Крымский оборотень - Александр Александрович Тамоников Страница 26

– А ты не сомневайся! – оскорбилась старушка. – Коль я говорю, то так оно и есть! Приходят, и всякий раз разные!

– А может, это солдаты? – предположил до этой поры молчавший Завьялов.

– Какие такие солдаты? – удивилась старушка. – Солдатам полагается быть в солдатской одежде! Вот как у вас. А эти совсем в другой одежде. Говорят тебе – полюбовники!

– Ох, доведет тебя твой язык! – старик неодобрительно повертел головой и даже дернул старушку за руку. – Да и меня заодно. И дочь нашу вместе с малыми детьми… Все пойдем под откос из-за твоего языка!

– А ты меня не дергай! – отмахнулась старушка. – Не немцам я все это рассказываю, а своим, родным!

– Вот это – правильно! – согласился Волошко. – Золотые твои слова, мать! Ну, что ж… В дом с полюбовниками мы, конечно, селиться не станем, а пойдем вдоль по улице. Где-нибудь да найдем приют.

– А идите, родимые! – напутствовала старушка. – Народ у нас добрый. Где-нибудь да найдете угол. А то что ж это за жизнь, если переночевать негде?

Какое-то время Завьялов и Волошко молча шли по улице.

– И что скажешь? – спросил наконец Волошко.

– Как говорит наш Гиви, проверять надо, – ответил Завьялов.

– Это точно, – согласился Волошко. – Очень уж мне бы хотелось познакомиться с той Любкой поближе. И с ее полюбовниками, конечно. Главное дело, война, а они шастают к ней по ночам и в штатской одежде. А утром – уходят. И оглядываются…

Улицу Базарную и пятый дом на ней Ольхин и Вашаломидзе отыскали не сразу, а лишь изрядно поплутав по узким и запутанным улочкам и переулкам центральной части города. Но нашли. Дом представлял собой продолговатое каменное строение с двумя входами – по одному на каждом торце.

– Квартира номер один и квартира номер два… – задумчиво сказал Ольхин. – Пока что немцы не соврали ни в чем. Значит, в какой-то из квартирок должен обитать и тот, кого они назвали Битком.

– Что такое биток? – спросил Гиви.

– Не знаю, – пожал плечами Ольхин. – В детстве, когда мы праздновали Пасху, так называлось битое крашеное яйцо. А еще, по-моему, так называется в бильярде шар, которым разбивают другие шары. А может, еще что-нибудь… Если, допустим, Биток – это кличка, то она могла произойти от фамилии. Вариантов здесь тьма. Да и неважно это… Сейчас важно другое – у кого бы нам разузнать, кто обитает во второй квартире?

Разузнать они решили тем же самым способом, что и Волошко с Завьяловым. То есть постучаться в дверь какого-нибудь соседнего дома, завести с его обитателями разговор насчет постоя, а попутно разузнать и о жильцах дома номер пять. Был и другой вариант – под тем же самым предлогом постучаться в дом номер пять и увидеть, что там внутри, собственными глазами. Даже если во второй квартире и впрямь обитал тот самый Биток, особого подозрения у него Ольхин и Вашаломидзе не вызвали бы. Сейчас многие солдаты и офицеры ищут себе постой, а потому какие могут быть подозрения? Решили остановиться на втором варианте.

– Обычно квартиры нумеруют слева направо, – сказал Ольхин и кивнул на одну из дверей. – Значит, квартира номер два – эта. Ну что, попытаем счастья?

Вашаломидзе ничего не ответил, подошел к дверям квартиры и постучал. И тут же из-за дверей раздался выстрел! Как пуля не попала в Гиви и как она минула Ольхина – остается лишь гадать. Вашаломидзе отпрянул от дверей и укрылся за каменной стеной. Ольхин упал на землю и засуетился, судорожно пытаясь вынуть из кобуры пистолет. За дверью раздались еще два выстрела, и две пули, пронзив тонкую деревянную дверь, с визгом ударились в стену. Ольхин знаками показал, что он будет менять позицию, и тут же короткими перебежками скрылся за углом дома, на ту его сторону, куда выходили окна, не упуская при этом Гиви из виду. Теперь он и Вашаломидзе занимали правильную позицию, контролируя входную дверь и оба окна. Это означало, что те, кто находился в доме, не смогут выйти из дома беспрепятственно, не угодив под пули пистолетов Ольхина или Вашаломидзе. Но это, конечно, была лишь теория. Что касаемо практики, то с ней дело обстояло хуже. Сколько людей находилось в доме? Почему они стали стрелять? Кто они? Ни на один из этих вопросов ответа не было, да и получить такие ответы было невозможно. Как их можно было получить? Попробуй-ка вот так запросто проникнуть в дом, из которого в тебя стреляют! И отойти от дома, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, также было нельзя. Отойдешь, а те, кто в тебя стрелял, тут же выскочат из дома, и ищи их потом хоть до полной победы над фашизмом.

Ольхин подал Гиви знак. Тот сделал ответный знак, отпрянул от стены, изо всех сил ударил в дверь ногой и тут же вновь приник стене. Из-за двери тотчас же раздались два выстрела.

«Стреляют из пистолета, – стал размышлять Ольхин. – По звуку – ТТ. Это ясно. Вот только вопрос – из одного и того же ствола стреляют или из нескольких? Если из одного, то, может статься, и стрелок там один? А если не из одного, а палят по очереди? Или ствол один, а за дверью несколько человек? И ведь никак не узнаешь, сколько их там… И как их оттуда выкурить, этих стрелков, сколько бы их там ни было? Брать дом штурмом? Так ведь нас лишь двое – я и Гиви. Убьют… Положение у нас невыгодное, мы на виду. А они в укрытии… Хоть бы кто-нибудь услышал выстрелы и прибежал на подмогу…»

Общеизвестная древняя истина гласит: везет тому, за кем правда. Так получилось и на этот раз.

– Дяденька! – вдруг услышал Ольхин чей-то голос. – Слышь, дяденька!.. Это что, по тебе стреляют? А кто стреляет?

Ольхин удивленно оглянулся. Сзади него на корточках сидел худенький мальчишка лет двенадцати. Это был один из тех проныр-мальчишек, которые всюду суют свой нос, которым все надо знать, которые на ногах с утра до позднего вечера. Любопытный, целеустремленный, смышленый пацаненок. Все это Ольхин определил сразу же, буквально с первого взгляда, да и что тут было определять? Он, Ольхин, еще