Евгений Сухов - Власть и масть Страница 24

– Вы знаете, что это такое?

– Могу только предположить, – пересилив себя, он поднял взгляд на Гиммлера. – Этот древнеримский наконечник напоминает Копье Лонгина.

Рейхсфюрер скупо улыбнулся:

– Оказывается, вы неплохо разбираетесь в истории. Так оно и есть… Всем в Германии известно, что для канцлера значит Копье судьбы. А потому нам бы хотелось, чтобы точно такое же копье у него находилось в Рейхсканцелярии. Так что вам оказана величайшая честь.

– Я невероятно счастлив, господин рейхсфюрер, – дрогнувшим голосом отозвался Томас Тенсон.

Кто бы мог подумать, что освобождение он может получить через один из символов нацистской власти! Но для того, чтобы выйти на волю, он готов пойти и на такое.

– В журнале имеются соответствующие размеры. Возьмете журнал и ознакомитесь.

Томас Тенсон поднял журнал.

– Слушаюсь, господин рейхсфюрер!

– Когда вы можете выполнить заказ?

– Хочу оговориться сразу, заказ непростой. Нужно будет стилизовать изделие под древнеримское. Здесь на фотографии я вижу жгуты, которыми крепилась его сердцевина. Очень непростая работа… А кроме того, у него еще есть золотая муфта.

– Напишите сегодня список, чего вам нужно, и завтра вы получите все, что требуется, – перебил Гиммлер. – Так когда вы можете выполнить эту работу?

– Думаю, что мне хватит двух недель, – уверенно произнес Томас Тенсон.

– Если хотите выйти на свободу раньше положенного срока… Даю вам на работу пять дней!

– Сделаю все, что смогу, господин рейхсфюрер, – поспешно поправился Томас Тенсон.

– Кроме того, в вашем распоряжении будет любое количество людей.

– Мне будет достаточно двоих.

– Отлично. Они тоже получат амнистию.

Рейхсфюрер поднялся:

– Надеюсь в следующий раз встретиться уже после вашего освобождения.

На изготовление копья ушло ровно пять дней. Более тонкой и кропотливой вещи Томасу Тенсону не приходилось делать за всю свою жизнь. Однако он был невероятно доволен качеством работы. Вне всякого сомнения, что сделанное копье в точности совпадало с Копьем Лонгина. Даже древнеримский мастер, изготовивший Священное копье, вряд ли мог бы точно сказать, какое именно из двух будет настоящим.

Начальник лагеря лично хотел оценить проделанную работу. А когда увидел копье, то, не удержавшись, взял его в руки. Придирчиво, как въедливый покупатель, он принялся рассматривать его со всех сторон, стараясь сличить с копьем, изображенным на фотографии.

– Хм… Невероятно. Мне приходилось видеть похожие вещи. Но я никогда не думал, что это можно сделать с такими сложными предметами. У вас получилось.

– Я очень старался.

– Разве только капли воды могут быть так похожи. Но кто их, собственно, будет различать. Кто вам помогал?

– Заключенный номер 521/G32 и заключенный номер 891/Q79, господин штандартенфюрер.

– За что они были осуждены?

– Сочувствие к коммунистам.

Начальник лагеря слегка поморщился.

– Они тоже литовцы?

– Да, господин штандартенфюрер.

– Хорошо, я поспособствую их освобождению. А вот это ваше освобождение, возьмите, – протянул штандартенфюрер лист бумаги. – Поздравляю вас, вы свободны. Можете идти.

Пальцы дрогнули. Лист бумаги едва не выскользнул из ладони. Занятное это дело – подбирать собственное освобождение под ногами у начальника лагеря.

– Прямо сейчас?

– Разумеется, вы свободный человек. Отдадите этот документ на выходе. Там все написано. Вам выдадут гражданскую одежду, и вы можете ехать на родину.

– Спасибо, господин штандартенфюрер, – растрогался заключенный, продолжая держать заветный листок за самый краешек. Очень не хотелось его помять.

– Меня благодарить не нужно, поблагодарите лучше великую Германию и нашего фюрера.

– Хайль Гитлер! – расчувствовавшись, неумело вскинул Томас Тенсон правую руку.

Сопровождаемый дежурным эсэсовцем, Томас Тенсон вышел из кабинета. Спустившись по лестнице во двор, почувствовал, как ему в ноздри ударил сладковатый нектар цветов. Странно, что он не заметил пряного запаха, когда шел к начальнику лагеря. Впрочем, это объяснимо, от нахлынувшего напряжения притупились все органы чувств. Теперь, когда самое страшное оставалось позади, он будет способен ощущать жизнь во всех ее проявлениях.

Вышли из жилой территории, где проживали офицеры с семьями, и направились вдоль промышленной зоны.

– Направо, – неожиданно скомандовал сопровождавший его эсэсовец.

Внутри зародилось невольное беспокойство, – ворота размещались на противоположной стороне лагеря. А впереди – печи крематория. Рука, державшая листок, предательски дрогнула, пальцы непроизвольно разжались, и желанное освобождение, подхваченное ветром, понеслось в сторону вышек к запретной зоне. Листок бумаги упал всего лишь в шаге от надписи: «Не приближаться». Но Томас Тенсон, не обращая внимание на запрет, подошел вплотную к столбу и подобрал листок (как же он мог расстаться с заслуженной свободой!). Уже разгибаясь, он увидел направленный ему в грудь ствол автомата. Что-то в лице эсэсовца переменилось. Томас поднял руку, пытаясь защититься, но пули, пробив листок, ударили в грудь заключенного, и он, раскидав руки, упал на асфальтовую дорожку.

Выслушав доклад заместителя, оберштурмфюрера СС Шульца, начальник лагеря одобрительно кивнул:

– Хорошо. Вместе с этим Томасом Тенсоном над копьем работало еще два человека. Думаю, не нужно вас предупреждать, что операция «Копье Лонгина» проходит в полнейшей тайне.

– Точно так, господин штандартенфюрер, – охотно отозвался Шульц. – Они уничтожены на несколько минут раньше, чем заключенный под номером 143/SR857, и сейчас их тела дожидаются своей очереди в крематории.

Подняв со стола копье, начальник лагеря протянул его заместителю:

– Срочно доставьте это копье Гиммлеру.

– Слушаюсь, господин штандартенфюрер.

– Самолет в Оберзальцберг вылетает через полтора часа.

Глава 14

ПОСЛЕДНИЙ ХРАНИТЕЛЬ

Нюрнберг. 1944 год, август

Впереди шел немолодой гауптшарфюрер СС Ганс Райнике и освещал фонарем рейхсфюреру дорогу. Две недели назад он вернулся из госпиталя, но, судя по тому, как подволакивал ногу, было понятно, что ранение залечено не до конца. Генрих Гиммлер знал, что по образованию тот был горным инженером, работал на одном из рудников. В лучшие времена уже вышел бы на пенсию и воспитывал бы внуков, но полгода назад всеобщая мобилизация дотянулась и до него, и старый вояка, участвовавший еще в Первой мировой, сполна отдал свой долг перед родиной на Восточном фронте.

Пошел уже седьмой день, как он поступил в распоряжение рейхсфюрера Генриха Гиммлера.

Неловко ступая, опасаясь оступиться на крутых ступеньках, гауптшарфюрер уводил рейхсфюрера все глубже в подвалы Нюрнбергской крепости. Спустились еще на пол-этажа ниже, из земли дохнуло колодезным холодом. Помещения были грандиозными, и мощный луч фонаря, рассеиваясь в пространстве, даже не достигал противоположной стены.

Стены и сводчатые потолки были выложены из толстого темно-серого известняка, в поры которого въелась многовековая копоть. Лучшее место для хранения копья, чем древние подвалы крепости, придумать было сложно. Здесь буквально каждый камень дышал стариной.

– Что здесь было, Ганс? – спросил рейхсфюрер, задрав голову вверх.

– Винные подвалы, господин рейхсфюрер, – живо отвечал гауптшарфюрер. – Посмотрите на арки, они как раз сделаны под бочки, которые здесь когда-то стояли.

– Это какая же высота была у этих бочек? – невольно подивился Гиммлер.

– Думаю, что не менее четырех метров, – задумавшись, отвечал гауптшарфюрер.

Гиммлер уже давно обратил внимание на то, что престарелый вояка обладал энциклопедическими знаниями. Пожалуй, не было вопроса, на который бы он не сумел ответить. Если бы в войсках было побольше таких гауптшарфюреров, то германская армия уже давно бы маршировала по Красной площади.

– Где же собирали такие бочки? – подивился Гиммлер.

– А здесь же и собирали, господин рейхсфюрер. В подвале. Если всмотреться, то можно заметить на стенах даже следы от крепежей, которыми удерживали бочку.

– Прежний хозяин замка был несметно богат, заметил Генрих Гиммлер.

– О да, господин рейхсфюрер. В минувшие столетия они одалживали деньги даже королям.

– Не сомневаюсь. Наверняка эти подвалы хранят немало тайн.

– Именно так. Неделю назад, когда я впервые осматривал эти подвалы, то в дальней галерее обнаружил человеческий скелет, прикованный к стене металлическими обручами. Думаю, что ему не менее трехсот лет.

– Как, по-вашему, гауптшарфюрер, кто бы это мог быть?

Ковыляя, старый вояка все далее уводил Гиммлера по галерее, освещая фонарем стены. У самого поворота он неожиданно остановился, луч фонаря скользнул по нише, высветив узкую дубовую дверь.