Вячеслав Денисов - Иди и умри Страница 23

Иванов В.Ф., Зиновьева Г.Л., Мащук Л.А., Мащук П.А. и еще подряд четыре Мащука с вариантами: Мищуков, Мащуковский, Мащукинский, был даже просто Мащ, о котором ни Струге, ни Пащенко слыхом не слыхивали.

– Я на пенсию выйду быстрее, чем отработаю это стадо, – признался следователь.

– Не сметь абонентов называть стадом, – возразил Вадим Андреевич. – Потому что если я сейчас начну выяснять, чей телефон заканчивается на «шестьдесят девять», то выяснится, что в этом стаде находится мой следователь по особо важным делам. Работай, и работай с воодушевлением. Иначе твоя пенсия наступит гораздо быстрее, чем ты проверишь первый десяток.

На улице Струге посмотрел на часы. С момента их ухода из подвала прошло два часа и сорок пять минут.

– А он не выберется оттуда? – вдруг пришло ему в голову.

– Дверь, которая там стоит, стальная. Так вот я ее из квартиры переставил, когда на новую менял. Но если и выйдет… Я хочу посмотреть, как он в темноте выход искать будет.

Через полчаса они возвратились, и Струге убедился, что Пащенко был прав.

– Сюда, сюда!! – завизжал, увидев через щель в двери свет зажигалки, «джипер». По хрипотце в его горле нетрудно было догадаться, что все это время он орал, призывая на помощь, не переставая. – Откройте дверь, пожалуйста! Меня по ошибке соседи закрыли!..

– Вай, ловок! – вскричал зампрокурора. – Сейчас открою…

Некоторым людям, чтобы озвереть, достаточно три часа и пятнадцать минут в полной темноте. Как только в двери раздался щелчок последнего оборота замка, она выскочила наружу, едва не нанеся Вадиму увечья. Водитель джипа, дыша, как загнанная лошадь, рванулся в проход, но тут же, получив удар в грудь, снова влетел в «овощехранилище».

– Ты посмотри, Пащенко, сколько энергии! – Струге шагнул, потирая руку, внутрь. Парень полусидел-полулежал, опершись локтями в стену, и оловянными – насколько позволял расцветить глаза тусклый огонек зажигалки – глазами смотрел на черные тени, вставшие перед ним. – Итак, молодой человек, судья из меня вышел. Со мной такая ерунда случается постоянно, едва жизни начинает угрожать опасность. Вам знаком молодой человек, управляющий джипом, номер которого – «восемьсот восемьдесят восемь»? Модный номер, так что, думаю, вспомните сразу.

Пащенко почесал переносицу и снова зажег свечку. Этот номер он тоже помнил. «Спецпродукция» ГИБДД висела на бамперах второго джипа, отъехавшего от стадиона «Океан».

– Да что с тобой происходит? – удивился Струге. – Мы что, в партизанов играть будем? – Коротко размахнувшись, он влепил парню пощечину. – Я спросил тебя!

– У меня клаустрофобия! – заорал тот, и лицо его приняло землистый оттенок, странный даже для света свечи. – Я с ума схожу!.. Выпустите меня или покажите улицу! Покажите мне улицу!..

– У меня с собой есть открытка с видом Монмартра. Пойдет? Послушай, идиот!..

Пащенко видел, что Антон потерял терпение. Теперь его обязанность заключалась в том, чтобы вовремя остановить друга. Струге, этот честнейший человек, прекрасный юрист и опытный судья, терял все свое существо, стараясь обезопасить себя и свою семью.

– Мне неприятно говорить об этом, – продолжал Струге, проговаривая слова прямо в лицо водителю джипа, – но твой друг оказался таким же идиотом, как и ты. От его уверток и дерзости любого нормального человека может стошнить! Я надеялся, что он захочет жить и будет грузить тебя, но… – Струге в ярости провел рукой по волосам. – Но он не сделал этого! Он оказался верен вашей чертовой дружбе! Ты один, парень. Ты остался один… И я думаю, ненадолго.

По помещению метались тени от колыхающегося огня свечи, нестерпимо пахло сигаретным дымом, и затхлый воздух напоминал запах могилы. Парень, глядя прямо в лицо судьи, искал выход и не находил. Отсюда не было выхода. И глядя в это раздосадованное, почти перекошенное лицо судьи, невозможно не поверить тому, что он говорит. Парня как-то раз брали менты, но тогда было все наоборот.

– Твой друг все рассказал, – говорили они, надеясь на глупость молодого человека. – И он валит тему на тебя. Говорит, что машину вы угоняли вдвоем, но организатором был ты. А он даже не знал, что эта машина угоняется.

«Нет, – логично должен был вскричать – и этого ждали менты – парень, – это я ничего не знал! Это он предложил прокатиться! А я только сел в салон, ничего не зная!»

И все в поведении ментов тогда было ясно и понятно. Парень сказал им, что если друг считает, что они угоняли машину, то пусть он за это и отвечает. А он, парень, ничего не знал.

И менты отпустили. Обоих, потому что друг ничего им не говорил.

А сейчас не верить нельзя. Струге говорит, что друг ничего не сказал! Он не сознался!! И его эта сволочь убила! И он теперь один!.. Один, но ненадолго?!

– Вадим, сходи в машину, принеси из багажника монтировку, – тихо попросил, повернув голову к двери, судья. – Только оботри, она липкая и скользкая… И не «светись» сильно…

Когда Пащенко спустился вниз, сжимая в руке обрезок трубы (на СТО делали «развал-схождение», да так и забыли), он клялся себе, что ни за что не отдаст его в руки судьи. Струге мог не задумываясь проломить «джиперу» череп. Кажется, его друг теряет рассудок, и это было объяснимо. Если тебя в течение недели стараются убить, да делают это так упрямо, что начинает раздражать, то клаустрофобия покажется лишь небольшим головокружением. Однако Пащенко терзал себя клятвами напрасно. Он еще не спустился до основания подвала, а до его слуха уже доносилась торопливая речь. И это говорил не Струге…

– …я знать не знал. Генка говорит: «Хозяин велел отморозка к ответу призвать». Я говорю: «Что значит – призвать? И какого отморозка?» Генка объяснил. Отвез меня в кафе, что на Нахаловке, заказал водки и два часа кряду говорил мне, что судья паршивец, адвокат лох, но последний тут ни при чем, он все, что мог, сделал. Сами виноваты, нужно было из Москвы заказывать.

– Подожди, подожди, – говорил в темноте Струге. – Что за хозяин?

Пауза затянулась, и Антон Павлович вынужден был повторить.

– Это отец того, кого вы на шесть лет… Без права переписки…

– Почему без права? Пусть переписывается. А вот когда он Хозяину писать будет, он что на конверте напишет?

– Коровякову Николаю Владимировичу, папе. Улица Вербная, дом семнадцать, квартира семьдесят два. – «Джипер» подумал и добавил: – Тернов, Россия.

Пащенко похолодел одновременно с восклицанием Струге.

– Это тот Коровяков, что в мэрии за начальника департамента по транспорту?!

Ответа слышно не было, но по хмыканью Струге Вадим догадался, что знак согласия парень все-таки подал.

– Вот оно как… Ну, ладно, продолжаем…

– Вот Генка и говорит: «Есть такой Кургузов, он восемь лет назад осужден был, а сейчас освобождается. Хозяин велел встретить его у самых ворот зоны и увезти на дачу под Терновом. И с этого момента от имени Кургузова будем грузить судью. Если он денег за Коровякова не возьмет, сына не освободит и попрет напролом, тогда у нас будет запасной вариант, чтобы последний ход остался за нами. Статья, говорит, у Коровякова поганая. С ней на зону хоть не едь. Если не на этапе Коровякова запрессуют, то в лагере – точно».

– Дальше.

Пащенко уже надоело стоять в собственном подвале с трубой в руке, где любой из соседей, спустившийся вниз за картошкой, обнаруживший заместителя областного прокурора со странным предметом, имел полное право делать о прокуратуре соответствующие выводы. Однако шагов наверху не слышалось, и Вадим Андреевич решил оттягивать момент своего появления до последнего. Пока все шло неплохо для следствия…

– Дальше мы Кургузова встретили, отвезли на дачу к Коровяковым. Я до самого последнего дня не понимал, сколько этот заморыш будет там сидеть. А потом понял…

– Объясни, что ты понял. – Вопрос, достойный судьи и следователя. Заставить подследственного или подсудимого развивать тему без наводящих вопросов, пропитанных подсказками.

– Я на самом деле ничего не знал, – звучал осипший от недавних криков голос молодого человека. – Генка сказал, что Хозяин зовет человека из Питера и этот человек будет за нас делать дело. Нам, как объяснил Хозяин, соваться в эти разборки нельзя, потому что, во-первых, мы перед вами уже «засветились», а во-вторых, в городе мы легко узнаваемы. Генка на карандаше в УБОП местном, так что, если опера телефонный разговор запишут, первым забраслетят Генку. Он у них по линии телефонного шантажа уже фигурирует в полный рост. Одним словом, нашей задачей было лишь Кургузова на даче содержать. А что еще нужно будет сделать, это я только после узнал…

– Рассказывай, – мягко нажал судья.

– Хозяин вдруг позвонил и сказал, что дело сделано, у Струге неприятности. Генка, в отличие от меня, все понял, велел мне и Кургузову одеваться и выходить на улицу. В машине сказал, что поедем на пикничок. Мол, дело заканчивается, все останутся довольны. Хозяин посулил Кургузову тысячу долларов за неудобства… – Голос парня затих, а потом вдруг взорвался с какой-то неведомой страстью: – Да какие неудобства?! Четыре дня пидора холили и кормили!.. Эта погань нажрется, мы приезжаем – он лежит посреди комнаты, вся шкура зассана, как из брандспойта залита!..