной по этажу. Охранник с традиционной «спортивной» стрижкой, неуютно шевеля шеей в хомуте куртки, разгадывал сканворд. Шея аллергически розовела и выдавала мучения ее хозяина. Пробежавшись по сканворду глазами, Струге определил, что страж порядка мучается над вопросом: «Сын деда?» Неудивительно, что лист девственно-чист.

Рядом со столиком стоял еще один стул. Опустившись на место дежурной по этажу, Антон только сейчас привлек к себе внимание. В глазах двадцатилетнего парня стоял вопрос, и было непонятно, что его мучает – как правильно написать слово «отец», или недоумение по поводу появления незнакомца.

– Я живу на этом этаже, – пояснил Антон Павлович. – А вы, стало быть, тут несете службу. Тяжело?

– Да нет вроде…