Сергей Донской - Жадный, плохой, злой Страница 26

Двое неброско одетых молодых мужчин, один с портфелем, другой с полиэтиленовым кульком. Вылитые командированные, легко смешавшиеся с пестрым людским потоком, вливающимся в жерло перехода…

Отдаленный хлопок. Черный дым, поваливший в синее небо под причитания тысячеголосого хора. Вой сирен. Закопченные лица, окровавленные лица, плачущие и перекошенные лица, растерянные и трагические. На каждом из них и на всех вместе одна и та же печать горестного отчаяния…

Тела на носилках, тела на асфальте, тела на ступенях, ведущих уже не в переход, а только оттуда, подальше от кошмара, царящего в темном туннеле. Обугленный мужчина в позе боксера был последним выходцем из этого ада, снятым на видеокассету.

Когда на экране возник темпераментно жестикулирующий Дубов с лицом постаревшего Купидона и повадками Сатира, я выключил изображение. Он мог втолковывать журналистам что угодно, но я-то знал правду, так что наблюдать за его кривляниями не было никакой необходимости. Суть его выступления всегда сводилась к одному и тому же: «Россия в опасности, делайте свои ставки, господа. На меня». Вместо того, чтобы слушать дубовское словоблудие, я перерыл все газеты и откопал в них все, что относилось к взрыву на Пушкинской площади. Раньше репортажи на эту тему затрагивали только мои эмоции. Теперь их словно анестезировали. Меня интересовали голые факты.

Перелистывая с сигаретой в зубах страницы, я лишний раз убедился, что место взрыва было подобрано не случайно. Эта площадь являлась своеобразной Меккой для москвичей. Здесь назначались свидания и проходили молодежные тусовки. Отсюда было рукой подать хоть до «Пушкинского» кинотеатра, хоть до «Кодак-киномира», хоть до Ленкома или МХАТа. Кофеен в округе насчитывалось столько, что, если бы в каждой угоститься одной лишь чашечкой кофе, глаза непременно полезли бы на лоб. В зависимости от толщины кошелька поесть можно было и в демократической закусочной «Елки-Палки», и в элитном ресторане «Пушкин», облюбованном политической попсой.

В общем, взрыв прогремел не просто на площади, а в самом центре сложившейся среды обитания. Вот почему он потряс москвичей сильнее, чем все сентябрьские теракты 1999 года.

И еще одно открытие я сделал для себя. Чеченцы, никак не отреагировавшие на прошлогодние обвинения во взрывах трех многоэтажек, на этот раз воспринимали любые намеки на свою причастность к трагедии весьма болезненно. Бывший министр иностранных дел Шамиль Бено пригрозил провести в Москве демонстрации протеста. Председатель Госсовета Чечни Малик Сайдуллаев назначил вознаграждение за правдивую информацию об истинных организаторах взрыва. Пока что добровольцу было обещано 100 000 долларов, но можно было не сомневаться, что выторговать у взбудораженных представителей чеченской диаспоры можно и в два раза больше.

Было глупо упускать такой шанс. Даже если бы за кассету не удалось выручить ни одного паршивого рубля, я все равно постарался бы передать ее заинтересованным лицам кавказской национальности. Если пути кассеты в юридических лабиринтах правоохранительных органов были совершенно неисповедимы, то чеченцы, попадись она им в руки, обязательно нашли бы способ восстановить справедливость. Учитывая, что Дубов в своих выступлениях сваливал вину за взрыв именно на них, то мучительной смерти от рака он мог бы уже не опасаться.

Зачем ему понадобилось хранить у себя такой поистине взрывоопасный материал? Я не стал ломать голову над этим вопросом. Без разницы мне теперь было, чем руководствуется господин Дубов в своих действиях и поступках: одним только безумным тщеславием или какими-то иными тайными соображениями.

Извлеченную из видеомагнитофона кассету я небрежно швырнул на стол. Прятать ее в чужой комнате, где мне оставалось пробыть не так уж долго, не имело никакого смысла. Валяющаяся же на столе в коробке с вводящей в заблуждение надписью, кассета вряд ли могла привлечь постороннее внимание.

До встречи с Марком оставалось вполне достаточно времени, чтобы поспать, поэтому я разделся и бухнулся в постель. С момента побега я был обречен на парочку бессонных ночей, так что вздремнуть не мешало. И даже если выспаться наперед мне еще никогда не удавалось, то с утолением голода дело обстояло иначе. Поэтому во время визита к Марку я намеревался разжиться не только деньгами, но и какими-нибудь продуктами. Любые возражения с его стороны мною заранее отвергались. Свет, который сумел заманить в комнату всего лишь одного захудалого комара, даже не умевшего пищать толком, я гасить не стал. Просто дал мозгу команду пробудиться ровно в половине двенадцатого ночи, зажмурил веки и стал любоваться цветными пятнами, проплывающими передо мной. Гамма красок была не слишком разнообразной, но я увлекся своим занятием настолько, что вскоре в сознании начали всплывать первые яркие образы, встречающие меня в долине снов.

Ириша, осторожно тронувшая меня за плечо, в первый момент почудилась мне одним из этих призрачных видений.

– Спишь? – спросила она.

– От тебя ничего не скроешь, – хрипло проворчал я, протирая глаза.

– А свет почему не погасил?

– Чтобы тебя лучше видеть.

– Врешь. Наверное, тебя мучают кошмары, признайся?

– Все самые страшные кошмары, – сказал я, – происходят наяву.

Ириша наморщила лоб:

– А ведь и правда! Ничего страшнее оторванной головы на столе мне видеть еще не приходилось, а ведь это был не сон… Знаешь, я сегодня за ужином не смогла проглотить ни кусочка, только вина немного выпила.

Окинув ее фигуру критическим взглядом, я сухо констатировал:

– Тебе это не повредит.

– Толстая?

– Большая, – ответил я, немного помедлив с выбором точного определения.

– Такая уж уродилась. – Она смущенно развела руками.

– Если бы ты такая уродилась, твоя мать прямо на месте и скончалась бы.

Еще до того, как я успел пожалеть о вырвавшейся жестокой шутке, Ириша посмотрела мне прямо в глаза и спокойно сказала:

– Так и случилось. Мама меня даже не увидела.

– Извини.

– Да ладно! – Она махнула рукой. – Тебе ведь плевать на меня, на моих родителей.

Я не произнес ни слова. Если уж врать, то по-крупному и только при крайней необходимости. В остальных случаях достаточно отмалчиваться. Именно этим я и занимался, разглядывая стоящую передо мной Иришу. Даже если на ней была не ночная рубашка, а простая хлопчатобумажная футболка, то и ее нельзя было назвать длинной, учитывая ту малость, которую удавалось прикрывать подолу. Потешный котенок, окруженный россыпью малиновых сердечек, смотрелся на Иришиной хламиде странновато. При своих габаритах она никак не могла сойти за маленькую девочку.

Убедившись, что гостья готова выдерживать паузу бесконечно долго, я заговорил первым:

– Ты пришла узнать, сплю ли я. Да, я спал. Теперь нет. Что еще?

– Из твоей комнаты видны звезды, – тихо сказала Ириша.

– Разве твоя комната расположена в другом полушарии?

Она тихонько засмеялась:

– Нет, конечно. Просто у меня под окном растет высокое-превысокое дерево…

– Ладно, – вздохнул я. – Можешь полюбоваться на свои звезды, астроном.

Она с готовностью подошла к окну, подняла ребристый полог жалюзи и высунулась наружу так порывисто, словно надеялась вспорхнуть в ночное небо. При ее весе без специальных приспособлений это не представлялось возможным. Покосившись на обращенный ко мне зад, я с первого взгляда определил, что крыльев, пропеллеров или реактивных сопел на Ирише не наблюдается. Как и еще одной немаловажной вещицы. То, что я сначала принял за черные трусики, оказалось как раз их полным отсутствием. Она сместилась на край подоконника, освобождая мне обзор, и спросила:

– Тебе видно? Здорово, правда?

– Да как сказать… – уклончиво ответил я.

– Неужели тебе не нравится ночное небо?

– Сплошная черная дыра, – сказал я без особого энтузиазма.

Это не означало, что я не способен воспринимать прекрасное. Просто, поскольку я продолжал лежать, в оконном проеме мерцала лишь жалкая горстка звездной россыпи. Остальной вид заслоняла та часть ее тела, которая вызывала отнюдь не романтические переживания.

– А луна какая! – не унималась Ириша, задирая голову и выгибаясь так, что при желании можно было пересчитать все веснушки на ее отставленном крупе. – Кажется, что ее можно потрогать рукой!

Не знаю, как там до луны, а до обращенного ко мне зада было действительно рукой подать. Благоразумно сконцентрировав внимание на потолке, я предложил:

– Заберись на крышу, там у тебя будет больше шансов достать до луны. А меня оставь в покое. Ты не Мата Хари, я не Джеймс Бонд. Так что не утруждай себя понапрасну.

– Кто такая Мата Хари? – насторожилась Ириша, повернувшись к окну спиной. Вид у нее был слегка озадаченный.

– Одна знаменитая шпионка, которая охмуряла мужиков и добивалась от них чего угодно. Но у тебя нет никакой необходимости показывать мне небо в алмазах. Считай, что ты своего добилась. Книга про твоего отца не будет написана. Довольна?