Вирус ненависти - Александр Александрович Тамоников Страница 26

Борович построил своих автоматчиков и, строго глядя бойцам в глаза, прошелся перед строем. Опытные бойцы подобрались, руки тверже взялись за ремни автоматов, висевших на плечах. Своего командира они уважали и любили. Несмотря на то что лейтенант был моложе почти всех своих бойцов, но опыта и храбрости ему было не занимать. А еще солдаты ценили отношение к себе командира. И то, как он беспокоился о быте между боями, как он берег бойцов во время боев. Да и то, что лейтенанта назначили командиром роты вместо погибшего капитана, тоже говорило, что Боровича знали и ценили его старшие командиры. Поэтому приказы ротного выполнялись быстро и четко.

— Значит так, орлы, — заговорил лейтенант. — Дело предстоит простое, но не очень легкое. Тут понять должен каждый. Через свою голову и душу пропустить. На «передке», там все просто и понятно: вот ты, вон враг. Сейчас мы с вами выполняем боевую задачу, но в тылу наших войск, и расслабляться негоже. Враг, он везде враг, только здесь все сложнее. Враг замаскировался, он в нашу форму рядится, он в мирного жителя, в гражданского может рядиться. Сложность есть и в другом. Брать надо живым врага, собой рисковать, не щадить себя, а его брать живым. Понимать должен каждый, что вместо нас этого никто не сделает. Напакостить фашисты и их пособники в тылу могут, еще как могут. И чтобы выловить их всех, надо брать живыми, допрашивать, выяснять, кто и где есть еще. Не спешите стрелять, а уж если нет возможности взять целым, если видите, что сбежит враг, то стрелять по ногам, только по ногам! Тут вам не фронт, тут сложнее! А Родина она везде. И здесь, и там, куда мы еще не дошли. И защищать мы ее должны с умом везде, куда нас послало командование.

Бойцы с сосредоточенными лицами развернулись в цепь и осторожно двинулись через редколесье. Не спешили, часто приседали, чтобы глянуть вперед под низко опустившиеся ветки елей и берез, присмотреться к кустарнику. Оружие держали наготове, но Борович видел, что пальцы старались на спусковых крючках не держать. Рефлексы у всех боевые, стреляли умело, мгновенно оценивая боевую остановку. Но теперь лейтенант видел, что его автоматчики прониклись важностью задания, боялись рефлекторно убить диверсанта, которого надо живым взять.

Редколесье закончилось, дальше поле. Чистое и ровное. Борович прикинул, смог бы раненый или струсивший диверсант добежать сюда от здания комендатуры? Нет, вряд ли. Сумасшедшим надо быть, чтобы рвануть в чистое поле. Хоть и не в себе был человек, который мог выжить в том бою, а все ж укрыться пытался, чтобы не заметили его. И Борович приказал развернуться в цепь в другую сторону — к кустарнику за дорогой. Там за проселком промоина, небольшая балка, выпасы коровьи. Сейчас коров ни у кого из местных не осталось, на выпасы никто не ходит, даже косить траву не ходят, ведь нет домашней живности. Хоть кролики, хоть козы, а всего война лишила.

Снова цепь не спеша двинулась. Бойцы приноровились: смотрели под ноги, искали следы, но в то же время не упускали из вида пространство и впереди себя. Обращали заранее внимание на места, где мог прятаться человек, откуда по цепи могли открыть огонь. Так в атаку бойцы роты еще не ходили. Чтобы идти и ждать, чтобы давать возможность врагу выстрелить в тебя первыми. Но каждый осознавал свой долг солдата в этой непростой обстановке, в этой операции.

— Товарищ лейтенант. — Селиверстов, поднял правую руку, и вся цепь почти сразу остановилась, многие опустились на одно колено, изготовившись к стрельбе.

Борович подбежал к молодому солдату и посмотрел вниз, под ноги. Молодец! Как углядел-то! Лейтенант и Пашка Селиверстов опустились на корточки.

— Хороший у тебя глаз, — одобрительно сказал ротный. — Смотри, а вот здесь кровь размазана.

— Может, двое их было? — предположил автоматчик. — Один другого тащил. Раненого.

— Нет, — ответил лейтенант. — Если бы тащил, то следы волочения были бы и в других местах, а мы прошли рыхлую почву и ничего не заметили. Кровь смазана потому, что ранен он в руку или в верхнюю часть туловища. Вот кровь и капала, а он полз по ней, когда хотел здесь незаметно проползти. Если бы в ногу, то след бы все равно за ним остался несмазанным.

— Вон туда, что ли, полз? — Пашка указал рукой на край промоины впереди.

— Может, и туда, — ответил Борович и начал отдавать приказ: — Максимов, возьми двоих и обойди вон ту промоину справа. Головы туда не совать, смотреть внимательно. Лежаков и вы двое, влево и прикрываете нас. Смотрите у меня! Стрелять только по конечностям! Ну, а ты, Пашка, и Янко, за мной. Смотрите внимательно и держитесь от меня в паре шагов позади и по сторонам.

Дважды махнув поднятой рукой вперед, Борович отдал команду к началу движения и, сняв с плеча ремень автомата, тоже двинулся вперед. Держа оружие в руках, он внимательно следил за бровкой низинки впереди. Не шелохнется ли кустик, не зашевелится ли трава. Не мелькнет ли что-то темное. Когда до промоины оставалось всего метров двадцать, лейтенант подал знак рукой, показывая ладонью вниз, чтобы бойцы пригнулись, опустились ниже. Еще несколько шагов, сделанных почти «гусиным шагом», и Борович оказался у самого края промоины. Чуть высунув голову, он сразу увидел солдата в красноармейской форме, который лежал на земле у противоположного склона и затягивал зубами повязку на своем левом плече, чуть ниже погона.

Каски и пилотки на его голове не было, и Борович сразу мысленно обругал себя. Где-то он и его бойцы проворонили факт, что на месте боя оказалось касок и форменных головных уборов больше, чем тел убитых. А вот подполковник Шелестов предположил, что могли быть раненые и сбежавшие с поля боя диверсанты. И оказался прав. Борович приподнялся на колене и, наведя автомат на врага, громко крикнул:

— Руки вверх, бросай оружие!

Раненый встрепенулся, испуганно вытаращив глаза, и сразу схватился здоровой рукой за свой ППШ. Но автомат был тяжел, а раненый был слаб. Короткая очередь прорезала тишину утра, а потом автомат замолчал. Человек внизу дергал затвор и снова нажимал на спусковой крючок, но патронов в магазине не было. Тогда он бросил автомат и полез в карман. Борович