Виталий Гладкий - Чужая игра Страница 27

— А как же, — снисходительно улыбнулся Латышев. — Я ведь вам говорил, что подозревал Свекольникова.

Нет, мой новый шеф работает как-то не так. Черт возьми, да он плюет на все законы!

Ведь совсем недавно полковник резко осуждал Саенко за приверженность к тотальной слежке за подчиненными.

А теперь оказывается, что и сам грешен.

Но про то ладно, мы ведь работаем не в овощном магазине. Однако осведомленность Латышева о закулисной жизни области и города поразительна.

И я почему-то не думал, что его солидные знания подноготной боссов областного масштаба проистекают из оперативных документов УБОП.

Даже если Латышев и регулярно получает материалы прослушивания нужных телефонов, проанализировать их он просто не в состоянии.

Да и не его это забота. А нашим спецам полковник не доверяет, о том я уже знаю.

И что сие значит?

Фиг его знает что…

— Но ведь Свекольников, судя по расшифровке, со многими разговаривал…

— Прочитайте фамилию, обведенную красным карандашом.

— Алмазов Илья Иосифович… Не знаю такого. Он что, тоже из этого «штаба»?

— Нет. Мелкая сошка. Промежуточное звено. Он передал сообщение о выводах Свекольникова по взрывчатке дальше.

— Куда?

— Все туда же, к Бортнику. Сообщение прошло после Алмазова еще два уровня.

— Жаль, что мы узнали об этом слишком поздно…

— К сожалению, расшифровка заняла слишком много времени, так как все переговоры велись через космос, притом с чужих телефонов. Иначе мы бы отбили у Свекольникова тягу к «охоте на зайцев».

— И от какой печки теперь нам дальше плясать?

— А вы как думаете?

— Нужно установить, где производится взрывчатка. И как могла произойти ее утечка на сторону. Я так понимаю, она проходит по списку особо секретных веществ, а значит, круг лиц, имеющих к ней доступ, весьма ограничен.

— Верно. Где производится, мы уже знаем.

— Скорее всего, на одном из номерных предприятий области.

— Точно.

— И на каком именно?

— Пока не имею права сказать вам об этом.

— Ладно, фиг с ним, с этим предприятием. Но тогда как я смогу вычислить, кто похитил взрывчатку?

— А почему вы думаете, что ее похитили?

Да, вопрос был, что называется, сногсшибательный.

А и впрямь — почему я так думаю? О взрывчатке знали только ее разработчики, начальник лаборатории и директор заведения. Обычная «триада» в засекреченных научных центрах.

Мне уже приходилось в свою бытность опером угрозыска расследовать нечто подобное. Но тогда гвоздем проблемы была не супервзрывчатка, за которой запросто могут охотиться разведки других стран, а миниатюрный газорезательный аппарат, предназначенный для работы в космосе.

Один из опытных образцов похитили и продали известному медвежатнику. Благодаря «триаде» я вычислил и похитителя аппарата, и большого любителя ноу-хау очень быстро.

Не думаю, что даже в нынешнее время такими секретными материалами, как супервзрывчатка, торгуют навынос оптом и в розницу.

Тем более, что в службу безопасности, курирующую подобные заведения, до сих пор набирают весьма толковых ребят.

— Виноват, товарищ полковник. Возможны и иные варианты. Пусть я повторюсь, но, к сожалению, трудно работать без всеобъемлющей информации.

— Укор справедлив… — Латышев посмотрел на часы. — Постараемся исправить это упущение. — Он предостерегающе поднес палец к губам и выключил радиоприемник и глушилку.

— Спасибо за информацию, майор, — бодро сказал он и поднялся. — Сейчас мы с вами немного покатаемся.

— Куда? — спросил я, чтобы заполнить паузу.

— Есть места… — коротко хохотнул Латышев. — Вы ведь холостяк?

— Не сподобился…

— Тогда мы с вами одного поля ягоды…

Полковник быстро переоделся в теплые спортивные шаровары и лыжную куртку.

Мне было неудобно наблюдать за его стриптизом, но я успел заметить, что он носит две наплечные кобуры с пистолетами.

Судя по размерам, это были заграничные «дуры» большого калибра.

— Вперед! — скомандовал Латышев, и мы спустились в наш гараж.

В черной «мазде», возившей и Саенко, сидел неунывающий Маркузик.

Латышев не стал менять водителя своего служебного автомобиля. Маркузик слыл простецким парнем, мог расположить к себе любого и, главное, был влюблен в своего железного коня.

Сержанта Маркузова знали как балаболку. Но что касается профессиональных и личных секретов шефа, тут он был нем словно рыба.

Саенко своего водителя недолюбливал. Однако, когда после его ухода сержанта попытались поспрашивать о бывшем шефе, сержант отрезал: «Я нанимался водителем, а не сексотом». С тем от него и отстали.

— Наше вам, товарищ майор!

С Маркузиком у меня были приятельские отношения.

— Привет, дружище. Запрягай телегу…

Мы расселись по ранжиру: я впереди, а Латышев на заднем, начальственном сиденье.

— Куда двигаем, товарищ полковник? — спросил Маркузик, выруливая за ворота.

— Дуй по проспекту. Возле Цветочного бульвара повернешь в сторону Центрального банка.

— Нет проблем…

«Мазда» набрала скорость и лихо помчала по припорошенному снегом проспекту.

Я искоса глянул на Латышева. Похоже, он, как и Маркузик, любил быструю езду.

Киллер

Наум Борисович трудился над фаршированной рыбой. Он был рыжеволос, умеренно упитан и, похоже, не дурак поесть: стол, накрытый на двоих, мог накормить взвод.

Когда я вошел в банкетный зал, он на миг оторвался от еды, кивнул на мое приветствие и потянулся за очередным куском.

Чон, прошествовав на свое место, сел, но к еде не притронулся — выжидательно поглядывал на босса.

Наконец тот вытер руки о накрахмаленную салфетку, отхлебнул из высокого бокала вино и откинулся на спинку кресла.

— Что я тебе говорил? — Он победоносно улыбнулся Чону. — Какой орел, а? Парня нужно брать. Теперь согласен?

Чон промолчал. Его восточное лицо оставалось бесстрастным и неподвижным.

Он смотрел прямо в глаза Витаускасу спокойно и выжидающе.

— Как его зовут? — спросил у Чона, наморщив лоб, Наум Борисович, будто меня здесь и в помине не было.

— Алексей. Фамилия — Листопадов, — не спеша ответил тот.

— Я хочу предложить тебе две тысячи баксов в месяц. — Наконец президент «Витас-банка» соизволил одарить меня благосклонным взглядом. — У нас больше получает разве что Чон. И я… — Он рассмеялся. — Ну что, по рукам? — спросил Наум Борисович.

Меня так и подмывало поторговаться, чтобы сбить спесь с Наума Борисовича.

Но тут я вспомнил про Абросимова и решил больше судьбу не испытывать. Иначе он меня просто в порошок сотрет.

— Чем я буду заниматься?

Я спросил только потому, что продолжал доигрывать роль несговорчивого и недалекого служаки, воспитанного совсем на иных принципах, нежели новое поколение, для которого такой вопрос вообще не стоит: не важно, что делать, лишь бы бабки платили, и побольше.

— Работать по специальности, — снова осклабился Наум Борисович.

— Это как?

— Очень просто. Махать кулаками. Правда, такая возможность тебе будет выпадать не часто, но когда нужно, придется и шею подставлять.

— За две тысячи?

— Логично. А ты парень не промах, — с удовлетворением покивал Витаускас.

— Уж какой есть…

— У нас еще полагаются премиальные и страховка.

— Сколько?

— Сумма премиальных колеблется. От двух штук и выше.

— Я так понимаю, премия бывает не часто.

— Понятное дело. Только за выполнение особо опасных заданий.

— А как насчет страховки?

— Страховка составляет пятьдесят тысяч долларов.

— Всего-то?

— Мало?

— Для меня не имеет значения сколько.

— Почему?

— Если я отправлюсь в мир иной, страховку получать будет некому.

— Это прискорбно. Но больше предложить не могу.

— И на том спасибо.

— Так ты согласен?

— А у меня есть лучший вариант?

— Слова не мальчика, но мужа…

И Наум Борисович в который раз показал вставные фарфоровые зубы.

— Договорились, — сказал он. — Нужные бумаги оформим завтра в офисе. Поступаешь в распоряжение Чона. Его приказания ты должен выполнять беспрекословно. Это тебя не пугает?

— Я привык…

— Вот и хорошо. А теперь можно и обмыть наше соглашение. Придвигай кресло и присаживайся. — Он повернулся к корейцу: — Чон, пусть принесут еще один прибор.

— Спасибо, я не голоден. А спиртное почти не употребляю.

— Возражения не принимаются. Садись к столу. Это первый мой приказ.

— Слушаюсь.

— Вот так-то оно лучше…

Наум Борисович умел быть хлебосольным хозяином.

Я решил больше не выпендриваться, чтобы завоевать его расположение, потому как Чон оставался все таким же холодным и неприступным.