В котле сатаны - Сергей Иванович Зверев Страница 26

бросал пригоршни снега в лицо, холод лип к мокрой от пота спине, но для перерыва не было времени. Чем быстрее они завершат подготовку, тем быстрее начнут основную часть операции, ведь армия вермахта замедлила отступление. Силы РККА растянулись по отвоеванным территориям, после серии успешных атак и сдвига границ советским бойцам требовалась передышка. Только абвер никогда не дает расслабиться, сразу же докладывает о каждом опустевшем участке дороги или границе территории, откуда отвели основные войска, оставив только отряд прикрытия. Прав Котов в своем желании нанести по врагу такой удар, чтобы тот растерял всякое желание к новым попыткам вернуть себе Ленобласть.

Хоть решимость их росла с каждой минутой, особенно когда возле каждой дороги разрослись черные ямы капониров с гладкими, отбитыми лопатами стенками, а у танков вокруг башни появились металлические короны из толстых листов железа, но ближе к утру сил больше не осталось. Так же, как таяла темнота, с каждой минутой таяли и их силы. В одном из окопов, которые обустроила пехота вдоль автомагистрали, танкисты расстелили кусок брезента и в грязной одежде упали от усталости, чтобы немного отдохнуть.

Уже с рассветом через два часа дежурный связист растолкал Соколова:

– Товарищ ротный, слышите, генерал запрос вам прислал. Что отвечать?

– А-а-а… генералу доклад, – он со сна ошарашенно вертел головой, пытаясь собрать в кучу мысли.

Техника – готова, капониры – отрыты, танкисты… Он оглянулся на крепко спящих вповалку мужчин. Нет, перед операцией они должны отдохнуть, меткость в этот раз будет очень важна. Никакого тумана в глазах или спутанных мыслей. Все по-военному четко и ясно.

– Ну, – торопил его дежурный. – Что ответить?

– Я сам. – Алексей тяжело поднялся, вздрогнул от неприятного ощущения влажной гимнастерки и сырого ватника.

В узле связи стало полегче, от самодельной печки тянуло теплом. Связист сунул в руки наушники и закрутил ручки настроек. Соколов надел их, в ушах зашуршал эфир.

– Лейтенант Соколов на связи, прием!

– У аппарата комдив Котов. Соколов, доложить, все ли готово к операции «Погреб».

– Все готово, товарищ генерал!

– Поступило донесение от разведки, шифровку сейчас тебе связист прочитает. Начало операции указано в тексте. Давай, Соколов, не подведи! Отбой связи!

Связист хмурился над блокнотом с записями, сверяясь с инструкцией по шифрованию.

– Что там? – Соколов нетерпеливо навис над его плечом, читая текст сообщения.

«Операция Погреб с 14:00, исполнение – отряд из трех танков под командованием лейтенанта Соколова, первый и третий батальоны 1-й Краснознаменной дивизии в подкрепление. Второй этап – авиаудар, начало в 18:00 по московскому времени». И облегченно выдохнул, еще есть время для драгоценного отдыха, два часа у них точно есть. По дороге в землянку лейтенант окинул взглядом танки, усиленные экранами по уровню башни. Аккуратные привычные силуэты Т-34 в первых лучах солнца выглядели так, будто на них надели железное ожерелье, так как основную часть бронезащиты сметливый Бабенко соорудил из гусеничных траков. Перед тем как закрыть глаза и снова погрузиться в сон, Алексей мысленно улыбнулся родным танкам, красавцы – ничем не испортишь!

Таких машин, как танк Т-34, еще не видели ни немецкая, ни Красная армия. Дизельный двигатель, мощная пушка, броневые листы под наклоном, делавшие танк неуязвимым для снарядов, при этом у машины средний вес и легкий ремонт. Ремонтные бригады реанимировали машины прямо на поле, если не была задета система подачи топлива или сложный механизм трансмиссии. Ходовку, траки и катки, латку пробитых листов делали на месте. Внутри пространства для экипажа, конечно, маловато, да и вентиляция не справляется с газом от огромного количества выстрелов во время сражений. И при этом у Т-34 было все, чтобы быть лучшим в сражениях, – скорость, маневренность, проходимость и надежность. Поэтому их выпускают вот уже два года все больше, наладив линии на трех заводах. Их «семерку» тоже собрали на Омском танкостроительном заводе, где работала мать Бочкина, Люба. Именно она уговорила работниц завода на свои деньги скупить металл на переплавку и изготовить еще добавочный танк в новой партии с увеличенной башней. Теперь хотя бы они помещались впятером в машину, а раньше кому-то из членов экипажа приходилось всегда ездить на марше, сидя на броне или спустив ноги в люк. За год сражений «семерка» стала не просто боевой машиной, а их товарищем и родным домом.

Второй раз за утро Алексей проснулся уже сам. От радости, что перестала давить на плечи усталость, он вскочил, бодрый и готовый действовать. Еще пара часов прошла неспешно, танкисты наслаждались каждой минутой отдыха, что так редко выдается им в фронтовых буднях. Завтрак с крепким чаем затянулся аж на час, о предстоящем бое они не говорили. Все слушали Бабенко, который пустился в воспоминания о создании на Харьковском заводе, где он до войны работал, первых Т-34 и испытаниях их на полигоне.

«Репрессии ведь шли, и наше КБ почти наполовину было сокращено. Всех непартийных, неблагонадежных, с родственниками за границей, с еврейскими корнями – всех за полгода убрали. Повезло тем, кто сам уволился. Нашлись у нас инженеры, что ходили на работу, хотя начальство вызывало с просьбой самим уволиться, увещевало, пугало. Ну и случилось… Сначала одного, потом еще трое, а дальше за четыре месяца еще десять человек не пришли на работу. Был человек, и нет человека. И молчок, никто ничего не рассказывает, все боятся. Вот в таком напряжении приходилось работать, поэтому я из КБ в цех перевелся на испытания, там атмосфера попроще и люди как-то добрее, что ли. В мае тридцать девятого мы провели первые испытания, ведь наша тридцатьчетверка называлась А-32 в первом варианте, а уже потом комобороны после принятия проекта постановил переименовать литеру на Т, что значит «танк». В сороковом году главный конструктор, Кошкин Михаил Ильич, убедил руководство, что пора принимать танк на вооружение. Он был прирожденным организатором, полным энергии, и был одержим новым танком. Эту одержимость Михаил Ильич передал всем нам. Я с напарником совершал перегон Харьков – Москва – Харьков, семьсот пятьдесят километров, и проводил перед товарищем Сталиным испытание на полигоне экспериментальной модели. Иосиф Виссарионович назвал машину «ласточкой советских бронетанковых сил!».

– Ого! – дружно выдохнули молодые танкисты.

Теперь они смотрели на Бабенко совсем другими глазами. Скромный пожилой мужчина с совсем не военной выправкой отличался от них рассудительной речью и мягкими