Боги Севера - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 26

Слова Рорика ударили в удаляющуюся спину, как нож:

— Слушай меня, старик. Мой племянник должен выжить, и ты его вылечишь! Если нет, то умрешь ты, твоя внучка и вся твоя родня до седьмого колена во всей земле суми.

Вяйнерис замер, не дойдя до двери, а конунг, не дожидаясь ответа, развернулся к своему помощнику:

— Ночевать будем здесь! Выступаем с рассветом! Старика и девку стеречь, возьмем с собой.

Сказав, Рорик приобнял Фарлана за плечо:

— Пойдем, старый друг, к костру — расскажешь, как все было.

Черный, остолбеневший от слов старика, не мог сдвинуться с места.

— Подожди, Рорик! Старый, ты что сказал? Какая горячка — чистая ведь рана⁈

Неизвестно, угроза конунга или крик венда, но что-то заставило Вяйнериса обернуться. Рядом с ним и Ираной уже выросло по охраннику. Повторять Рорик не любил, и его правая рука Озмун это знал, как никто другой. Жрец посмотрел на внучку, постоял мгновение и вернулся обратно к раненому.

— Это не та горячка рокси, о которой ты думаешь. Тот медведь… — Он с понимающей улыбкой взглянул на Ирану. — Тот медведь пришел из другого, не нашего мира.

Рорик, мрачно следивший за происходящим, бросил свое весомое слово:

— Все в руках Великой матери — как Иранья решит, так и будет! — Он двинулся в сторону своего костра, приглашая и венда последовать за ним. — Пошли, Фарлан! О земном побеспокоится Озмун, а в дела богов воинам лезть не след.

* * *

Ольгерд открыл глаза. Первым, кого он увидел, был Вяйнерис. Жрец упер прямо в него свой взгляд, и взгляд этот не сулил ничего хорошего.

— Выжил все-таки! Не думал. Выходит, не зря я с тобой две недели мучился. — Старик покачал головой. — Хотя радоваться тебе рано, Ирглис просто так никого не отпускает.

Юноша еще не очень понимал, что происходит и кто с ним говорит.

— Кто такой Ирглис, дед? — Ольгерд попытался приподняться и сесть. — Где я?

Сесть не удалось: голова у парня закружилась, и его вырвало прямо на себя. Он блевал, свесившись с кровати, а Вяйнерис, равнодушно наблюдая за мучениями юноши, раздраженно пробурчал:

— Не дед я тебе, говорил ведь! — Старик перешагнул через лужу на земляном полу и пошел к двери. — Лежи смирно, еще дня два-три — и тошнота пройдет.

Ольгерд откинулся на лежанке. Он плохо помнил, что произошло, воспоминания накатывались, как клочья тумана. Его везут в Истигард. Жуткая, оскаленная морда чудовища. Стальные когти звериной лапы рвут кольчугу и продирают мясо до кости! Старик с седой бородой мечется вокруг и отгоняет тварь. Красивая черноволосая девушка заговаривает рану, а черная ядовитая кровь течет на землю.

Из темноты в кошмар вдруг опять ворвалось чудовище, и когти вонзились в руку, вырывая отчаянный крик:

— А-а-а! Прочь, тварь!

С криком он открыл глаза, и голове возник мягкий женский голос.

— Проснулся наконец! Третий день ждем. — Сидящая на краю лежанки Ирана положила мокрую тряпку ему на лоб. — Ну хватит орать, а то прибежит еще кто на крик.

Не совсем понимая, что происходит, Ольгерд вытаращился на девушку:

— Кто? Зачем?

Женские губы растянулись в ироничной улыбке:

— Друзья твои, кто же еще! Подумают, злая ведьма пьет кровь из юного рокси.

— Ты не ведьма, у тебя глаза добрые. — Сказав, Ольгерд засмущался и покраснел, тут же разозлившись на себя, потому что вдруг почувствовал, что ему хочется ей нравиться. Это вообще ни в какие ворота не лезло: что она ему — какая-то дикарка, и даже красивой ее не назовешь. В Руголанде считалась красивой женщина высокая, крепкая, как мужчина, а эта маленькая, худющая, того и гляди сломается на ветру. «Одни глазища только сверкают», — подумал он про себя, отводя взгляд, и все равно не мог не признать, что есть в ней какая-то притягательная сила. Притягательная и раздражающая одновременно! Может быть, эта ее самоуверенность и даже какая-то нахальная надменность? Ведь они ровесники, а она ведет себя с ним, как с несмышленышем малолетним.

Все это время Ирана молча рассматривала парня, и он разозлился еще больше, чувствуя, что все его мысли сейчас написаны у него на лице. Очень захотелось вскочить, схватить эту заносчивую девчонку и подбросить вверх так, чтобы она испуганно завизжала.

Сидящая напротив Ирана вдруг снисходительно усмехнулась, словно действительно поняла, о чем он только что подумал.

— Ты, когда встанешь, о глазах моих добрых своим почаще говори, а то они меня иначе как ведьмой не называют.

Несмотря на все недовольство юноши собой, стоило девушке улыбнуться, как губы Ольгерда тоже самопроизвольно растянулись в улыбку.

— Не бойся, теперь я тебя в обиду не дам.

— А я и не боюсь, и защитники мне не нужны! — Взгляд Ираны снова стал жестким. — Ты сейчас чувствуешь в себе силу, подъем духа, но на самом деле это не так. Дед предупреждал, что так будет: ведь ты умер, тело твое умерло, только душа и осталась. Дед тебя с того света вытащил, вот теперь твое тело и радуется, поверить не может. Лучше сразу не вставай — еще сломаешь себе что-нибудь, а дядя твой мне голову отрубит за это.

Последняя фраза огорчила и разозлила Ольгерда. Плохое про семью он не терпел ни от кого, да и про то, что умер, тоже звучало странно. Пересилив себя, парень назло ей сел на лежаке и свесил ноги.

— Ты, стало быть, здесь из страха только? Так все, можешь идти, здоров я!

Глаза девушки заледенели, и голос наполнился злым сарказмом:

— Спасибо, мой господин! Спасибо вам, благодетель, за милость, за благодарность вашу!

Вылетев наружу, Ирана так впечатала дверь в косяк, что вся клетушка заходила ходуном.

Ольгерд пожал плечами и произнес скользнувшую мысль вслух:

— Странная она какая-то! Шальная!

Дольше переживать по этому поводу ему не позволили: в клеть ворвался Фарлан и, сграбастав парня в охапку, забасил:

— Выжил! Выжил-таки, бродяга!

Следом вошли Рорик, Озмун и еще пяток ближних людей конунга. В комнате сразу стало тесно.

— Напугал ты нас, племяш. — Рорик потрепал юношу по волосам. — Ну, раз сейчас не помер, знать, не судьба тебе от зверя смерть принять!

Остальные согласно закивали головами:

— Везунчик!

—