Игорь Бурлаков - Столичный миф Страница 24

Двухэтажный одиноко стоящий особнячок, тротуар, мощенный шестигранными плитками, белая арка, желтые двери, распахнутые настежь. Налево — отдел игрушек, направо — цветы. Весенний сквозняк торопился выдуть застоявшийся за зиму запах пластмассы от самолетных моделей и легкую гарь электрических обогревателей, всю зиму мешавшую цветам уснуть.

Времени — в обрез, но, конечно, Леха сначала пошел посмотреть на полуметровых трансформеров. Вещь! Жалко, в его времена таких не было. Взрослые любят играть в игрушки. Владелец магазина как-то устраивал здесь гонки на радиоуправляемых машинках. Народу собралось…

— Сколько лет? — спросила молоденькая продавщица.

Леха неохотно отвернулся от витрины с солдатиками:

— Что? Нет, я так, посмотреть… У меня еще нет… — И пошел к цветам. Там мужик расплачивался за большой букет роз с продавщицей. Больше никого не было. Дожидаясь, пока девчонка освободится, Леха огляделся по сторонам.

Наверное, здорово вот так, круглый год, по восемь часов в день быть среди зелени. Проживать треть жизни. Приходишь на работу зимой затемно, а здесь яркий свет и розовый дух… Только на полу кое-где грязная зимняя вода — принесенный на каблуках и растаявший снег.

А может, и не так здорово. Говорят, эти цветы пичкают сильными гормонами, и концентрированными удобрениями, и слегка ядовитыми консервантами — чтобы дольше не осыпались их нежные лепестки. На окне они безвредны, а вот если дышать этим целый день в магазине — бывает аллергия.

— Это ирисы? — Леха недоверчиво посмотрел на невзрачный веник. Толстые стебли, мятое зеленое жабо под надутой синей головкой. Вот розы, он знал, это цветы. Или еще гладиолусы. А это безобразие просто какое-то…

— Нет, не тот… Левее. Ага. — Продавщица сняла со стеллажа и расправила в руках прозрачный пластиковый пакет с едва заметной давленой сеткой. Леха еще раз критически осмотрел букет. Ладно, времени нет, пора ехать. Вздохнул, расплатился и пошел к машине.

Пропустил троллейбус, через все полосы повернул во двор за таганским гастрономом. Хорошо ехать в праздники, когда машин мало. Теперь направо, на площадь. А погода, погода-то прелесть!

От души — по тормозам. Прямо впереди снизу вверх качнулся багажник черной «Волги». На площади — море машин. Хорошо стоят: и вдоль, и поперек. Леха уже потянул рычаг, чтобы сдать назад и развернуться налево через полосу — но сзади в упор встал синий сорок первый «Москвич». Баба за рулем. Леха выругался. Приехали. Прощай, свобода! Вот уж не думал, что попадет в пробку…

Дракон ценит человеческое внимание. Очень высоко ценит. И когда работяги откладывают свои отбойные молотки и перестают чесать ему спину, когда по случаю выходных не хватает гаишников, и, неприлично поигрывая своими палочками, они ленятся сгонять с него надоедливых мух-нарушителей, Садовое кольцо начинает скучать. И со скуки играет в пятнашки.

Набирает полную площадь машин, а потом глушит самый большой трейлер и сбрасывает с проводов троллейбусные рога.

Ах, пробки, пробки… И пожарники, и милиция — все стоят здесь. Никакой спецсигнал не поможет. Тут нужен бульдозер.

С девяносто второго года количество машин в городе удвоилось. Говорят, власти скоро перестанут регистрировать и ставить техосмотр автомобилям старше шести лет. Чистить улицы начнут с самых беззащитных. Предлогом будет экология; но московский выхлоп столь ядовит не из-за плохо отрегулированных или изношенных двигателей, а из-за качества бензина.

А налоги! Господи, какие налоги! Свет не видел таких поборов! Особенно если учитывать угонщиков и ГАИ. Но, несмотря ни на что, количество машин в городе растет.

Господи, вы когда-нибудь видели пробку на Таганской площади? Печет солнце, народ в машинах потеет, от сизого дыма слезятся глаза, першит в горле и тяжелеет голова. Скорость потока — один метр в минуту. И нет надежды. Напрочь.

Леха подвинулся на шаг вперед. Включил кондиционер. В пиджаке без него жарко. В городе вообще лучше не опускать стекол. В кондиционере мощный фильтр, не то три ступени, не то пять. Копоти не чувствуешь. Легче дышать. А иначе в пробке не выжить. Вздохнул; посмотрел в зеркало.

За ним следом подвинулся синий «Москвич». За рулем сидела Анечка. У нее были длинные каштановые волосы, достававшие ей ниже лопаток, тщательно расчесанные в один гладкий поток за спину. У нее были крупные, спокойные, чуть заторможенные темные глаза. Ей было двадцать пять, про ее телосложение, не будь оно столь женственно, вполне можно было бы сказать «крепкое». «Москвич» — жесткая машина, руль тяжелый, скорость тут не просто так переключаешь — ее надо «воткнуть». Слабая женщина на «Москвиче» далеко не уедет. Анечка была сильной.

Подъезжая к площади, она увидела желтый свет. «Проскочу, значит, возьмут на работу», — загадала Анечка желание и нажала газ. Она успела проскочить почти на красный сигнал. И из-за этого чуть не влетела в Леху и попала в пробку.

Справа от нее сидел ее муж и проклинал судьбу за то, что доверил женщине руль. Этого нельзя делать никогда. Говорят, в Саудовской Аравии им вообще права не дают.

Но куда было мужику деться? Машину подарили ее родители через неделю после того, как Анечка родила дочь. Пару лет Анечке было не до езды, и муж в одиночку обминал двери и терял зеркала. Месяц назад Анечка получила права и теперь потихоньку начинала ездить сама.

— Давай, давай вправо. Вон в ту дырку. А, черт! Ну ты и тормоз!

— Да ладно тебе, — откликнулся сзади друг дома Вася.

Они ехали к нему на Курский попить пива. Пешком они бы туда уже дошли. — Я же говорил, надо было сесть в метро.

— Да ну ваш вонючий бомжатник. В машине лучше. Сидишь, как дома на диване. Светло, сухо. Чего тебе неймется? — Волненья в Анне было ни на грош. Одна лень. В пробке это помогает.

— Сейчас вон тот подвинется, встань за ним, — не унимался муж. — А то так до ночи просидим. Давай, давай, Анечка…

Но в дыру справа влезла потрепанная «Волга». Муж яростно посмотрел на наглеца. И вмиг остыл, увидев ясные и холодные глаза Доброго Дня.

— Кой черт понес этого придурка через Таганку? Ехал бы по набережной… — бормотал себе под нос Коля. — Ненавижу пробки.

Добрый День кивнул.

Слева микроавтобус поддал под зад синий «жигуль». Захрустело стекло. Мгновенно из машины выскочили два парня в черных кожаных куртках, один нагнулся к раздавленному фонарю, стал выковыривать пальцами остатки цветного стекла. К ним подошел долговязый водила микроавтобуса в белой футболке. Они втроем присели на корточки у погнутого бампера.

Коля, не отпуская сцепление до конца, подполз еще на метр вперед. Справа в упор оказался борт Камаза. Зацепит — вскроет, как консервную банку. Поедет дальше, а потом будет честно утверждать, что ничего и не заметил. Прямо на капот коптила «Победа». Раритет. Дровами, что ли, они ее топят?

Аллочка закончила косметику в шестнадцать ноль три. Кто знает женщин, поймет, что это был подвиг. Для женщин сидение перед зеркалом с кисточкой в руках — род медитации. Черты Аллочкиного лица не были бледными и такого взыскательного отношения к себе совершенно не требовали. Аллочкина белая кожа легко впитывала солнечную позолоту, светлые волосы летели по ветру сами собой. Сейчас ей просто нужно было успокоиться.

Жаркий денек. Аллочка пошире раскрыла окно. В Европе господствуют западные ветра. Оттого на Юго-Западе Москвы воздух часто пахнет полем. Уже подсохла земля, но еще не поднялась во весь рост зелень, и ветер срывает крупинки чернозема и несет их в город.

На Юго-Западе нет заводов. Лишь научные и учебные конторы, да жилые кварталы тянутся до самой Окружной. Огромные белые блочные дома с голубыми и розовыми полосками.

Посмотрела вниз. Через двадцать три этажа, там, где козырек подъезда кладет тень на траву двора, Лехиной машины не было видно.

Аллочка готова была ждать его хоть до утра. Но Леха был мужик пунктуальный. Опоздать он не мог. Значит, что-то случилось. Вышла с кухни в прихожую, нашла под зеркалом телефон. Набрала номер. Она его помнила наизусть.

Никого нет. Вздохнула. Положила трубку. Подошла снова к окну. Постояла молча минутку, потом набрала номер еще раз. Пятый гудок. Шестой. Посмотрела на часы. Шестнадцать ноль шесть. Наверное, за последние дни она просто стала неврастеничкой. «Ну, кто-нибудь, ну возьми же трубку», — изо всех сил взмолилась Аллочка. Когда нам плохо, мы все верим в Бога. «Только бы с ним ничего не случилось. Ну, пожалуйста. Ну, возьми же, возьми…»

Оп. Щелчок. Тишина. Звонкий шлепок по голому телу. Зловредное хихиканье. И короткие гудки.

Аллочка села на пол. А в дверь позвонил первый гость.

30

Многие люди на Москве покупают автомобиль только для того, чтобы не спускаться в метро. Их пугает давка, пристальные взгляды и обезличивание. Некоторые из них в своем индивидуализме доходят до того, что забывают, сколько стоит жетон. И гордятся, что не пользуются общественным транспортом. Но автомобиль в городе — это общественный транспорт. Общественный транспорт для среднего класса.