Дальше живут драконы 2 - Александр Афанасьев Страница 24

был военным, он был опытным тюремщиком и принадлежал к тюремной администрации. Его, как и нескольких других опытных тюремщиков направили сюда на помощь и организацию режима, потому что сами солдаты не знали, как содержать заключенных и как не допускать их побега. Капитан Та И все это знал, потому что долго служил в тюрьме для опасных преступников….

Среди тех из людей профессора, которые отвечали за наблюдение и психологию — главным был Акиро Сама. На профессора Симидзу он работал добровольно, впрочем — на профессора добровольно работали все. Часть персонала испытывала ненависть к варварам по тем или иным причинам (обычно по причине смерти родственников от их рук), часть — состояла в организациях националистов и была уверена, что гайджины — не совсем люди и эксперименты над ними сродни экспериментам над животными. У профессора Сама причина для ненависти была своей — его дочь связалась с гайджином, забеременела от него, опозорив семью. Профессор заставил дочь проглотить упаковку снотворного, а к гайджинам с тех пор проникся лютой ненавистью.

Сейчас профессор Сама, переодевшись в военную форму, которая ему не слишком то шла — прохаживаясь перед коротким строем тюремщиков, монотонно, будто в университете — читал лекцию.

— …слаженность и действенность любой группы людей зависит от нерассуждающей готовности каждого члена этой группы ставить групповые интересы выше личных и вносить вклад в действия группы, не ожидая немедленного, или адекватного вознаграждения. В этом и только в этом случае можно говорить о наличии истинной, а не ложной группы, способной к длительному активному существованию.

Профессор занимался групповым поведением. Его интересовало, как создаются небольшие группы людей и как они разрушаются. Как их можно разрушить. Вопрос был не праздный — исследования финансировало и курировало военное министерство. Его интересовало, как можно разрушать единство малых воинских подразделений противника и какие процессы в них происходят в экстремальных ситуациях. Как человек делает свой главный нравственный выбор — лично и как — в группе.

— … наиболее эффективным способом разрушения группы является посеять в одном или нескольких членах группы сомнения в том, что все члены группы в равной степени несут тяготы и лишения ее существования и справедливо разделяют вознаграждение. Для выявления потенциально слабых членов группы возможно использование следующих приемов…

Один из тюремщиков негромко сказал

— Простите, Сама-сан

В армии за подобное жестоко бы наказали, но профессор привык к более свободной студенческой аудитории. И потому он, поправив очки, прервался

— Вы хотели что-то спросить?

— Да, Сама-сан. А что если слабых звеньев нет

Профессор покачал головой

— Слабые звенья будут всегда, если их нет, значит слаб экспериментатор. Вопрос может быть в силе воздействия. Может быть, в продолжительности или направленности. Но кто-то обязательно сломается. Иначе просто не бывает.

Итак, на следующее утро — побудка для мальчишек началась с криков на незнакомом языке и ударов по листу железа — видимо, это был какой-то гонг у них. Ворвавшиеся японцы с резиновыми дубинками орали, выпучив глаза, и указывали на полосу рядом с лежаками — но что удивительно не били. Почти не били. Поняв, что от них требуется — мальчишки выстроились, их пересчитали по головам и повели. Как оказалось, в столовую.

На завтрак была какая-то похлебка, по виду из местных злаков и кореньев. Пахла она не то чтобы отвратительно — просто непривычно. Чая не было. Была вода и что-то наподобие хлеба — лепешки с рисовой мукой и чем-то еще. Но, по крайней мере, были нормальные, европейские столы и посуда…

— Интересно, а сами узкоглазые это будут есть?

— Еще как. Они и г…о обезьянье есть будут

— Тихо вы!

…

— Кто-то из них точно понимает по-русски.

Кормили их так — если в любом лагере они выстраивались у раздачи, то тут тарелки стояли на столах. Одной не хватало.

Юра Соколов, кадет который немного знал японский — пошел к раздаче

— Одной тарелки мало.

…

— Нужна одна тарелка.

…

— Одна. Одна тарелка!

Ничем хорошим это не закончилось — пожилой повар замахнулся черпаком. Пришлось раньше освобождать одну тарелку, потом делиться — и потом двое ели из одной. Но как то наелись все.

Затем была работа.

Они все думали — зачем их вообще похитили? Первый день в плену прояснения в этом вопросе не принес.

За воротами лагеря, который был рассчитан не менее чем на триста человек — простирались рисовые поля. Они знали, что такое рисовые поля, потому что на Дальнем Востоке рис выращивали. Рисовое поле — это вода примерно по пояс, что-то вроде земляных ванн, где растет рис. Рис — удобряют пометом буйволов и отходами… в общем хорошего мало. Но здесь рисовые поля были заброшены, к ним уже подступали джунгли. Тем не менее, их привели к самому краю, выдали инструменты и показали жестами, что надо делать.

Корчевать деревья и рубить лианы. Копать тяжелую красноватую глину для того чтобы сделать новые чеки для рисовых полей, при том что старые не использовались.

После раздачи инструментов, офицер обратился с краткой речью.

— Вы — работать здесь. Кто не работать — будет наказан. Работать!

Если бы ребята присмотрелись к охране — наряд состоял из шестнадцати человек — то заметили бы странную вещь. Наряд делился надвое, часть (десять человек) вполне комфортно чувствовали себя в своей тропической форме, выполняли обязанности охраны — ходили, покрикивали, следили, чтобы никто не отлынивал от работы. Оставшиеся шесть человек — вели себя так, будто оказались здесь случайно. Двое среди них — были такими толстыми, что не смогли бы пробежать даже стометровку, особенно выделялся один. Он даже без физических нагрузок тяжело дышал через рот, постоянно прихлебывал из фляжки, потом обратился к одному охраннику так как выпил всю воду, пошел к грузовику, у которого в кузове был бак с водой. Наполнив фляжку он снова выпил ее, а под конец так устал, что сел на краю рисового чека, свесив ноги в воду, чем вызвал презрительные насмешки даже других охранников

Обед привезли в виде полевой кухни, запряженной волами — рис с рыбной пастой, типичное крестьянское блюдо в этих местах. Потом — опять работать.

— Кто, по-вашему, лидер?

Сама-сан не спешил. Одетый с иголочки он смотрел на собеседника, и лишь очень наблюдательный человек мог заметить, что эмоции никак не отражаются в глазах профессора. Глаза, лицо — жили своей собственной жизнью, имитируя ту эмоцию, которая в данный момент нужна была хозяину.

— Лидеров нет, Сама-сан.

— Вы тоже так считаете? … Вы?

…

— Хай. Но в любом человеческом сообществе всегда есть лидер. Верно? Кто