Виталий Дёмочка - Бывший Страница 24

Отыскав те самые пять тысяч «баксов», которые забыл куда засунул, он положил сверток в пакет с тем самым подарком, который когда-то купил ей, но подарить так и не успел. Проехав за час по всем местам, где она могла быть, он нашел ее машину возле одного из домов, где жила ее подруга. Перед тем как сесть отмечать, она обычно объезжала их, потому что на вечер не приглашала. И ожидая ее, Виталий усиленно подбирал слова, которые ей скажет, что тоже было очень не легко. Два или три раза уже решался уехать и не пытаться просить прощения, но, позвонив и услышав одни и те же слова оператора «идет захват с кассет, надолго еще», оставался и вновь пытался собрать сбившиеся мысли. А когда увидел идущую к своей машине Ириску и вышел ей навстречу, по спине пробежал такой холодок, какого он не испытывал, даже когда в начале 90-х его несколько раз пытались убить. Он настолько боялся ее отказа, что как только подошел к ней и попытался заглянуть в глаза, сразу забыл все приготовленные слова и замер в оцепенении. Она стояла, отведя взгляд, но так ничего и не услышав от него, стала обходить.

— Подожди, — сказал Виталий, вновь преградив ей дорогу. Но так как в голове была полная каша и даже язык не слушался, не нашел ничего умнее, чем сказать, протянув пакет: — Возьми, это тебе.

— Не надо, — очень тихо ответила она и мягко отвела его руку в сторону. Но он так и не мог ничего больше сказать, и она решительно обошла его, и, сев в машину, уехала.

Виталий до сих пор проклинал себя за проявленную тогда слабость. Тупо простояв без движения еще минуту, он со злостью зашвырнул пакет с подарком в сторону мусорных контейнеров, совсем забыв, что туда же положил деньги. Все те самые купюры, которые, где-то в подсознании, хранил скорее всего именно для этого. Когда, уже отъехав и вспомнив про них, он пулей вернулся назад, пакета уже не было.

Сейчас, вспоминая это все, он тоже не был уверен, что сможет ей что-то сказать. Он собирался просто посмотреть на нее со стороны, чтобы опять не выглядеть идиотом. Хотелось просто ее увидеть. Но когда она подъехала к своей парадной уже на новой машине и пошла домой, нестерпимо захотелось посмотреть ей в глаза. Увидеть, осталось ли в них хоть какое-то чувство к нему, или он увидит в них уже чье-то другое отражение. Понимал, конечно, что глупо рассчитывать не то что на чувства, но даже на хорошее отношение к себе, после того, что было. Так же понимал и то, что если уже захотелось не только увидеть с расстояния, а уже и в глаза посмотреть, то захочется и сказать что-нибудь. И вполне может опять от волнения сморозить глупость. Но поделать с собой ничего не мог и стал ждать ее выхода.

Ирина Пивоварова не знала о приезде Виталия, и, надеясь избавиться наконец от тоски по нему, переписывалась по Интернету со своим турецким знакомым, которого уже можно назвать было другом. Она даже придумала, что скажет родителям насчет «необходимости» поездки в Турцию. Ей не удавалось избавиться от мыслей о своем бывшем возлюбленном, не проходило и дня, чтобы она не вспоминала его и не хотела набрать номер его телефона. Но она всерьез надеялась, что поездка к виртуальному другу все изменит, и настраивала себя на то, чтобы проехать Москву спокойно и не звонить Виталию. Ирина уже поняла, что когда его нет близко и нет возможности его увидеть, постепенно она должна все-таки, если не совсем забыть, то хотя бы избавиться от навязчивых мыслей о нем, ведь время может вылечить и не такую боль. Оставался занозой в голове только номер его теперь уже и московского телефона, который она не могла вырвать из блокнота или стереть из памяти телефона просто потому, что знала оба номера на память. А человеческая память, это она уже хорошо знала, не компьютер, где можно стереть и забыть все, что захочешь. Правда, вот уже несколько месяцев ей удавалось не набирать их, даже чтобы просто услышать его голос, но оставалось еще преодолеть самый основной соблазн, пребывание ее в Москве.

Поднявшись по лестнице к своей квартире, где она жила с самого детства вместе с родителями, которые потом переехали в коттедж, она позвонила в единственную дверь на этаже, принадлежавшую не ей. Там продолжала жить с матерью подруга ее детства, с которой она проводила почти все свободное время в последние месяцы, с тех пор, как закончила институт. Заходить домой и видеть мужа очень не хотелось, но она решила поехать покататься на коньках и взять сына. А потому все же, предупредив подругу о поездке на каток, зашла к себе домой.

— Толик, собирайся и коньки бери, поедем кататься, — сказала она играющему на компьютере сыну и пошла переодеваться.

Муж, слава Богу, не вставал из-за своего компьютера и не вышел даже, когда они, уже одетые стояли на пороге. Вообще с тех пор, как вопрос развода из-за Виталия отпал, он опять перестал уделять внимание ее ребенку, которое усиленно проявлял тогда перед ее родителями. Ей-то его внимание и не было нужно, и хорошо, что не вышел. Уходя вспомнила, что забыла на столе приготовленный фотоаппарат, она шепотом попросила сына его принести.

Благополучно избежав встречи с мужем, они все втроем поехали на каток, который располагался на замерзшем пляже. Хозяева пляжа не стали мелочиться и, расчистив большой квадрат льда, огородили его и заливали прямо водой из озера. Большая площадь катка позволяла кататься множеству людей, и даже близкие знакомые, бывало, не сразу там встречались.

Когда Толик первым, быстро надев коньки, убежал кататься, Ирина обратилась к подруге:

— Я фотоаппарат взяла. Пофоткаешь меня, ладно? Только одну, без Толика.

— Почему? — удивилась та.

— Хочу турку своему послать по электронке, я ему пока не говорю ничего о сыне. Если сложится что-то, тогда уже скажу, как раз и проверю его чувства. А то я чувствую, что уже уйду скоро от своего придурка.

— Да ты что?! — восхитилась подруга, — ну ты молодец! Но если хочешь чувства турка проверить, то лучше сразу скажи про ребенка. А он что, уже говорит, что любит?

— Намекает, но открыто, — улыбнувшись сказала Ирина, — говорить пока не буду, а то возьмет сачканет. Я-то с ним пока не для этого общаюсь. А уже после встречи с ним, видно будет, что дальше делать.

— Родители отпустили в Турцию? Ты что сказала, на отдых?

— Да найду, что сказать, отпустят, думаю, — отвечала Ирина и, встав на коньки, передала ей цифровой фотоаппарат.

— А если Толик увидит, что ты фотографируешься, и к тебе подскочит? — спросила соседка уже на ходу.

— Ну, фоткай. Все равно момент выберем, не будет же он все время за мной бегать.

Немного покатавшись для начала с сыном, она с подругой уехала фотографироваться на другой конец катка. Народу в этот день было не много, и если бы был кто-то из знакомых, его можно было бы без труда разглядеть в редких рядах катающихся людей. Но, позируя перед фотокамерой, она не заметила, как сзади кто-то подъехал к ней и, прижав к себе, закрыл глаза руками в перчатках. Согласно игре, нужно было угадать, кто это, и она стала соображать. И в этот момент Ирина прямо через теплую куртку почувствовала сильное сердцебиение человека, закрывшего ей глаза. Оно с такой силой отдавалась на ее спине, прижатой к этой груди с таким взволнованным сердцем, что она с трепетом поняла, кто это может быть.

Пулей летя по скользким местами улицам за своими коньками, после того, как он увидел вышедшего на лед Толика, Виталий еще не думал, что он решится на такое. В душе, конечно, знал, что захочет уже не только в глаза посмотреть, но и сказать что-нибудь. А когда со скоростью звука, надев коньки и выскочив на лед, подъехал к ней, руки сами потянулись к Ирине, и сдержать себя он уже не смог. Голова, как и предполагалось, перестала работать.

Когда Ирина стала потихоньку убирать его руки и освобождаться из его объятий, он стал собирать в кучу свои мысли, чтобы сказать что-нибудь. Ее подруга, широко раскрыв глаза и рот, застыла с фотоаппаратом, безмолвно наблюдая за этой сценой. Высвободившись, Ирина побоялась смотреть ему в глаза, опасаясь своей слабости, и, смотря ему под ноги, тихо произнесла только одно слово:

— Зачем?

Виталий тоже опустил взгляд, ища на льду нужный ответ. И когда он уже что-то сообразил и пытался сказать, она подняла голову и посмотрела на него. Все опять сбилось и смешалось в его голове, когда он почувствовал этот взгляд. Ему не нужно было даже смотреть на нее, чтобы понять, что происходит в ее душе. Так и не сумев взглянуть на нее, он так же тихо проговорил:

— Прости, больше не буду.

Развернувшись, Виталий медленно поехал к другому краю катка, где стояла машина. Несмотря на то, что он был в очках, люди узнавали и улыбались, здороваясь, молодежь сбивалась в кучки и шепталась между собой. Все видели, к кому он подъезжал, и все обсуждали это во всех красках. То, что в фильме была показана реальная история, было не новостью, когда к Ирине, запинаясь и падая, подбежал на коньках Толик и стал что-то говорить, показывая на удаляющегося Виталия, люди стали соображать, что к чему. Перед выездом с катка на шею Виталия бросилась откуда-то взявшаяся одноклассница и стала что-то весело щебетать на ухо. Но он ее совсем не слышал. Развернувшись, он смотрел вслед тоже уходящей с катка вместе с сыном и подругой Ириске. Не он один смотрел не нее. Вместе с ним ее провожали взглядом все немногочисленные посетители катка, и, когда они увидели, что она садится в «Ленд Крузер» последней модели, какой фигурировал у нее по фильму, для них все сошлось, и они принялись живо это обсуждать, поглядывая на Виталия.