Леонид Словин - Отстрел Страница 25

—И все прахом!

При досмотре багажа звезды первой величины, возвращавшейся с соревнований из Юго-Восточной Азии, таможня обнаружила более двухсот единиц триметилфентанила, сильнейшего наркотика синтетического происхождения, распространяемого в ампулах…

—Президиум Федерации бокса… Президент Международной федерации любительского бокса, ФИФА, — все были в шоке!

Из спортивной структуры Ковач плавно переместился в криминальную.

Было много неясного в деле. Спортсменов, как правило, не обыскивали — Ковача сразу взяли. На горячем. С другой стороны, он не выскочил бы так быстро. За него ходатайствовали весьма уважаемые люди. О Коваче они никогда не слыхали. Знали только людей, которые за него просили. Тоже весьма уважаемых.

«Мерс» Рэмбо еле продвигался в колонне, огибавшей некрополь. Водитель выкраивал путь буквально по сантиметрам. Рэмбо не выдержал:

— Приостанови, мы выйдем…

— Мне тут не приткнуться!

— Поезжай вперед — мы найдем…

Они были уже на тротуаре.

—За синтетическим наркотиком сейчас не летят в дальнее зарубежье. Есть каспийский вариант.

Кладбище в центре Москвы, предназначенное первоначально для пострадавших от стихийных бедствий — косившей людей чумы ли, Ходынки ли, революций, а также жертв несостоявшихся судеб, все более приобретало скандальную известность своими захоронениями воровских авторитетов. Начало им, по свидетельству прессы, положил известный вор в законе Валериан Кучулория, по кличке Песо…

Ковачу предстояло лежать не в одиночестве — в кругу таких же выдающихся спортсменов и авторитетов.

Бывший чемпион СССР и Европы Олег Каратаев, президент Российской профессиональной спортивной лиги Юрий Ступеньков, крупнейшие представители российского бизнеса и мафии — Отари и Амиран Квантришвили, погибшие в свое время в результате разборок…

Рэмбо пробирался сквозь толпу.

Территория, прилегающая к воротам внутри кладбища, была тоже заполнена соответствующей публикой. Широкие брюки, крутые затылки. Черные либо белые шелковые сорочки с галстуками… Накачанные амбалы… Ни одной женщины. Одни мужики. И тишина. Гробовое безмолвие.

В бандитский колер негусто были вкраплены бизнесмены — партнеры фонда «Дромит», банки-учредители, земляки, друзья Ковача, партнеры Арабовых. Многие явились с собственными секьюрити.

Из уважения к Нисану, к Неерии похороны Ковача проходили по высшему разряду. В толпе раздавали тиражированные цветные фотографии обеих жертв. Неерия и его команда, прилетевшие из Самарканда, прямо из Домодедова уехали в морг, в Хользунов переулок, должны были вот-вот появиться. На Главной аллее уже распоряжался Красноглазый — с пухлой кожаной барсеткой под мышкой. В руке он держал пачку долларов. Боевая, в брюках, в красном деловом пиджаке, дама-администратор держалась вблизи, на короткой связи.

—Аркан… — Рэмбо показал на него Игумнову. — Главный советник…

Административная пара занималась нечаянными свидетелями-посетителями, случайно оказавшимися на кладбище. Зрелище бандитских похорон произвело на старых клюшек — божьих одуванчиков жуткое впечатление. Аркан и дама-администратор приняли экстренные меры.

— Помолитесь за раба Божьего… — Администраторша быстро совала в руки крупные купюры. — И главное, никому не надо завидовать… Это ведь нехорошо, правда? Каждого хоронят, как он того заслужил… Ведь так?

— Конечно, конечно… — Облагодетельствованные понемногу приходили в себя.

Кто-то показал в сторону ворот.

Эстрадный певец — суперзвезда шел по Главной аллее в окружении тоже очень знакомых по теле— и киноэкрану людей. Без него обычно не обходились ни одни бандитские похороны.

Почти одновременно прибыли вторые лица руководства «Дромита».

Рэмбо обернулся к Игумнову:

— Неерии, Савона еще нет. Второй слева, идет сюда… Начальник службы безопасности.

— Я его встречал в главке.

— Теперь в «Дромите». Привет…

Рэмбо поймал короткий, напряженный взгляд подошедшего. Экс-начальник главка держался дружелюбно, как человек, не обретший пока опоры в новой среде.

— Рад встрече…

— Только повод печальный.

— Что поделаешь?..

Толпа в начале аллеи зашевелилась. От главного входа показался модерновый микроавтобус «Скорой помощи». «Амбуланс» — на базе японской «тойоты». Следом двигался черный закрытый «кадиллак» с Ковачем. Катафалк. Позади въезжали еще машины. Неерия, близкие родственники покойного и наиболее уважаемые из гостей прибыли в серых «линкольнах» за темными стеклами. Пятнадцатиметровые свекающие лаком длиннющие лимузины сразу отсекли толпу от храма.

—Неерия…

Сопредседатель совета директоров — молодой, в костюме из «льющейся» ткани, с блестящей черной шапкой волос — показался в толпе лишь на секунду. Его тут же скрыли сопровождающие. Секьюрити, свита…

Ковача привезли в черном отлакированном гробу с крышкой, откидывавшейся на сторону, на петлях, как дверца. В «кадиллаке», кроме юной вдовы, находились еще одетые во все одинаковое — траурное, закупленное фирмой, — четыре его сестры. Мать не приехала.

—Я сама. Сейчас. — Черты юной вдовы резко обозначились.

Она качалась, словно от ветра. Женщина-секьюрити, находившаяся все последние сутки вместе с вдовой, придвинулась, готовая в любую минуту прийти на помощь.

В храме громко запели. На крыльце показались двое священнослужителей и с ними монахиня. Аркан, переместившийся с аллеи к «кадиллаку», подал знак рукой — накачанные, в черных шелковых сорочках, в костюмах, делавших еще шире в плечах, бойцы из «Дромита» подняли гроб за ручки, прикрепленные по обеим сторонам футляра. Под звуки песнопения черный ящик проплыл в церковь, за ним потянулись близкие, друзья… На кладбище стало совсем тихо, если бы не вороны…

Рэмбо прошел вместе с руководителями «Дромита», следом двинулись все желающие.

Игумнов минут на сорок был свободен. Он подошел к церковному киоску у входа. Тут торговали свечами. Достал деньги.

—Эту…

—Пожалуйста. Не знаете, кого хоронят? У кого не спрошу — никто не знает!

Продавец хотел что-то добавить, но остерегся.

Большинство приехавших боевиков остались на Главной аллее, разбились на группки.

Игумнов свернул в боковую. Тут начинались погребения знаменитых спортсменов. Альметов, Стрельцов… Тут же хоронили больших актеров. Их могилы украшали живые цветы, в плошках со стеарином чадили фитили.

Чем дальше от входа, тем больше виднелось повсюду следов запустения. Невывезенные контейнеры с мусором, проволочные основы венков…

Панихида по убиенному секьюрити длилась около часа.

Рэмбо стоял справа от алтаря среди приглашенных Неерией.

Люди были очень разные: космонавт; работники мэрии; несколько банкиров первого круга, направивших в свое время известное письмо властям и оппозиции с предложением сделать шаги навстречу друг другу; оба генерала — первые лица московского «Рассветбанка» — Юра и Гореватых…

Тут же находился и знаменитый певец.

Вице-президент «Рассветбанка» Гореватых шепнул:

—Ему не привыкать: его приятелей стреляют чаше других.

Он не шутил.

— Мы послали факс в «Коммерсант дейли». Завтра он будет в номере. Вознаграждение за помощь в поимке убийцы. Может, кто-то из частных детективов тоже заинтересуется…

— Может статься.

Рэмбо огляделся: «Рыбацкого банка» — постоянного партнера «Дромита» — никто не представлял на панихиде.

—Сегодня Нисан, завтра я, Юра… — Генерал Гореватых кивнул на президента банка. — Неерия… Кто угодно!

Юра заметил:

—Мы должны выступить в качестве одного заказчика. Тогда и общий взнос был бы весомее.

Рэмбо не брал заказов:

— Много работы. Сожалею.

— Это мы должны сожалеть.

Ковача опустили в землю недалеко от входа, рядом с другим спортсменом, убитым в таком же московском подъезде.

Хоронили без гражданской панихиды, никто не произнес и двух слов над свежей могилой.

Сестры и племянницы Ковача — угловатые, незавидные, в черных одинаковых пиджаках и длинных юбках — держались напуганно. Их опекал охранник с газовым пистолетом на поясе.

Священник пропел свое. На этом кончилось.

Красноглазый Аркан с пачкой долларов, которая то и дело пополнялась, и его деловая помощница быстро и ловко руководили происходящим. Под их присмотром на аллее установили разборный, на винтах, стол, мгновенно появилась водка, пакеты с соками, еда.

Бросив на могилу земли, подходили к столу, водкой, блинами, кутьей молча поминали покойного.

—А все равно жалко… — Старушка-божий одуванчик вслух безотчетно возразила внутреннему голосу. — Такой молодой!..

Расходились так же молча.

В последнюю минуту глухой тоскливый звук разнесся по погосту. Это кричала несовершеннолетняя вдова убитого.

День склонялся к концу. Безнадежный плач стих. На площади за воротами проскрежетал трамвай. Негромко ударил колокол.