Виталий Гладкий - Наперегонки со смертью Страница 26

И лишь когда в кармане государства зашелестели нефтедоллары, и их стало гораздо больше, чем могли сожрать все наши зарубежные друзья по соцлагерю и прочие, в основном на словах исповедующие коммунистические идеи, дошло дело до реконструкции и перепланировки городов.

Гнилушки решили снести в первую очередь. Но когда подняли поименные списки жильцов этих трущоб, то схватились за головы. Оказалось, что в одном доме-курятнике прописано как минимум три-четыре семьи – примерно пятнадцать-двадцать человек, по одной живой душе на два квадратных метра общей площади. Выходило на то, что для обеспечения аборигенов Гнилушек жильем требовалось построить не менее трех новых микрорайонов. Жильцы трущоб радовались, потому что им поторопились объявить о грядущем счастье, заключающееся в получении новых долгожданных квартир, а ученые и чиновные мужи ломали головы – как бы и яблочко съесть и на дрын не сесть.

Решение было принято мудрое и в духе времени. О Гнилушках просто забыли. А чтобы они не портили настроение ни городским властям, ни приезжим, дома-курятники отгородили от улицы трехметровой высоты забором, покрасили его в веселенький цвет и оклеили транспарантами и афишами.

Постепенно Гнилушки стали превращаться в большую многоквартирную "малину" для босоты. Очень удачное расположение – в самом центре города, где оживленные транспортные потоки (сплошной кайф для карманников), богатые квартиры (мечта воровдомушников), и шумные рестораны, в которых можно преспокойно спустить награбленное и, в случае перебора, на карачках доползти до своей близкой хазы – влекло в Гнилушки людей определенного толка с неодолимой силой. Здесь сбывали краденное, гнали самогон, курили наркоту, устраивали "дома свиданий", без особых опасений попасть на скамью подсудимых сводили кровавые счеты, торговали заграничным барахлом, укрывали преступников… трудно перечислить все "возможности" этих центровых трущоб, куда даже самые ушлые и смелые оперативники угрозыска не решались в одиночку совать нос.

Перестройка, постепенно превратившаяся в сплошную перестрелку, лишь добавила криминального "аромату" печально известным Гнилушкам. Больше половины городских рэкэтиров и отморозков имели честь быть выходцами из этой клоаки. Теперь опухоль, именуемую Гнилушками, можно было устранить только облив напалмом.

Вот в такое примечательное место я шагал ясным осенним утром, надеясь, что мне удастся и выполнить задуманное, и унести ноги подобру-поздорову.

Глава 11. ПАХАН В ОТСТАВКЕ

Петр Дубов оправдывал свою фамилию на все сто. Это был кряжистый мужик с пудовыми кулачищами, каменным невозмутимым лицом и непокорными вихрастыми волосами, чуть тронутыми сединой. Он держал в Гнилушках странное заведение, гибрид современного ресторана с дореволюционным трактиром, под названием "Охотничий домик". История жизни Дубова, которую рассказал мне Лычков, весьма примечательна.

Он работал водителем грузовика, слыл передовиком производства и вообще надежным мужиком во всех смыслах этого слова. Дубов был трудягой, каких поискать. Но в один воистину черный день всемогущий случай поставил все с ног на голову. Какой-то пьяный хмырь в хмельном кураже вышивал по проезжей части дороги и угодил в аккурат под колеса машины Дубова. Дело, в общем, обычное и вины водителя в трагическом происшествии не было. Собственно, следствие дало именно такое определение случившегося. Но при всем том присутствовал один, очень неприятный, нюанс, который в конечном итоге повлиял на приговор суда и круто изменил судьбу Дубова – экспертиза определила наличие в крови обвиняемого алкоголя. Совсем немного, но и этого количества хватило, чтобы Петр Никанорович пошел по этапу. Ему впаяли пять лет.

В зоне он по-прежнему выполнял план на сто пятьдесят процентов и какое-то время был первым претендентом на досрочное освобождение. Однако судьба-злодейка распорядилась по-иному. Однажды отличающийся независимым характером Дубов повздорил с паханом зоны, вором "в законе", а когда тот послал свою шестерку разрешить конфликт с помощью заточки, Петр Никанорович просто вышиб этому мелкому хмырьку голым кулаком мозги.

Дубову накинули еще три года и оставили в той же ИТК. Могли дать и больше, но начальство написало ему уж больно хорошую характеристику.

С той поры Дубова будто кто подменил. Петра Никаноровича можно было понять – у него отобрали надежду на скорое освобождение. Во-первых, он раз и навсегда разобрался с паханом и его прихлебателями, после чего пришлось вызывать две "скорых" – в одну попавшее под кулак Дубова ворье не поместилось. А во-вторых, Петра Никаноровича "короновали" на бугра зоны и он напрочь перестал работать. Физически. Дубов обладал поистине медвежьей силой и, когда его доставали, первобытной свирепостью, потому вскоре все "мужики" и "деловые" ходили перед ним по струнке. Во избежание ненужного конфликта начальство зоны пристроило Дубова в библиотеку, самое кайфовое место в ИТК, а в ответ получило полный порядок и небывалое смирение своих подопечных.

Так неожиданно не очень грамотный водила и зэк оказался в окружении великих мыслителей и вообще умных людей, материализовавшихся в написанных ими книгах. От нечего делать Дубов начал читать запоем. И к тому времени, когда прозвенел последний звонок и его выпустили на свободу, Петр Никанорович мог заткнуть за пояс даже человека с добротным университетским образованием.

По выходу из мест заключения он где-то с полгода присматривался к гражданской жизни, очень изменившейся за время отсидки – как раз в самом разгаре была перестройка – а потом завел свое дело, получив "ссуду" у знакомого ворья с Гнилушек, которые были его родиной. Сначала Дубов держал рюмочную, а затем, оперившись, построил небольшой ресторанчик, назвав его "Охотничий домик". Это было любимое заведение местной братвы. Ресторан оправдывал свое название полностью – в любое время дня и ночи здесь можно было заказать изысканные блюда из дичи, медвежатины, оленины, полакомиться пирогом с брусникой, под стопарик употребить маринованные масленки или соленые грузди, полакомиться керченской сельдью и даже, при очень большом желании, отведать чего-нибудь экзотического. Например, черепашьего супа, омаров или филе из крокодила.

Но самое интересное заключалось в том, что все это стоило не очень дорого.

Дубов, который (на удивление) так и не получил в зоне никакого прозвища, слыл на Гнилушках третейским судьей. Или разводящим, как теперь называют посредников в спорах между братвой. С Лычковым его связывали давние приятельские отношения – они учились в одном классе, а затем работали водителями пятой автобазы…

Снаружи "Охотничий домик" представлял собой крытый тесом рубленый амбар с окнами в резных наличниках. Он имел просторный двор с пристройками, где находились вполне современные холодильные камеры, погреба, гаражи для автотранспорта, коптильня и сооружение наподобие огромного камина, в котором на вертеле можно было испечь целого быка.

Внутри ресторан не баловал изысканным, а тем более современным интерьером.

Деревянные скамьи, массивные дубовые столы, на стенах рога и шкуры разнообразных животных, под потолком две кованых люстры, в углу изразцовый камин "под старину".

На полированном сосновом полу лежали грубые домотканые дорожки, а в одну из стен были вмонтированы бочки с краниками – Дубов баловал своих клиентов отменными неподдельными винами и очень даже приличным, всегда свежим пивом.

С утра в "Охотничьем домике" было довольно пустынно. Я сел за стол и заказал жаркое из оленины и бокал пива. Степенный половой, чем-то похожий на самого хозяина – такой же крепко сбитый, немногословный и в наколках – выполнил заказ достаточно быстро.

Решив, что все дела подождут – голос голодного желудка оказался сильнее злобного охотничьего азарта – я приналег на восхитительно приготовленное мясо, отдавая должное и красному соусу, которого хватило бы на целую компанию.

Официант, пристроившись в углу, неподалеку от кухонных дверей, занимался каким-то подсчетами, но из виду меня не упускал ни на миг – посматривал исподлобья, тяжело и остро. Похоже, он думал, что я мент. Такого же мнения была и компания из шести человек, обитателей гнилушкинского "дна", которая бражничала неподалеку. От их взглядов мне становилось не по себе, но я принял отмороженный вид и налегал на оленину.

Наконец один из этой не совсем трезвой компашки не выдержал и сказал во весь голос то, о чем думали все его приятели:

– Мусор прикатил…

– Ну… – поддержал его второй.

– Не наш, – вступил в разговор третий.

– Не-а… – подтвердил четвертый, с набитым ртом.

– Пусть валит отсюда, – то ли спросил о мнении собутыльников, то ли дал установку первый.

– Пока цел, – это провякали хором.

Официант поднял от своих расчетов голову и строго посмотрел на компанию. Которая проигнорировала безмолвное предупреждение напрочь.