Сергей Волков - Пасынок судьбы. Искатели Страница 24

- Граммов пятьдесят тротила не помешали бы!

Потоптавшись вокруг тайника еще минут пять, мы, наконец, решили выбираться из этого оврага. Люк замаскировали листьями, привели в порядок полянку вокруг, Борис собрал свои инструменты, и мы двинулись в сторону Раменок. Дождь сменился мелкой моросью, все основательно промокли, я непроизвольно вздрагивал, когда холодные капли с веток попадали за шиворот.

Мы прошагали уже очень прилично, углубившись в долину, и силуэты далеких зданий приблизились и стали более четкими. Неожиданно путь нам преградил какой-то широкий извилистый ручей с топкими берегами, впадавший в Сетунь. Пришлось обходить его, отклоняясь влево. Борис, раздраженный непогодой, а более всего неудачей с люком, матерился, попадая ногами в лужи. Паганель невозмутимо шагал первым, изредка сверяясь с картой.

- Твою мать! - Борис в очередной раз поскользнулся в жидкой глине. - Когда наконец кончатся эти долбаные джунгли?

Максим Кузьмич отозвался, что во всем нужно искать положительные стороны: во-первых, еще Ницше говорил, что «все, что меня не убивает, делает меня сильнее», во-вторых, отсутствие результата - тоже результат, а в третьих, чудесная прогулка по столь живописным местам пойдет всем на пользу.

Я молчал, но внутренне склонялся к мнению Бориса. Я промок, замерз, а «живописная местность», по которой мы пробирались, представляла собой заросли бурьяна и колючих кустов шиповника и боярышника вперемешку с кучами мусора. Мало того - все это довольно мерзко пахло, видимо, мокрым навозом, а под ногами чавкало, как в болоте. В гробу я видал такие прогулки, полезные для здоровья!

Надежда выбраться в цивилизованные места окончательно оставила нас еще через полчаса. Даже оптимист Паганель не выдержал и в эмоциональной форме прошелся по поводу населения окрестных районов, которое, правду сказать, отличалось повышенным бесстыдством - какую только дрянь они не бросали в этот овраг! Хуже было лишь вчера, когда мы лазили в подземных лабиринтах, но об этом мы предпочитали не вспоминать…

Вдруг Борис, шедший теперь первым, остановился и поднял руку, мол, тихо… Мы замерли, прислушиваясь. Впереди разговаривали. Ветерок принес запах костра и какой-то походной еды. Справа от нас высились мокрые прибрежные кусты и журчал невидимый за ними ручей, судя по карте, бывший речкой Раменкой. Дымком тянуло слева, оттуда же слышались и голоса. Тропинка, если так можно назвать грязную канавку, по которой мы шли, тоже сворачивала влево. Паганель нарушил наше молчание:

- Что ж, все равно другой дороги нет! Пойдемте, друзья! Авось, нам подскажут дорогу!

«Не надо „авосей“!» - подумал я, вспомнив Николенькино: «Авось, свидимся!». И ведь как в воду глядел…

Мы прошагали еще с полминуты и вышли на вытянутую поляну. В ее дальнем конце, под корявой раскидистой березой, укрывшись от дождя навесом из пленки, сидели люди, грязные и оборванные, человек десять. Они расположились на старых ящиках, окружив потрескивающий костерок, над которым примостилось сильно закопченное ведро, бурлившее и шипевшее своим содержимым.

Нас заметили. Один из сидевших поднялся и ушел, не оглядываясь. Разговоры смолкли. В полной тишине, нарушаемой лишь треском дров и звуками падающих капель, мы приблизились шагов на пять и остановились.

Одетые в живописные лохмотья, люди у костра молча глядели на нас. Их обветренные, красные физиономии, в основном грязные и замурзанные, не выражали никаких эмоций.

Паганель кашлянул и обратился к сидевшим:

- Доброго вам здоровья! Не подскажите, как нам лучше выбраться из этого… м-м-м… оврага?

Никакой реакции. С одного из ящиков все так же молча поднялась человеческая фигура, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся женщиной. Ее заплывшее лицо украшали два внушительных синяка. Она подошла к костру и куском проволоки помешала варево. Я заметил в кипящих бурунах синие скрюченные когтистые ноги какой-то птицы, явно не курицы. От сидящих тянуло совершенно специфическим, ни с чем не сравнимым ароматом, и я почувствовал рвотные позывы.

Сзади раздался шорох. Мы обернулись - из кустов на тропинку, по которой мы пришли, вышел мужик в грязной искусственной шубе, в кепке и с лопатой в руках. Он утвердил лопату между ног, оперся о черенок и замер, глядя на нас бесцветными голубыми глазами.

«Ну, все, влипли! - подумал я, почувствовав, как ноги становятся ватными, а сердце начинает гулко стучать в ушах. - Сейчас нас тут забьют лопатами, а потом ими же и закопают! И никто не узнает…»

Борис, словно подслушав мои мысли, невесело пробормотал:

- Наверное, они хотят нас съесть! - и принялся расстегивать куртку, как заправский драчун.

Паганель снова обратился к сидящим:

- Вы поймите, мы не из милиции! Мы, кажется, просто заблудились…

Договорить ему не удалось. Бомжи бросились на нас, все, скопом, с какой-то странной яростью, матерясь и завывая. Тот, сзади, с лопатой, ухватил свой инструмент двумя руками и в два прыжка оказался у Максима Кузьмича за спиной, с хаканьем занося лопату для удара, грозящего развалить ученого напополам. Паганель быстрым движением выхватил пистолет, развернувшись к лопатоносцу вполоборота. Сухо клацнул предохранитель, и сразу же грохнул выстрел. Паганель стрелял почти в упор, с полутора метров, тугая синеватая струя газа буквально отбросила бомжа, он выронил свое оружие, покачнулся, но и не думал парализововаться. Выхватив из-за голенища резинового сапога короткий нож, бомж с криком: «Убью, сука!», снова бросился на Паганеля.

Тут навалились и на нас. Борис, пригнувшись, поймал ближнего из нападавших за руку, как-то хитро вертанул, раздался хруст, и человек с воплем покатился по мокрой траве. Напротив меня в тот же миг оказался жилистый, еще не старый, лысоватый бомж в камуфлированном ватнике. Палкой, зажатой в грязной руке, он издали звезданул в меня, целясь в голову: «На-а, козлина!» Я чудом увернулся, готовясь встретить противника. Разные приемчики мне изучать не приходилось, но первый разряд по гребле я имел и на силу в руках никогда не жаловался. Гораздо сложнее для меня был психологический барьер - ударить человека первым я просто не мог! Однако меня словно подтолкнуло что-то в глазах моего противника. Бей, а то убьют! Я издал какой-то дикий первобытный клич и со всей дури врезал кулаком, попав нападавшему в голову, при этом здорово отбил костяшки. Бомжа как ветром сдуло! Он с глухим стоном рухнул под ноги дерущимся, но на его месте тут же возник второй, сбоку полезли еще, и мне пришлось несладко. Даже фингалистая бабка ввязалась в драку!

Краем глаза я заметил, что Борис справляется неплохо, валяя своих противников, как мешки с дерьмом. Паганеля я не видел, он был где-то за спиной, но два выстрела дали мне понять, что он тоже держится.

Я выключил еще одного, саданув его ногой в промежность, но против меня осталось целых пятеро, не считая поварихи! Мне уже здорово досталось, удары бомжей сыпались градом, левый глаз заплывал, губы были разбиты, из носа текла кровь, а в голове зашумело, как недавно в метро.

Бомжи теснили меня, и я отходил, отмахиваясь, все дальше и дальше, как вдруг мне под ноги попалась та самая лопата, потерянная зашедшим с тылу бомжом после первого выстрела Паганеля. Это и решило все дело. Выбрав момент, я нагнулся, ухватился двумя руками за черенок… Удары обрушились на мою спину, бока, шею и голову. Бомжи поняли, что если меня сейчас не завалить, не сбить с ног, то им придется туго. С садистскими криками, матом и воем меня били все сильнее и ожесточеннее, кто-то повис сбоку, впившись мне зубами в ухо и обдав смрадом перепревшего пота, мочи и кала. От омерзения и боли в глазах у меня помутилось, и в следующую секунду я выпрямился…

Сбросив с себя вонючего, небритого мужичонку, я покрепче ухватился за черенок лопаты и в два удара отбросил бомжей от себя, при этом уложил одного, высокого и крикливого, разбив ему голову. Противник попятился, со страхом глядя на окровавленную лопату в моих руках.

- А-а-а! Твари! Поубиваю! - заорал я и погнал четверых оставшихся по поляне. Ко мне присоединился Борис, мы сообща - он руками, я лопатой - разогнали бомжей. Я саданул еще двоим или троим, но бил теперь плашмя: что-то удерживало меня, какая-то жалость к этим злым, хилым, вонючим, но все же людям…

Пока мы гоняли остатки бомжовой банды по поляне, Паганель, видимо, поняв, что толку от стрельбы нет, ухватил пистолет за ствол и, размахивая им, как молотком, загнал своего врага в воду. Раменка оказалась довольно глубокой речкой, несмотря на пятиметровую ширину, и наш самый опасный, вооруженный ножом противник уплыл вниз по течению.

Поле боя осталось за нами. По поляне там и сям валялись, ползали и пытались встать поверженные бомжи. Слава Богу, я никого не убил своей лопатой! Трое улизнули, один уплыл. Шестерым досталось покрепче, но они потихоньку приходили в себя. Мы побили втроем десятерых, опять же не считая бабульки с синяками, которую кто-то побил до нас. Для двух археологов и одного инженера не такой уж плохой результат!