Слепой. Проект «Ванга» - Андрей Воронин Страница 24

– Но подразумевал.

– Да нет же! Не все журналисты продажны, не все женщины глупы, и не все экстрасенсы – охочие до чужих денег обманщики. Далеко не все. Но многие.

– Ладно. Тогда что ты, материалист, реалист и прагматик, можешь предложить взамен?

– Ждать, надеяться и искать, – не задумываясь, ответил Глеб. Ничего иного он действительно не мог предложить.

– Правильно, – неожиданно согласилась с ним Ирина, – искать. Я так понимаю, что в таком деле все средства хороши. Да пускай этот Грабовский на поверку окажется хоть чертом с рогами, лишь бы помог!

До Глеба вдруг дошло, почему Ирина так решительно одобряет и защищает довольно сомнительное решение подруги обратиться за помощью к экстрасенсу. Ведь именно таким образом она сама когда-то отыскала считавшегося погибшим мужа! Вспомнив ту давнюю историю, Сиверов не стал говорить о том, что сделки с чертом, какими бы удачными они поначалу ни казались, имеют очень неприятное свойство неизменно выходить людям боком.

– Да я же и не спорю, – сказал он мягко. – Тем более что я твоей Нине не указ: как сочтет нужным, так и поступит, даже если мы с тобой насмерть разругаемся, выясняя, права она или нет. Не знаю, будет ли польза от ее визита к Грабовскому. Главное, чтобы не было вреда… Пусть попробует. А мы поглядим, что из этого получится. Вдруг Грабовский и вправду волшебник?

– Но если он ее обманет, ты ведь ему этого так не оставишь? – задала Ирина вопрос, которого Глеб уже некоторое время от нее ждал.

– По-моему, меня склоняют к тому, чтобы злоупотребить служебным положением, – сказал он в пространство.

– Ну конечно! – с возмущением воскликнула Ирина. – Главное – ничего не делать без ведома начальства! Вдруг Федор Филиппович рассердится? А на человека плевать…

– Все сотрудники спецслужб – кровавые, продажные, тупые и бессердечные подонки, – не удержавшись, с огромным удовольствием обобщил Сиверов. – Знал бы – не покупал, – добавил он после того, как на него грозно замахнулись букетом.

Глава 5

Дом был огромный, серовато-желтый, тяжеловесный, с лепными карнизами и железной шатровой крышей, украшенной по углам натуралистично выполненными статуями каких-то колхозниц, обнимавших гигантские снопы пшеницы, и шахтеров, державших наперевес отбойные молотки. Крыша была обведена крошащейся бетонной балюстрадой с пузатыми, рябыми от облезшей побелки столбиками; в полукруглых нишах, что тянулись вдоль всего фасада на уровне третьего этажа, прятались закопченные, засиженные голубями бюсты каких-то никому не известных личностей – не то героев античности, не то полярных летчиков, не то, опять же, прославленных шахтеров и многостаночников. Дом спал; ровные ряды окон, казавшихся по сравнению с его громадной махиной узкими, как бойницы, мрачно поблескивали, отражая черными, как омуты, стеклами свет уличных фонарей. Лишь застекленные лестничные марши мерцали в ночи вертикальными полосами неяркого желтоватого света, да горели вразброс три или четыре бессонных окошка, за которыми какие-то полуночники безжалостно жгли табак и нервные клетки, решая свои никому не интересные проблемы.

Из темного устья огромной сводчатой арки, что, пронзая толщу дома, выводила на проспект, показалась одинокая мужская фигура. Человек шагал неторопливо, но целеустремленно, засунув руки в карманы и подняв воротник изрядно измятого и грязного пиджака. Он зябко ежился: дни все еще стояли теплые, солнечные, но по ночам было уже по-настоящему прохладно, и, чтобы не мерзнуть, требовалась одежда более солидная, чем пиджак. На правом плече мужчины, тяжело и некрасиво оттягивая на сторону ворот, висела на ремне спортивная сумка – полупустая, но явно очень увесистая.

Случайный прохожий, заглянув в его лицо, был бы по-настоящему испуган. Это лицо ровным счетом ничего не выражало, мимические мускулы были полностью расслаблены, придавая небритой физиономии сходство с посмертной маской. Глаза – тусклые, неподвижные – смотрели прямо перед собой. Иногда такое выражение лица можно видеть у мертвецки пьяных, но ночной прохожий не был пьян – об этом свидетельствовала его ровная, уверенная поступь. В этом движении чудилась отрешенная целеустремленность потерявшего управление механизма.

Выйдя из арки во двор, человек повернул направо и двинулся по узкой пешеходной дорожке между проезжей частью и пестревшим поздними цветами палисадником. Из темной травяной чащи вынырнул и бесшумной тенью скользнул через дорогу кот – черный как сажа и облезлый, как долго бывший в употреблении ершик для мытья унитаза. Человек не обратил на кота внимания; казалось, он его даже не заметил. Дойдя до третьего от арки подъезда, он свернул – не так, как сворачивает добравшийся до места назначения человек, а как получивший команду шагающий экскаватор с дистанционным управлением, – и подошел к дверям. По пути он миновал стоявшую под полуоблетевшим кустом старой, узловатой сирени скамейку, на сиденье которой, на самом видном месте, перочинным ножом были глубоко вырезаны буквы «М» и «С» – по всей видимости, чьи-то инициалы. На эту надпись, которой вскоре должно было исполниться тридцать лет, прохожий обратил внимания не больше, чем на кота.

Скамейка была все та же, что и тридцать лет назад, а вот дверь изменилась в соответствии с требованиями времени – стала железной, с электромагнитным кодовым замком и переговорным устройством. Остановившись перед ней, человек немного помедлил, будто не зная, что делать дальше, а потом механическим движением заводной куклы достал из кармана звенящую связку ключей, на ощупь выбрал из нее электронный чип и приложил его к контакту замка. Дверь издала переливчатую музыкальную трель и открылась.

Человек вошел в подъезд. Лифт, словно дожидаясь его, стоял на первом этаже – двери его распахнулись, едва лишь указательный палец с обведенным траурной каймой грязи ногтем коснулся кнопки вызова. Нелепая фигура, со спины особенно напоминавшая оживленный каким-то злым волшебником мертвый предмет, шагнула в кабину и неловко, неуверенно нажала кнопку шестого этажа. Створки лифта сомкнулись с характерным лязгом, в тишине спящего подъезда взвыл электромотор, заскрипели, наматываясь на барабан, толстые замасленные тросы. Эти громкие звуки не привлекли ничьего внимания: стоял самый глухой предрассветный час, когда сон наиболее крепок.

На шестом этаже человек вышел из лифта и с прежней механической уверенностью приблизился к двери нужной ему квартиры. Связка ключей снова блеснула в свете электрической лампы; после секундной паузы человек переложил ее в левую руку, а правой достал из кармана какой-то продолговатый предмет. Послышался тихий металлический щелчок, и из пластмассовой рукоятки выскочило острое двенадцатисантиметровое лезвие, отливавшее тусклым металлическим блеском. Человек посмотрел