Гарольд Роббинс - Надгробие Дэнни Фишеру Страница 25

Филдс опять расхохотался и повернулся к Ронни, приглашая ее в свидетели.

— Парень растет прямо на глазах! Замечательно! Получишь свои пять сотен в день боя. За остальным зайдешь на следующий день.

Мне пришлось напрячься, чтобы не показать свою радость, — он сразу понял бы, что заплатил слишком много.

— Значит, договорились, мистер Филдс. Надеюсь, и в будущем вы не обойдете меня своими милостями.

Филдс радушно раскрыл объятия.

— До свидания.

— Дэнни! — взволнованный голос Ронни заставил меня обернуться. — Ты еще придешь?

— Безусловно приду, крошка, — небрежно бросил я и добавил: — За деньгами.

На улице царил чистый, ясный солнечный день. Я решил отправиться к дому Нелли. Еще было рано, и она только-только должна была выходить на работу.

Увидев ее, я понял, что она единственная во всем мире не таила в себе угрозы для меня.

Утром меня разбудил монотонный голос отца, который что-то выговаривал матери. С каждым днем его характер становился все несноснее. И вдруг последние остатки сна исчезли. Сегодня уже наступило. Завтра все будет кончено, я стану нормальным, как все.

Я сел в кровати, нашел ногами шлепанцы, встал и потянулся. Может быть, это и к лучшему. По крайней мере, мой старик будет счастлив. Получит свои денежки, вновь откроет аптеку, а я… а я покончу с боксом навсегда. Но особой радости от этих мыслей я не ощутил. Накинул халат и поплелся в ванную. Посмотрел в зеркало, щетина была приличной, но бриться сегодня не стоило — после бритья кожа становится слишком нежной для бокса. Наскоро умывшись, я вернулся в комнату, решив, что душ приму попозже, в спортзале. Оделся и прошел на кухню под аккомпанемент недовольного ворчания отца. Увидев меня, он замолчал и отвернулся.

— Садись, сын, выпей кофе, — засуетилась мама.

Я молча сел напротив отца и принял из рук матери чашку с кофе.

— Привет, Мими, — поздоровался я с вошедшей сестрой.

— Салют, чемпион. Сегодня у тебя трудный бой, — широко и тепло улыбнулась она. — Как настроение?

Отец грохнул кулаком по столу.

— Черт побери! — заорал он, побагровев. — В этом доме все посходили с ума! Чтоб я больше не слышал ни слова о боксе!

Мими упрямо нахмурилась.

— Он — мой брат, — с вызовом сказала она. — Я могу говорить ему все, что захочу!

У отца отвисла челюсть. Впервые в жизни Мими достойно возразила ему. Отец поперхнулся и страшно завращал глазами. Мама предостерегающе положила ему руку на плечо.

— Пожалуйста, не надо спорить, Гарри, — твердо сказала она.

— Н-но ты слышала, что она сказала?

— Слушай, Гарри! — не дала она ему закончить. — Мы можем хоть раз позавтракать спокойно?

Некоторое время в кухне был слышен только ожесточенный звон ножей и вилок, будто невидимые противники скрестили шпаги.

— Спасибо, мама, — поднялся я. — Мне пора на разминку.

Все напряженно молчали, думая каждый о своем. Я выдавил улыбку на лице.

— …И никто не пожелал мне удачи?

Мими порывисто встала, взяла меня за руку и чмокнула в небритую щеку.

— Удачи тебе, Дэнни. Я верю в тебя!

Я благодарно улыбнулся ей, но в моей улыбке была немалая доля горечи. Я глянул на отца, у него был отчужденный вид; посмотрел на мать.

— Береги себя, сынок! — испуганно-взволнованно проговорила она.

Я молча кивнул, проглотил подступивший к горлу комок. Неожиданно я заметил на ее лице приметы старости. За последние два года она постарела лет на десять. Она встала и поцеловала меня. Я нащупал два билета в кармане и вручил их маме.

— Это для вас.

— Нам они не нужны! — закричал отец. — Мы все равно никуда не пойдем!

— Но я взял их для вас.

— Я все сказал: мы никуда не пойдем!

Я пожал плечами и повернулся к двери.

— Дэнни! — окликнул меня отец, когда я уже закрывал за собой дверь.

Я с надеждой поднял на него глаза.

— Так ты будешь все-таки сегодня драться?

Я кивнул.

— И это после всего, что я тебе сказал?

— Я должен, отец.

— Прошу тебя в последний раз. Приказываю, в конце концов!

Я упрямо посмотрел ему в глаза.

— Ключ, — протянул он руку.

— Гарри, только не сейчас! — взмолилась мама.

— Ключ! — рявкнул он так, что зазвенела посуда в буфете.

Я вытащил ключ, бросил его на стол и вышел.

В кабинете Филдса я молча наблюдал за тем, как он отсчитывает, лаская каждую бумажку, новенькие стодолларовые банкноты. Его лицо на этот раз было сосредоточенным. Толстыми пальцами он подвинул ко мне деньги.

— Вот. Ровно пятьсот, как договаривались, — хрипло произнес он.

Я взял деньги и засунул в карман. Посмотрим, как запоет отец, когда я выложу их перед ним.

— Спасибо, мистер Филдс.

— Не за что, Дэнни. Но не вздумай провести меня.

— У меня и в мыслях такого не было, — удивился я.

— Знаю, что не было, а вот Спит думает иначе.

Я посмотрел на Спита, который стоял, привалившись спиной к стене, и демонстративно чистил своим ножом ногти. Он исподлобья бросил на меня взгляд, полный ненависти.

— Ах, так он еще и думает!

Филдс от души рассмеялся. Он оторвал свое грузное тело от кресла и, подойдя ко мне, положил свою тяжелую лапу мне на плечо.

— А у тебя, парень, не только ум острый, но и язык. Мне нужны такие ребята. Иди, не забудь только, что у тебя деньги в кармане.

— Не забуду, мистер Филдс, — пообещал я.

— Да, я хочу, чтобы ты запомнил еще одну вещь, Дэнни Фишер… — Филдс стоял, опершись обеими руками о стол, — ни следа недавнего смеха, несокрушимая глыба с холодным, пронизывающим взглядом. О таком мистере Филдсе ходили страшные легенды.

— Какую вещь?

Его набрякшие веки распахнулись, как у филина:

— Я буду следить за тобой, — с угрозой произнес он.

Рев толпы волнами докатывался из зала в раздевалку. Он был стар как мир. Наверное, так же орали первобытные люди в джунглях, наблюдая за схваткой двух диких зверей, чтобы потом сразу же сожрать побежденного. Так же вопили древние римляне, приветствуя своего императора, который решал: жить или умереть поверженному гладиатору. Я заткнул уши, но рев все равно проникал в сознание. Раздался глухой звонок. Спритцер похлопал меня по спине.

— Это нас, парень.

Я сел. Внутри у меня засел какой-то комок, словно я проглотил кусок свинца.

— Что, страшновато? — улыбнулся Спритцер.

Я, вымученно улыбнувшись, кивнул.

— Не дрейфь, это пройдет, — уверенно сказал он. — Каждый боксер чувствует себя так, когда впервые попадает в «Гарден-холл». Здесь есть что-то такое… — он повертел в воздухе пальцами. — Знаю из личного опыта.

Интересно, что бы он сказал, если бы знал: вовсе не «Гарден-холл» мучил меня, а схватка, которую я обязан был проиграть. Мы вышли из раздевалки, я робко оглянулся на огромный зал. Передо мной волновалось море незнакомых лиц. Где-то там был Сэм, была Нелли, был… Филдс. Только отец и мать не пришли. Ну и слава богу!

Толпа возбужденно-одобрительно засвистела, захлопала, заулюлюкала, когда судьи объявили о своем решении по предыдущему бою.

— Пойдем, Дэнни. Это твой великий день, сынок! — Спритцер подтолкнул меня вперед по дорожке, которая вела к залитому светом юпитеров квадрату ринга.

Снова поднялся крик. Некоторые из болельщиков даже выкрикивали мое имя. Я неотступно следовал за Спритцером, опустив голову. Рядом шел Зеп. Стараясь перекричать болельщиков, он завопил мне в ухо:

— Смотри! Вон — Нелли!

Я поднял голову и встретился глазами с Нелли. Она с любовью и тревогой смотрела на меня. Потом ее лицо затерялось среди других, на которых были написаны совсем другие чувства.

Я перелез через канаты и приветственно поднял обе руки. Судья-информатор назвал мое имя, и я, пританцовывая, вышел на середину ринга. Он произнес традиционные слова, которые я знал наизусть:

— При команде «брэк» немедленно расходитесь. В случае нокдауна — сразу же отходите в ближайший нейтральный угол. Бой возобновляется при команде «бокс», и да победит сильнейший!

При последних словах я криво усмехнулся. «Пусть победит сильнейший!» Сбросил халат. Комок, застывший у меня в груди, давил тяжестью пяти сотен долларов. Спритцер ободряюще шепнул на ухо:

— Кончай трусить, малыш. Самое страшное, что может случиться — это проигрыш. А за проигрыш еще никого не убивали.

«Уж это точно!» — подумал я. Он сам не догадывался, насколько был прав. Сейчас меня больше всего волновало, чтобы кто-нибудь не спер мои пять сотен из раздевалки. А что до боя, то его исход мне был известен.

Я с любопытством посмотрел на своего соперника. Он не отводил от меня нервного напряженного взгляда. Я улыбнулся ему: не волнуйся, дурачок! Тебе не о чем беспокоиться! Это был Тони Гарделла — итальянский паренек из Бронкса.