Евгений Сухов - Венец карьеры пахана Страница 24

Его достаток можно было бы объяснить, если бы он занимался хитничеством и втихомолку нарывал понемногу «зелени», сплавляя камушки по отлаженным каналам. Но с хитниками дедуля не знался, и если чем и привлекала его природа, так это рыбалкой и охотой.

Никита дважды задавал деду вопрос о его неожиданном достатке, но тот всякий раз ускользал от прямого ответа. Обидно! В конце концов, если имеется какое-то наследство, так почему бы об этом не рассказать единственному внуку?

Дед только подсмеивался над обидой Никиты, но сдаваться, похоже, не собирался. А однажды так и объявил:

— Вот умру я, все тебе достанется.

Следовало бы, конечно, вызвать деда на откровенность. То, что дедуля непрост — факт! Колесо жизни основательно прошлось не только по его телу, но и по душе, а потому даже к внуку он относился с некоторой настороженностью. Кроме изрядного жизненного багажа, дед обладал еще и немалой смекалкой, которая позволяла ему рядиться в одежду эдакого простака, у которого даже в урожайный год не отыскать лишней горсточки пшеничных зерен.

До встречи с Бармалеем оставалось целых два часа, которые можно было использовать с толком. Во-первых, навестить деда, который наверняка по достоинству оценит его визит и на протяжении двух часов будет угощать его интересными историями, которые подкинула ему его длинная жизнь. А во-вторых, может, все-таки удастся вывести деда на откровенный разговор.

Дед встретил Никиту очень радушно. Хлопнув его по плечу, пропустил в просторный коридор.

Никита всегда мечтал жить именно в такой квартире. Просторной, удобной, современной. Чтобы ее украшала дорогая модная мебель… спальня с большой кроватью, на которую можно было бы завалить предмет своего обожания, и при этом оставаться уверенным, что не скрипнет ни единая пружина.

— Как твои дела, внучок? — спросил дед, когда Никита устроился на мягком диване.

Первое желание, которое возникло у Никиты, так это поделиться со стариком своими бедами, столь нежданно обрушившимися на него в последние дни. Но какое-то внутреннее предчувствие заставило его отказаться от подобного решения.

— У меня все в порядке, дед, — попытался улыбнуться Никита.

Взгляд Никиты упал на противоположную стену, на которой висела африканская маска из черного дерева. Работа тонкая и очень красивая. Наверняка стоит немалых денег. Прежде подобной тяги к искусству Никита за дедом не наблюдал. Вот крепко выпить и закусить — это как раз про него. Все остальное он считал баловством, на которое не стоило тратить ни времени, ни денег. А тут бабу на стене повесил с оттопыренными губами и, судя по тому, какие взгляды дед бросал на маску, этим приобретением он был весьма доволен. И, похоже, денег совершенно не жаль, а ведь такая штуковина стоит очень даже недешево.

Создавалось впечатление, что под конец жизни старичок решил ни в чем себя не ограничивать. На тумбочке стояла початая бутылка с изысканным коньяком «Камю». Глубокий янтарный цвет с золотым оттенком притягивал. На такой напиток хотелось смотреть, как на красивую женщину. Помнится, раньше старик предпочитал исключительно «Столичную», а сейчас, с приобретением новой квартиры у него заметно изменились и вкусы. Так сказать, под стиль.

Никита невольно сглотнул слюну, словно почувствовал на языке душистое коньячное послевкусие. Заметив взгляд Никиты, старик невольно улыбнулся.

— А работаешь где?

— Да так, по мелочам…

— Все хитничаешь?

Никита недружелюбно посмотрел на деда. А вот так разговаривать они не договаривались.

— А где мне еще работать? Я ведь больше ничего и не умею. А в камнях вроде разбираюсь.

— Не о том ты, внучок, говоришь, — с грустью в голосе сказал старик. — Ты горный институт ведь закончил, по специальности надо как-то устраиваться.

Внутри Никиты понемногу зародился огонек отчуждения. Прежде таких душещипательных разговоров старик не заводил. Раньше надо было бы воспитанием внука заниматься, когда времени у обоих побольше было, а не сейчас, когда малец уже третий десяток заканчивает.

— Дед, если ты меня собрался учить, так я пойду! — раздраженно проворчал Никита, ухватившись за подлокотники.

— Постой, сядь! — жестковато потребовал дед.

Никита удивленно посмотрел на старика. В голосе деда обнаружились нотки, которых прежде слышно не было.

— Чего еще?

— Я так говорю потому, что добра тебе желаю, — смягчился голос старика. — Ты мне ведь родной. Разве я стал бы кому-нибудь еще такое выговаривать? Вот ты мне ответь, как есть, чем думаешь дальше заниматься?

Старик не мог не заметить насупленной физиономии внука, однако сдаваться совсем не собирался.

— Честно? — с некоторым вызовом спросил Никита.

Старик улыбнулся.

— Конечно.

— Я тут в одном месте землицу присмотрел. Хотелось бы ее выкупить, — Никита старался говорить с некоторой ленцой, придавая голосу полнейшее равнодушие, хотя чувствовал, что голос, вопреки его желанию, зажигается от слова к слову. Даже какая-то настораживающая хрипотца сдавила горло, о которой он прежде никогда не подозревал. — В этом районе «зелень» сама из земли прет! Застолбил бы этот участок и копал бы его понемногу. Миллионов мне не надо, лишь бы на жизнь хватило. Квартиру, например, купить, вроде твоей. Чтобы отдыхать можно было два раза в год где-нибудь в теплых местах. Чтобы на столе всегда жранина была хорошая. Жениться надо, тут расходы сразу возрастут. Деньги всегда нужны.

— Вот что я тебе скажу, — голос старика сделался серьезным. — Ты дорогу в мою прежнюю халупу не позабыл?

Никита хотел съязвить, но каким-то внутренним чутьем вдруг понял, что для колкостей сейчас не самый подходящий момент.

— Даже если бы захотел, так не сумел бы.

Старик понимающе кивнул.

— Вот и хорошо. Знаешь, где ключ лежит?

— В почтовом ящике, наверное, как обычно.

— Верно. Откроешь дом, как зайдешь в горницу, у стены с правой стороны оторви плинтус. Под плинтусом у меня лежат две золотые монетки царской чеканки. Возьмешь их себе. Это тебе мой подарок.

— Ты это серьезно, дед? — удивленно и одновременно с некоторой надеждой спросил Никита. Сейчас деньги ему были нужны как никогда.

Не отвечая на вопрос, старик продолжал все тем же чуток взволнованным голосом:

— На старость себе берег, — махнув безнадежно рукой, он добавил: — Хотя для чего они мне теперь! Тебе, молодому, нужнее будут. Конечно, за эти деньги прииск не купишь, но кое-какой стартовый капитал приобретешь. Может, с кем-то еще скооперируешься. Друзья надежные есть?

— Имеются.

— Ну так чего же ты сидишь? — вдруг раздраженно спросил дед. — Иди забирай золотишко!

Никита поднялся.

— Спасибо, дед, — проникновенно поблагодарил он. — Выручил, я сейчас как раз на мели. Знаешь, тут за последнее время со мной такое приключилось…

— Ладно, потом расскажешь.

Дед подтолкнул Никиту к порогу.

Глава 8 ОТКУДА У ТЕБЯ АЛМАЗЫ?

Внешне Георгий Георгиевич выглядел совсем не страшно. Даже где-то безобидно. Серый, ничем не примечательный типаж. Такого на улице заденешь локоточком, так даже и внимания не обратишь. Именно такие старички участвуют в разного рода демонстрациях, постоянно против чего-то протестуют и торжественно несут плакаты, зазывая в светлое будущее, оно же социалистическое прошлое. В какой-то степени подобные демарши для них нечто вроде клуба общения, где можно встретиться со старыми приятелями, а заодно пошугать осточертевшее правительство.

Но в действительности все было совсем не так. Нужно было по-настоящему знать этого старика, чтобы понять, насколько внешний вид не соответствует его характеру. Наверное, так выглядит бес, наделенный человеческой плотью. Внешне он может быть совсем нестрашным, даже где-то симпатичным, но до той самой поры, пока, наконец, не покажет свой оскал. И капитан Петраков, разговаривая с Георгием Георгиевичем, ловил себя на том, что рассматривал его макушку — а не пробились ли на ней рога?

Этот человек как будто бы существовал вне всяких социальных институтов, вне государства, не рядом с властью и, уж конечно же, не под ней. Он жил на этом свете сам по себе. Порой создавалось впечатление, что он даже существовал вне времени — не в силу того, что находился в преклонном возрасте и каждый наступивший день считал едва ли не дарованным, а потому что его жизненная философия не изменялась на протяжении нескольку десятков лет.

Подбородок у Георгия Георгиевича неприятно дернулся, а желтоватая кожа на скулах натянулась, выдавая его истинный возраст. Но капитан всякий раз невольно задавался вопросом: если старик настолько дряхлый, тогда почему же его самого бросает в холод, как только этот старикан посмотрит в его сторону?

— Вот это твое, — Георгий Георгиевич положил на скамейку толстый журнал. — Заработал.