Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть Страница 25

Возможно, из-за неосознанного раздражения первый вопрос, который он задал встречавшему его человеку, был о билете на самолет до Франкфурта на завтра, откуда он пла­нировал затем вылететь домой, в Сингапур. Высокий брю­нет, с красными пятнами на щеках, видно, побрившийся электробритвой, возможно, даже карманной, говорил по-ан­глийски с итальянским акцентом. Он носил пальто с отки­нутым капюшоном, не имел галстука и шаркал резиновыми сапогами. В Белград приехал специально из Триеста. Звали его Титто, и, когда он представился, улыбка тронула губы Джефри.

—   От известного президента этой страны меня отличает только лишнее «т»...

Титто являлся резидентом фирмы «Деловые советы и защита» в Триесте, где находился последний этап тропы, по которой двигались из Сингапура через третьи банки или юридические конторы, переводами или посылками с налич­ностью на номерные счета в швейцарских банках деньги, избегавшие огласки. Тропа, принадлежавшая Бруно Лябасти, приносила обильные выручки. Кроме того, Титто, буду­чи последним в цепочке, сводил сведения о таких вкладах воедино и передавал их в электронную память фирмы, в которой они классифицировались лично Бруно Лябасти. Дальнейшее Титто не касалось.

Ограниченная компетенция итальянца предполагала, что за его работой наблюдает известный одному Бруно «глаз». Профессионал, умудренный многолетним опытом работы в итальянской военной разведке, резидент опреде­ленно знал это, и последовавшее от него предложение встре­титься на территории за «железным занавесом» ничего, кро­ме желания повидаться с Джефри вне пределов досягаемости «глаза», означать не могло. Нечто подобное в романе Дюма проделали мушкетеры при осаде Ла-Рошели. Недружествен­ная земля в таких случаях наиболее безопасная. Так это дело растолковал для себя Джефри, когда согласился на крюк в полтора суток в ответ на телеграмму Титто, отбитую во Франкфурт.

—   Где будем жить? — спросил Джефри.

Титто уверенно выруливал красную «альфа-ромео» вдоль огромного поля, примыкавшего к аэродрому. Под колеса несло обрывки бумаг, какого-то тряпья, к черным деревьям прибивало мусор. Отворачиваясь от пронизывающего ветра, сутулясь, за кюветом переминались полицейские в синих полупальто, выстроенные для охраны ожидавшейся персо­ны.

—    Гостиница «Славия». Улица Светог Саве. Шестой этаж. Человек, с которым я предлагаю вам поговорить, придет в банк на улице князя Милоша завтра в девять тридцать утра. Ваш самолет во Франкфурт в двенадцать без четверти.

—   Вы не сказали, какой это банк на улице князя...

—     Милоша... Здесь нет других банков, кроме государст­венного, — сказал Титто.

—   Контакт?

—    Если вы захотите на него выйти, обратитесь как бы за советом относительно обмена мексиканских долларов к че­ловеку, который, рассматривая доску с курсами валют, будет тыкать тростью в линию, обозначающую стоимость мест­ных денег в немецких марках. Здешние деньги называются динары... Он сделает это несколько раз, как бы по бестолко­вости, соображая и высчитывая.

—     Допустимо ли махать тростью у табло с валютными курсами? Жест мог бы быть поскромнее, что ли... незаметнее.

Титто передернул плечами, удобнее устраивая капюшон между спиной и сиденьем.

—     В банке на улице князя Милоша нет ни светового, ни тем более электронного табло. Курсы пишут мелом на чер­ной доске. Курс утверждается начальством раз или два, мо­жет, три раза в сутки. Поэтому в табло нет необходимости. В операционном зале... Я думаю, где-то в недрах банка, где сидят эти начальники, табло, видимо, есть. Но оно секрет, для посвященных.

Титто деликатно замолчал, уважая раздумья гостя.

А мысли Джефри, спровоцированные рассказом о поряд­ках в коммунистическом банке, закрутились вокруг новости о возвращении в Сингапур Севастьянова. Русский, всего ве­роятнее, и диктовал по телефону из охраняемого КГБ потай­ного логова исправления на грифельной доске с курсами, но только в московском банке. Удивительное, поразительное упорство не соглашаться с жизнью из-за идеологических шор, не вникать и приспосабливаться, а оспаривать и изда­вать предписания, какой ей быть!

Насколько Джефри помнил покойного Васильева и этого, его молчаливого помощника Севастьянова, ребятам нельзя отказать в финансовом целомудрии, строгой операционной дисциплине. Но анализируя действия обоих в пору их актив­ности на кредитном рынке, Джефри пришел к выводу: обла­дают замедленным рывком в финале операции, топчутся перед целью, как раз когда она становится достижимой. Пси­хороботы русских банкиров не указывали на отсутствие сме­лости. Оставалось предположить другое: кто-то сбивал их с толку, а может, и останавливал, не давая санкции на дейст­вия. Наверное, в их стране права финансистов нуждались в такой же защите, как и права человека.

Кто такой Севастьянов? Чтобы выжить после потери 18 миллионов, подписал вместе со своим начальником Василь­евым документ, доказывающий, что обстоятельства на кре­дитном рынке в Сингапуре сложились хуже, чем предпола­галось. Идеологическая двойная бухгалтерия сработала: дело закрыто, хотя деньги зависли в неизвестности. Их не потеряли ни Васильев, ни Севастьянов, поскольку, как было известно Джефри, русские работают не за проценты или премиальные. Севастьяновское назначение, возможно, сви­детельство понижения доверия к нему из-за неудач покрови­тельствовавшего Васильева. Упадок излишне «капиталисти­ческого» шефа стал неизбежен под ударами высоких коммунистических начальников, стремившихся обелить се­бя. И если допустить, что Севастьянов вознамерится тронуть «старые струны», Москва сама же его осадит.

Джефри зевнул. Титто тихонько насвистывал шлягер времен вьетнамской войны «Для влюбчивого сердца впереди опасность».

Гостиница оказалась на площади, сползавшей к Дунаю. Ветер остро пропах весенней рекой. Хлопая голенищами сапог, Титто обошел «альфа-ромео» и, вытащив из багажни­ка чемодан Джефри, поставил на асфальт. Привратник в расстегнутом мундире с галунами оценивающе присматри­вался к машине, сапогам Титто, пальто с капюшоном, доро­гому чемодану и роскошному кожаному футляру персональ­ного компьютера размером с портфель. Нехотя спустился на две ступени и рукой показал, куда подтащить вещи.

—  Я поставлю на стоянку машину, это во дворе гостини­цы, — сказал Титто.

—   Дайте ключ привратнику, он отгонит...

—   Тут этого не делают. Подождите несколько минут...

Запах реки смешивался с ароматом какой-то острой пи­щи, дымом очага, топившегося углем. Стеклянные двери ресторана при гостинице запотели, и Джефри заметил, что через протертый рукавом круг его рассматривает усач с си­гаретой.

Пиватски поднял воротник плаща под пронизывающим ветром. Он начинал злиться, и это долгожданное чувство принесло облегчение. Титто нес его чемодан до двери номе­ра.

—   Через пятнадцать минут вы услышите стук кулаком в стену с моей стороны. Я живу в соседней комнате. Спускай­тесь в вестибюль после этого через пять минут.

Примитивное перестукивание и подмигивание в век электронной слежки восстанавливались в правах как средст­во сигнализации. Джефри улыбнулся, немедленно вызвав ответную улыбку Титто. Резидент фирмы «Деловые советы и защита» обладал чувством юмора и умением устанавли­вать взаимопонимание. Информация, которую он хотел со­общить, и свидетель обещали быть интересными.

«Альфа-ромео» Титто запарковал перед узкой улочкой, заставленной вынесенными из кафе столиками, за которы­ми распивали пиво, несмотря на ветреную погоду. Старин­ные дома и магазинчики на первых этажах напоминали фильмы из жизни французской провинции. И Джефри поч­ти не удивился, когда у входа в парк пришлось обходить нами шик солдатам первой мировой войны с французскими подписями.

Титто постелил газету на влажную скамейку, жестом пригласил сесть. С обрыва, на котором они оказались, от­крывался Дунай, представлявшийся Джефри шире. Другая река, еще уже, сливалась с ним. На речном перекрестке само­ходная баржа выбиралась против течения, поднимая грязно­ватый бурун ржавым форштевнем. В нескольких шагах от крепостной стены парни в поролоновых куртках состязались в глупой игре, суть которой состояла в отгадывании, под каким из трех спичечных коробков окажется горошина. Мя­тые банкноты совали друг другу в карманы.

Титто вытянул из-за голенища пленку, вставил в порта­тивный магнитофон, присоединил к нему провод наушника. Предупредил:

—   Одновременно со звуком идет стирание. Текст не каса­ется технического обеспечения операций, проводимых через Триест, господин Пиватски. То есть к вашим прямым обя­занностям отношения не имеет. Речь не идет и о моей рабо­те...