Константин Козлов - Ракетчик Страница 26

Лейтенант долго ходил по кабинету, вспомнив об остывшем кофе, долил кипятка. Получилась теплая дрянь, и он выплеснул ее в горшок с кактусом. Привлечь постороннюю технику отправители не могли, замена контейнера дело явно криминальное, для этого нужны свои исполнители. Драгунский уселся в любимое кресло Дмитрия Ильича и положил фуражку перед собой на стол. Попытался представить, что мог бы сказать по этому повода шеф. Ничего не представлялось. Он тупо глядел на крышку воробьевского стола. Решение было где-то рядом. Стол у Воробьева был самый обыкновенный, инвентарный номер такой-то, и все. Одна тумбочка, три ящика. Столешница накрыта листом оргстекла. Под ним несколько семейных фотографий, служебное расписание, расписание электричек и несколько исписанных листков. Драгунский вспомнил, что уже видел эти бумажки, и не где-нибудь, а у себя дома, когда они вместе с шефом за бутылкой «Абсолюта» говорили об автомашинах «Прогресса». Лейтенант хлопнул себя по лбу. Ну конечно, все сходилось! Воробьев говорил, что чаще всего с завода выезжали панелевоз и кран. Средства есть, мотив ясен, но нет места. Драгунский решил действовать. Отец недавно подарил ему новенькую «девятку», цвет — мокрый асфальт. Узнав о наличии автомобиля у подчиненного, Воробьев нещадно эксплуатировал это транспортное средство. И все исключительно в служебных целях. Александр не помнил ни одного случая, когда шеф попросил бы его подбросить куда-нибудь или что-нибудь отвезти не по работе. В виде компенсации Дмитрий Ильич умудрялся выбивать деньги на бензин. Но все же машина-то личная, хотя протестовать лейтенант не отваживался, терпеливо снося такую дедовщину «старших товарищей». А сейчас он решил проехать вдоль всей линии ветки, на которой был найден пустой контейнер. Драгунский был абсолютно уверен, что разгадка тайны где-то там. Сообщив дежурному, что поехал по делам, Александр покинул здание управления на Литейном. С собой прихватил карту области. Крупные станции с товарными конторами, терминалами и большим количеством людей он сразу же исключил из списка проверяемых. Отбросил и станции в пригороде. Платформы с одной железнодорожной колеей тоже не годились. Через каждые полчаса в ту и другую сторону сновали электрички. Грузовые вагоны и платформы могли быть оставлены на длительное время только на станциях Борисова Грива, Рахья и Ладожское Озеро.

На станции Рахья он ничего не нашел, да и станция, как выяснилось, не подходила для операции с подменой. Место, удобное для установки крана, находилось как раз напротив отделения железнодорожной милиции. Станция располагалась практически в центре поселка. Рядом магазины, кинотеатр; постоянно ходят люди. Начнешь работу, сразу найдутся любопытные. Зато на следующей станции его ждала удача. Платформа Борисова Грива подходила по всем статьям. Две колеи и запасные пути, несколько частных домишек, да и те довольно далеко от железки, и главное — несколько удобных для работы крана мест. Кругом лес, хоть ядерные испытания проводи, хрен кто чего узнает. Проехав вдоль путей, Драгунский нашел то, что искал. На травянистой поляне вдали от станционного домика глубокие квадратные вмятины от упоров платформы крана и следы протектора большегрузного автомобиля. Колея, оставленная уехавшим грузовиком, была явно глубже подъездной. Видно даже невооруженным глазом. В глаза бросался большой прямоугольник примятой травы, не иначе сюда ставили контейнер. Лейтенант осмотрелся. Ближайший домик от места погрузки метрах в ста. Драгунский пошел туда. Покосившийся пятистенок с подслеповатыми окнами. Видать, срублен сразу после войны, потом хозяин или умер, или у кого-то руки не доходили до ремонта. У калитки следователь остановился, поглядывая на отверстие конуры приличных размеров.

— Входите-входите, собаки нет.

Драгунский не сразу увидел, кто его зовет, но потом разглядел за шторами-задергайками сморщенное личико. Старушенция — хозяйка дома — открыла форточку и снова позвала его. Александр старательно вытер ноги о цветастый половик и вошел. В прихожей — обычные для деревенского дома веники, ведра, полка для обуви с обязательными калошами и резиновыми сапогами. Из комнаты выглянула бабушка и предложила тапочки.

— Проходите! Извините за беспорядок.

Насчет беспорядка хозяйка преувеличивала: в доме все сверкало чистотой, каждая вещь находилась на раз и навсегда отведенном для нее месте. Лейтенант представился и помахал «корочками». Старушка нацепила очки и попросила показать документы еще раз. Стараясь не улыбаться, Александр выполнил ее просьбу.

— А вы по какому делу? Ко мне или ищете кого? Или, может, из-за жалобы?

Хозяйка провела его в комнату. На стенах фотографии в рамочках, на телевизоре кружевная салфетка, герань в горшках и парадный чайный сервиз за стеклами древнего серванта.

— Да нет, я по другому вопросу. А вы что же, одна живете?

— Одна. А вот старик мой, — бабушка кивнула в сторону портрета. — Три года как умер, дети в городе, а я тут доживаю. Не хочу к ним, две хозяйки в одном доме — много, не уживемся мы с невесткой. Они, правда, не забывают, почитай, каждые выходные у меня.

Старушка явно истосковалась по общению и старалась успеть вволю наговориться.

— А не страшно вам? Тут лес кругом.

— Да нет, уж привыкла. Да и станция рядом. Мы со стариком, после того как он с фронта пришел, на железной дороге работали. А сейчас я уже никуда и не выезжаю. Чайку не желаете?

— Спасибо, не откажусь. — Драгунский уже понял, что здесь другого источника информации у него не будет. А старушенция с ее жаждой общения была просто кладезем полезных сведений.

Хозяйку звали Анастасия Алексеевна, родилась в семнадцатом году, в войну работала на Дороге жизни, потом осталась там же путевым надсмотрщиком. Вышла замуж, хозяин работал дежурным по станции. Дети, внуки. Торжественные проводы на пенсию. Хозяин умер, сказались ранения. Теперь вот одна.

— А скажите, здесь на днях кран не работал?

— Так вы по жалобе?

— По какой?

— Собаку они мне сгубили, работники эти. Шарик, он у меня, конечно, бестолковый был, но не злой. А они извели собаку-то. Те, что тут грузились.

— А что случилось?

— Да не было здесь никогда никаких работ. От станции слишком далеко, неудобно. А эти приехали перегружать тут что-то в стороне от людей, наверное, чтоб никто не видел, а собака у меня непривязанная. Тут же нет никого. Кобель-то уже старый был, лет пятнадцать. Ну он сдуру и побежал к ним. Он никого не кусал, на людей не бросался. Это они все врут. Лаять лаял, а чтобы кидаться — такого не было. Трусоват он был.

— И что?

— Отравили мне собаку, брызнули из баллончика. Он к вечеру и околел. Я участковому жаловалась, да он не хочет заниматься. Говорит: «Старый он был, вот и подох». Со стариками сейчас знаете как. Никому до нас дела нет. Я и номер записала машины этой. И той, на какую грузили. Все без толку. Они, наверное, воровали что-то. Кто ж в выходные работает. А участковому все трын-трава. Да сейчас милиция вся купленная, — прибавила она шепотом.

— Анастасия Алексеевна, а вы мне номера не подскажете?

— Так вы их, что ли, ловите? — обрадовалась старушка. — Вот. — Она вытащила обычную школьную тетрадку. — У меня тут все записано. И заявление, и номера.

Лейтенант положил поверх тетради листок с записями Воробьева. Номера были те же. Кран и панелевоз, и, судя по записям шефа, в этот день обе машины были на выезде. Все сходилось!

— Спасибо, вы даже не знаете, как нам помогли.

— Да, а что им будет?

— Да мало не покажется.

— Вот и хорошо! Может, вы на них управу найдете. Значит, и вправду воры, не похожи они на нормальных трудяг.

— Это почему? — спросил Александр. — Чем они вам так запомнились?

— Да на военных они очень похожи, и одежда у всех одинаковая: комбинезоны черные, как у танкистов в войну. И трезвые все, наши-то работяги без бутылки и гайки не завернут, а эти раз, два и готово. Всего минут сорок тут были.

— Интересно. А скажите, что же они тут делали?

— Так я ж и говорю, перегружали. Один контейнер сняли, другой поставили.

Переспрашивал он уже на всякий случай, сомнения в том, что он нашел виновников торжества, у лейтенанта исчезли, как только увидел номера машин. Распрощавшись с приветливой старушкой, Драгунский выехал к железнодорожному переезду, куда вела колея, остановил свою «девятку» и задумался.

«Куда они могли везти контейнер? От Борисовой Гривы можно ехать в четыре стороны. На севере не миновать пост ГАИ. Движение здесь редкое, милиция проверяет все машины, просто чтобы от тоски не свихнуться. Так что это направление отпадает. На западе — Всеволожск, та же милиция, КПП на въезде в Питер, пост на развилке у Янино. Нет, тоже не годится. Еще можно было поехать на берег Ладоги или в сторону Петрокрепости». Воробьев всегда учил: «Старайся думать как преступник, думай, как мог действовать он, а не ты. Помни, что всегда и во всем есть какая-то своя логика, даже в действиях сумасшедшего. Но только это логика психа, а не твоя логика. Побеждает тот, кто сумеет передумать противника. Решая проблему перевозки, ищи наиболее удобный и практичный способ, все измышления по поводу перехода из самолета в самолет на лету — из области фантастики. Обычно люди действуют просто и эффективно, особенно если преступление спланировано заранее. Основное — временной фактор и рациональность. Дороги, причалы, стоянки, склады — нужно учитывать все». Исходя из этих соображений берег Ладожского озера не сулил ничего интересного. Там, конечно же, можно было спрятать контейнер, ну а дальше что? Его меняли не для того, чтобы отвезти в лес и сгрузить на какой-нибудь живописной полянке. Комплекс должны каким-то образом транспортировать дальше. Оставалось последнее направление.