Дмитрий Черкасов - Косово поле. Балканы Страница 25

— Ты серьезно?

— Куда уж серьезнее.

— И что же мне делать?

— Первое — просечь поляну. Отсмотреть подходы к дому, чужие машины, группы незнакомых людей… Сбить свой график, чтобы не было периодичности. Чужие «глаза» засекаются довольно просто. У тебя, как я помню, с лестницы есть вход в подвал…

— Верно.

— Проверь, закрыт ли он. Если нет — купи замок и закрой сам. — Димон нахмурился и еще раз обернулся на кавказца с таможенником: — Черт, где-то я его видел… Ладно, не суть. Дальше — стрелять они не будут. Сымитируют нападение бакланов[40]. Даже могут ограбить для вида.

— У меня есть газовая пушка.

— Брось, — отмахнулся Димон, — газовик — это туфта… На случай нападения должно быть что-то посерьезнее. Причем такое, что не подходит под статью.

— Молоток?

— Ага! С гвоздями. Чтоб в лоб забить! — хмыкнул верзила. — Нет, не молоток. Слушай сюда. Идешь в обычный хозяйственный магазин и покупаешь…

Несмотря на запредельные цены в заведении, таможенник взял себе перекусить не стесняясь. Все равно платит не он, а этот маленький чеченец. Ему нужен разговор, так пусть соизволит раскошеливаться.

Абу безропотно отдал на кассе триста шестьдесят рублей, заказав себе всего лишь стакан сока. Хотя и тот стоил полтинник.

— Как здоровье? — вежливо поинтересовался Бачараев, глядя на жующего мясо визави. Просто так спросил, чтоб разговор поддержать.

Таможенник что-то промычал и помахал вилкой. Мол, в порядке все со здоровьем.

— Товар жду, — Абу перешел к теме беседы.

— Угу, — таможенник понимающе кивнул, продолжая набивать рот.

— Надо ускорить…

— Что ускорить?

— Растаможку, да? — Бачараев бросил опасливый взгляд через плечо. За соседним столиком в углу расположились какой-то бритоголовый бугай с молодым человеком в светлом деловом костюме. Бугай что-то весомо втолковывал собеседнику, рассекая воздух широченной ладонью.

— И в чем проблема? — нервозность коммерсанта не ускользнула от внимания госслужащего. Значит, с товаром не все в порядке. Соответственно, обычный навар удваивается. А то и утраивается.

Таможенник мысленно улыбнулся.

— Нет проблем, да? Просто ждать не хотим… Товар идет хорошо, а ваши его могут месяц на причале продержать. Зачем деньги терять?

— Что за товар?

— Оливки, — Абу причмокнул пухлыми губами, — из Греции…

«Странно», — подумал таможенник. Оливки, конечно, товар ходовой, но не до такой степени, чтобы доплачивать за растаможивание сверх обычной суммы. Жестяные банки могут простоять на складах и полгода, ничего с ними не случится.

— Смотри у меня, — таможенник погрозил Бачараеву пальцем. — Если это наркота, то я вас прикрывать не буду. Свобода дороже.

— О чем говоришь, да? Какая наркота-шмаркота? — чеченец закатил глаза. — Траву и опий с Кавказа возят, а не из Греции. Зачем сложно делать, если можно просто?

В словах коммерсанта был резон. Действительно, волочь наркотики из-за границы было глупо. Своих навалом. Тем более что Питер был перевалочным пунктом транзита из Азии в Европу, а не наоборот. Пустить груз из Греции в Россию означало пойти против основного потока и испортить бизнес местным кланам.

Внешне невозмутимый таможенник быстро соображал. Если не наркотики, то все равно что-то запрещенное. Или не запрещенное, но то, за что таможня вломит сбор, напрочь исключающий хорошую прибыль. Так и так контрабанда. Иначе Абу не стал бы назначать встречу, лично беседовать и кормить обедом, а прислал бы своего помощника с обычным конвертом с парой сотен баксов.

— Партия большая?

— Двадцать тысяч банок, — сообщил Бачараев, — клиенты уже есть…

— Штука, — решился таможенник, назвав пятикратный гонорар. При умелой торговле можно было снизиться до пятисот. — Но часть сборов все равно придется заплатить через кассу…

— Нет вопросов, — неожиданно легко согласился Абу, — мы можем даже все сборы оплатить, да? Время дороже. Дешево брали, с хорошим наваром отдаем.

Чиновник пожалел, что назвал всего тысячу, а не две. Или даже не три. Судя по настроению чеченского бизнесмена, он был готов заплатить столько, сколько скажут. Но давать обратный ход было уже поздно. Лучше сейчас тысячу и через месяц тысячу, чем ничего. Жадность порождает бедность. С таможенниками, пробовавшими менять условия на ходу, происходили самые неприятные вещи — от обнаружения их с рельсом на ногах во глубине Коркинских озер до ареста в момент получения взятки. Что было страшнее, каждый решал для себя сам. Иногда с чиновниками обходились мягче. Переставали платить, обрывали контакты, предупреждали других бизнесменов — и буквально через полгода служака, через которого шли только легальные грузы, превращался в полуголодное нервное существо в засаленной форме, приезжающее на работу на общественном транспорте, живущее в коммуналке вместе с тещей и парой тройкой сопливых детей и с тоской поглядывающее на сверкающие лаком «паджеро» и «лэндкраузеры» сытых и довольных жизнью сослуживцев.

Бачараев остался доволен. На оплату услуг по быстрой растаможке ему выделили десять тысяч «зеленых» и сказали, что он может взять еще, если потребуется. Тысяча чиновнику, столько же — на официальный сбор. В сухом остатке — восемьдесят стодолларовых купюр, которыми Абу распорядится по собственному усмотрению. Купит хорошей водки, закажет девочек, оплатит ремонт кабинета.

А что придет в Россию под видом оливок, коммерсанта интересовало в последнюю очередь. Община сказала: «надо» — бизнесмен ответил: «есть»! Меньше знаешь — дольше живешь.

Абу облизал пухлые губы, достал бумажник и отсчитал таможеннику его долю. Тот принял деньги не таясь, как само собой разумеющееся.

Путь до дома Богдана занял всего десять минут.

Владислав смыл краску с лица, побрился, переоделся в песочные хлопковые штаны, сине-желтую гавайскую рубаху навыпуск, из своих вещей оставил лишь черные кроссовки и заткнул за пояс «Чешску Зброевку». Сунул в карман нож, а за остальным оружием должен был вечером подъехать Киро на своих «Жигулях», в которых был оборудован тайник под охотничье снаряжение. В свободное время мороженщик баловался браконьерством.

Деньги, бриллианты и паспорт кипрского гражданина Рокотов сложил в полиэтиленовый пакет, который сунул подмышку. Мылся и переодевался он в одиночестве в крошечном туалете ангара, так что его новые друзья не видели, что именно русский биолог складывает в пакет. И тактично не интересовались.

Пройдя по обсаженной абрикосовыми деревьями улочке, группа молодежи свернула в тупичок и оказалась перед массивными коваными воротами, за которыми открывался тенистый двор со стоящим по центру двухэтажным коттеджем из белого кирпича.

По дороге им встретилась всего одна женщина, занятая на цветочных грядках. Элена тут же пристала к ней с каким-то вопросом, в разговор вступил Ристо, и Влад, прикрываемый с боков Киро и Богданом, незаметно миновал опасный участок. Женщина оживленно обсудила с Эленой цену на луковицы тюльпанов, не обратив внимания на прошедшую мимо троицу.

У ворот Ристо, Элена и Киро простились с Богданом и Владом, пообещав заскочить вечерком, попить чаю или вина и поговорить. Заодно Киро привезет сумку с оружием.

Во дворе было тихо и сумрачно. С обоих сторон дом окружали несколько кленов, почти закрывавших небо своими огромными кронами. Возле будки у крыльца сидел пес и внимательно наблюдал за вошедшими.

Рокотов остановился.

Что такое охранная собака на Балканах, он хорошо знал. Зверюга весом под центнер, метр в холке и с характером давно не кормленного аллигатора. Короткие уши, густая темная шерсть, черная «маска» на морде, внимательные глаза и клыки сантиметров по пять. Жуткая помесь турецких и кавказских пород овчарок. Почти не лают, никого, кроме хозяина, не признают и норовят вцепиться в горло. При этом бегают со скоростью курьерского поезда. И ничего не боятся.

— Хороший песик, — неуверенно заявил Владислав, опасливо оглядывая неподвижного, как изваяние, пса. — Богдан, а это не чучело?

Македонец запер за собой ворота и обернулся.

— Нет. Это Гром. Мне его в Сербии друзья подарили, четыре года назад. Не бойся, он без команды не бросается.

— Хотелось бы верить…

— Гром, мальчик, иди сюда, — пес наклонил голову влево, но с места не тронулся. — Ну, не барань!

Кобель наклонил голову в другую сторону.

— Вот характер! — Богдан присел на корточки. — Иди ко мне немедленно!

Пес сорвался с места, в три прыжка пересек двор и прижал лобастую голову к груди хозяина. Влада будто не существовало. Пушистый хвост молотил воздух. Гром заурчал, подставляя уши, чтобы их почесали.

— Дай руку, — попросил Богдан.

Влад протянул ладонь. Македонец сунул ее под нос суетящегося пса.

— Свои, Гром, свои… На, понюхай! — Кобель ткнулся носом в ладонь биолога, шумно втянул воздух и снова переключился на хозяина.