Евгений Сухов - Власть Варяга Страница 24

Шакалы, мать твою! Сейчас начнут окружать, а когда один из них окажется за спиной, это будет знак к тому, что можно рвать лоха на части.

— Давай отойдем в сторонку, перетереть надо, — проговорил тот, что был ближе остальных.

Прозвучало это спокойно, без особой вражды. Явно было рассчитано на то, чтобы усыпить бдительность.

— А в чем, собственно, дело, ребята? — беспечно поинтересовался Ростовский, припустив в голос озабоченности.

— Ты что, от бабы боишься отлепиться? — ядовито хихикнул щуплый. — Спросить кое-что хотим.

— Ну, если так, — Ростовский мягко освободился от крепкой ладошки Лады.

— Не ходи, — вполголоса взмолилась Лада. — Я ведь только что тебя нашла. — Нижняя губа девушки заметно подрагивала.

— Что ты волнуешься, глупышка? — с недоумением спросил Ростовский. — Посмотри на них. Ребята мирные. Зададут пару вопросов, и я вернусь. Ты постой здесь.

— Умоляю тебя, останься, они тебя убьют, я же их знаю! — горячо зашептала в самое лицо Лада, а ее тоненькие пальчики потянули его за пиджак.

Они уже вышли на улицу. Боковым зрением Илья заметил, как низкорослый понемногу заходит со спины, будто бы случайно. Удивляться тут нечему — у шакалов и крыс схожие привычки, любят кусать исподтишка, со спины. Блондин внешне выглядел вполне доброжелательно, даже располагающе.

— Ты чего, боишься, что ли? — поинтересовался он с заметным укором.

Коротышка, стоявший рядом, мелко захихикал.

Илья скупо улыбнулся. Прием был не нов и рассчитан на мужское самолюбие. Это какой же мужчина захочет оказаться трусом? Как же он после этого будет смотреть в глаза людям, тем более любимой девушке? Вот только разговаривать придется ему одному с целой толпой беспредельщиков. А законов, как известно, для них не существует. Затопчут! Не одного такого отважного после подобной милой беседы относили на погост. Выходит, и твоя очередь пришла.

Илья улыбнулся шире.

— Отчего ж, давай пройдемся, — спокойно произнес он, ободряюще улыбнувшись Ладе.

Крепышу оставалось всего лишь два шага, чтобы зайти ему за спину. Он станет не только невидимым, но и получит ощутимое преимущество для нападения. Илья даже представлял, как его завалят во время дружеской и как будто бы ничего не значащей беседы. Блондин не станет размахивать руками и угрожать, он будет беседовать вполне по-доброму, возможно, даже будет улыбаться, а в это время коротышка воткнет ему в печень финку. А дальше темнота и абсолютные непонятки.

А вот этого делать не стоило — раздался щелчок, вроде бы совершенно безобидный, но Ростовский знал, что именно с таким звуком срабатывает пружина, выбрасывая из рукояти сложенное лезвие.

— Да тут недалеко, — ободряюще проговорил блондин, увлекая за собой Ростовского. В знак добрых намерений он даже повернулся к Ростовскому спиной. Дескать, смотри, какой я отважный.

Вот только торопился он не на свет, а в самую темень, к подворотне.

Крепыш шел сбоку и тоже как будто совершенно беспечно, даже насвистывал какой-то пошловатый мотивчик. И тут Илья осознал, что следующего мгновения для него может не быть, он просто не успеет дойти до подворотни и, сломавшись в поясе, останется лежать под ночным фонарем в луже крови.

Развернувшись, Ростовский увидел, что крепыш уже отвел назад руку для удара. Через секунду лезвие, описав плавную дугу, собрало на стальной поверхности мерцание звезд. Ростовский качнулся корпусом вбок и почувствовал, как финка легко и безжалостно распорола полу пиджака. Подавшись вперед, Ростовский ухватил выброшенную руку и с силой ударил коленом по локтевому суставу. Послышался громкий и неприятный треск ломаемой кости, и тотчас раздался душераздирающий вопль. Вкладывая в удар всю скопившуюся злость, он коленом поддел согнувшегося крепыша в лицо.

Этот уже не боец! Шакал поджал хвост.

Ростовский даже не понял, как нож оказался у него в руке. Скорее всего он поймал его рефлекторно в тот момент, когда трещали лучевые кости и оброненное оружие падало на землю. И сейчас, вооружившись финкой, он был страшен. Блондин, открыв рот, сосредоточил свое внимание на сверкающей стали, еще миг, и финка, распоров коричневую рубаху, вошла в его брюшную полость.

— О-ох! — выдохнул блондин, сделав крохотный шажок назад.

Секунду Илья боролся с ненавистью. Вот он, враг, на расстоянии вытянутой руки. Стоит только воткнуть финку на всю длину лезвия и разок повернуть клинок, и все будет кончено. «Если доберется в ближайший час в больницу, будет жить», — как-то мимоходом подумал Илья.

— Живи, сука! — скрипнул зубами Ростовский, наблюдая за тем, как блондин, зажав рану в боку, отступает в подворотню.

Развернувшись, он коротким ударом полоснул по лицу щуплого и успел заметить, как тому на ладони брызнула кровь. Отбросив нож в сторону, он сделал один большой шаг навстречу крепышу.

— Тебя я одними руками заломаю, — не зло, но очень убедительно пообещал Ростовский.

Крепыш попятился назад, натолкнуся спиной на фонарный столб и, будто бы очнувшись, побежал прочь.

Все произошедшее заняло не более двух минут. Лишь официант, вышедший на шум, единственный свидетель случившегося, завороженно и с каким-то немым ужасом взирал на Ростовского.

Илья порылся в карманах, вытащил пятьсот рублей и небрежно сунул ему.

— Извини, браток, что так получилось. Это тебе за беспокойство. Ты не обиделся? — вежливо поинтересовался он, посмотрев в его расширенные глаза.

— Что вы, что вы! — официант мелко замотал головой.

— Ну вот и славненько! А то, знаешь ли, всякое может быть. Не люблю людей обижать.

Лада все-таки не выдержала, сбежав по ступенькам, она быстрым шагом направилась к Илье.

— С тобой все в порядке?

— Не беспокойся, дорогая, все хорошо. Ну, чего встала, пойдем, — несильно, но решительно потянул Ростовский Ладу за локоть.

Уже когда они отошли на порядочное расстояние, вслед им раздался отчаянный крик официанта:

— Спасибо!

Халдей возвращался к жизни.

Несколько долгих минут они шли молча. Краснопресненская набережная была пустынна. Впрочем, нет, впереди стояли двое, облокотившись о гранитное ограждение. Но то влюбленные, милые молодые люди, где их только не встретишь!

Вода в реке выглядела темно-серой, зловещей, под стать случаю. В такой только топиться. Далеко за спиной послышался вой кареты «Скорой помощи». «Оперативно, однако, приехали, — зло хмыкнул Илья, — значит, будет жить. А вот милиции пока не слыхать».

— Ну и друзья у тебя, хочу я сказать, — наконец выдавил из себя Илья.

Лада слегка прибавила шаг, но Ростовский твердо и одновременно бережно придержал ее за руку.

— Они мне не друзья.

— Тогда кто же?

Илья с силой развернул к себе Ладу.

— А ты уверен, что хочешь знать правду? — вызывающим голосом спросила девушка.

С удивлением Илья обнаружил, что Лада была высокого роста, странно, что он не замечал этого раньше. Может быть, потому, что чаще всего они общались, так сказать, в лежачем положении?

— Уверен, мне интересно знать о тебе все!

— Так вот, один из них — это мой бывший любовник, который позже стал моим сутенером. Зовут его Александр Серебров. Ты его отпустил. Ну, как? Продолжать? А еще он хотел взять меня замуж, но я оказалась недостойной его. А теперь мы от жизни получили то, чего искали. Я сделалась валютной проституткой, а он подался в сутенеры!

Ростовский нахмурился:

— Интересная подробность.

— Я еще не все сказала, — вырвала свою руку Лада. — Ты намерен слушать дальше?

— Я тебе уже сказал, что мне интересно знать о тебе все, — спокойно и твердо сказал Ростовский, слегка притянув к себе девушку. — Тем более, что бы ты ни рассказала, это не может повлиять на мое отношение к тебе. Я тебе уже сказал: ты мне нужна!

Лада неожиданно заплакала, как маленькая девочка из-за разбитой игрушки. Вот только сейчас все было куда серьезнее, чем в детстве. Ростовский не мешал ей, пускай выплеснет все, что накопилось на душе, ей будет легче.

— Ты меня прости, но я его любила.

Спокойствие далось Илье непросто. Несладко это, когда близкая женщина говорит о любви к другому мужчине, пускай даже в прошедшем времени.

— Я тебя понимаю, я сам любил не однажды, — заверил ее Илья, — важно, что сейчас мы вместе.

Со стороны они смотрелись великолепной парой — молодые, высокие. Такие люди могут говорить только о любви. Вот и сейчас стоят и любуются друг на друга.

Лада сделала прическу с начесом, поэтому она выглядела несколько выше, чем прежде.

— Он бывший певец, а потом что-то у него не заладилось, он ушел со сцены, как-то опустился совсем и стал сутенером. Но сначала меня изнасиловали. Это у них называется «хоровое пение»! И я была первая проститутка! Потом он стал сдавать меня своим приятелям, а я соглашалась, думала таким образом удержать его. — Лада отвернулась. — Какая же я была дура!