Михаил Нестеров - Мужская работа Страница 27

Ныне Хазраджи проживает в датском городке Сере, на улице Фредериксбергевей, 40. Его охраняют несколько десятков полицейских. В случае, если генерал надумает покинуть свое жилище, полицейским приказано вернуть его насильно: в отношении Хазраджи ведется следствие о его вероятной причастности к военным преступлениям в Курдистане.

Достоянием гласности стал документ иракской разведки под грифом «совершенно секретно», датированный 14 мая 1987 года – приказ 1-му армейскому корпусу организовать массовые казни жителей города Халабджа. Именно генерал Хазраджи в 1988 году командовал объединенными 1-ми 5-м армейскими корпусами, участвовавшими в операции «Анфаль» по подавлению сопротивления в регионе компактного проживания курдов. Операция началась в марте 1988 года и проводилась в несколько этапов, семь из которых имели целью зачистку территории. В ходе бомбардировок города Халабджа применялись горчичный газ и цианид. В течение нескольких часов пять тысяч человек были убиты, столько же сгорели заживо. В середине апреля последовали массовые казни в городе Киркуке, позже – химические атаки на побережье реки Заб. В итоге 478 курдских деревень были полностью разрушены, 77 бомбили с применением химоружия. Погибли, по разным данным, от 110 до 180 тысяч человек.

Такие вот сведения.

Тем не менее сбор документов по «делу Хазраджи» не прекращается. В Политигордене заявляют, что пока для ареста Хазраджи нет юридических оснований. Однако существуют и другие обстоятельства: западные спецслужбы гарантировали амнистию всем высокопоставленным перебежчикам из Ирака в обмен на имеющуюся у них информацию.

«Что можно предложить генералу? – спросил себя Михайлов и невольно пожал плечами. – Но обещать ему можно все. Пусть ждет и надеется». В марте с ним беседовали парни из ЦРУ – о чем шел разговор, Михайлов не знал. «Пусть Ухорская еще раз докажет свою состоятельность, а заодно загладит вину», – как-то неожиданно определился в выборе кандидатуры Михайлов. Наверное, потому, что она проявила больше инициативы, нежели подполковник Холстов. Хотя она же лопухнулась с Альбацем. Она рисковала, взяв всю ответственность на себя. Хотя все делала правильно, да и выбора у нее, похоже, не было.

Лишние люди в этом деле – лишние проблемы. Скорее всего Ухорской предстоит командировка в Ирак. Она отдаст приказ командиру спецназа, вместе они поразмыслят над планом операции. И это как раз после встречи с Хазраджи (плюс предстоящего разговора в том, что собеседником опального генерала будет женщина, что сделает его более сговорчивым). Лучшего варианта и лучшей кандидатуры Михайлов не видел.

Генерал-полковник лично набросал текст шифровки для своих оперативных офицеров в Дании и Ираке; соответствующее распоряжение получит командир спецгруппы капитан Хайдаров. Через считанные минуты в Багдаде, в частности, активизируются секретные агенты. И операция, которой Михайлов дал название «901-й объект», вступит в решающую фазу.

30

Кербела, Ирак, 16 декабря, понедельник

Хайдар в очередной раз бросил взгляд на часы, он не верил своим глазам. Он смотрел не на стрелки, а на цифры, застывшие в правой части циферблата и показывающие число и день месяца. 16 декабря. Через двое суток Алексей намеревался оттянуться пусть не по полной, но приличной программе: коньяк, хорошая музыка, знакомая девочка, на крайний случай – проститутка. Все это и многое другое уплывало буквально на глазах. Хайдарову в сердцах хотелось расколотить часы и докопаться до истины: найти среди мелких частей пару крохотных цифирей – то долгожданное число.

Ведь все было спланировано, мечты опережали и самый быстрый транспорт, и время. Бойцам его команды что, они отправились в очередную командировку из теплых постелей, а Хайдар ворчливой ящерицей выполз из-под казенного одеяла.

Приказ, а именно его незначительная, но очень весомая для Алексея Хайдарова часть – «до очередного распоряжения», заставил командира внести ясность команде нестандартным обращением: «Всем в шеренгу!» И мрачно сострил, глянув исподлобья на сержанта Сергея Курт-Аджиева по кличке Гюрза:

– Будем бурить скважину еще две недели. Или три. Сколько скажут.

– Ну и что? – двадцатичетырехлетний Гюрза, высокий и жилистый таджик, утверждающий, однако, что отец его немец (Курт), не понимал угрюмого взгляда командира. – Здесь тепло, дома холодно.

– Нас оставляют с пометкой "М".

Курт-Аджиев от удивления присвистнул. Пометка "М" означала готовность первого уровня: вскрытие и проверку основного арсенала и экипировки диверсантов, хранящихся на буровой, и прибытие на точку старшего офицера. Пометка "Д" («дерьмо» – на языке бойцов спецотряда) означала высшую степень готовности и получения приказа по радиосетям высшего командования.

До сего момента краткосрочные командировки в этот беспокойный район носили безмятежный характер. Все были готовы к выполнению задания, понимая, однако, что шанс получить соответствующий приказ из Центра равен нулю. За то говорило много факторов, включая политические, экономические, стратегические, военные, какие угодно. И вот, того гляди, угодишь в самое «дерьмо».

– Ты это серьезно? – Чернобровый Гюрза встал с койки с деревянными спинками. Он был одет в синюю майку с короткими рукавами и тренировочные брюки. Яркая желтоватая спецовка висела на вешалке рядом с дверью. Гюрза неосознанно взглянул на нее. Может быть, сейчас она виделась бойцу камуфлированной под местность маскировочной одеждой. Хотя и форменный комбинезон с логотипом российской нефтяной компании являлся не чем иным, как маскировкой.

Иные костюмы поджидали их в «схроне». Наши, российские, с двухсторонней окраской. Желто-песчаного цвета. Сделанные по спецзаказу, они скрывали – на фоне песка и выжженной солнцем травы – от наблюдения невооруженным глазом на расстоянии от двадцати метров. Их окраска была подобрана так, что костюм не дешифровался при наблюдении в инфракрасной зоне спектра. Логотипов на ней не сыщешь, но незримо на рукаве всегда присутствовал шеврон с надписью: «Специальная команда». Об оружии и специальных средствах отдельный разговор, все оно нашего производства. Хотя ни одна мелочь не должна указывать на принадлежность команды к российскому спецподразделению, тем не менее наше специальное оружие (исключение составляли лишь снайперские винтовки) было лучше зарубежных аналогов, а что касается его принадлежности, то российскими автоматами, к примеру, вооружены подразделения десятков стран.

– Нет, все это я выдумал, – ответил на вопрос товарища Хайдар. И, успокаиваясь, подумал: «Какого черта я психую!» Он прекрасно понимал свое настроение, корень его лежал в вечной «учебной тревоге». Вскакиваешь по звонку оперативно, как и положено, однако знаешь, что звон-то – пустой. Сейчас прогремело что-то похожее на реальность, на ту, к которой он тренировал себя, готовил. Психовал и по другой причине: другая смена под командованием старшего лейтенанта Шарипова «пролетела над Ираком», а его смена попала в цель, как авиабомба с лазерным наведением.

«Дождались?» – глазами спросил он у бойцов. Кроме него и Гюрзы в комнате находились еще двое (жили по четверо в каждой): смуглолицый Николай Муратов по кличке Моджахед и Юсуп Каримов, Али-Баба, самый возрастной боец команды – тридцать семь.

– Позови остальных, – распорядился Хайдаров, кивнув Муратову. И добавил в спину уходящему бойцу: – Может, до «дерьма» дело не дойдет.

– В душе песни нет, – неожиданно сказал Али-Баба.

Определение Юсупа Каримова оказалось самым коротким и всеобъемлющим из всех, что прозвучали в этот вечер и остались в той же душе. Или душах, коих насчитывалось восемь. Кроме уже перечисленных, в состав спецкоманды входили: Станислав Хитрук – Плут; родные братья – Марат и Виктор Джумаевы, клички соответствующие – Брат-1 и Брат-2. Сержант Анатолий Загороднев за привычку шмыгать носом получил несколько прозвищ: Нафтизин, Простуда, Насморк. Вообще с носом у Загороднева творились чудеса. Врачи в один голос говорили – здоровый. Здоровее не бывает. Однако нос у Толика закладывало, когда он ел, пил спиртное и, конечно, когда простывал.

Вот и сейчас двадцатишестилетний Нафтизин, которому в отряде не было равных по рукопашному бою, последним вошел в комнату и закрыл за собой дверь, не преминув шмыгнуть носом:

– Говорят, завтра не работаем? – Толик до недавнего времени любил, как истинный джентльмен, попить пивка, сходить на футбол и подраться. И даже здесь его частенько тянуло на футбольные трибуны, поделенные на сектора: иракцы и курды. Вот, наверное, где свара! Несмотря на враждебность, матчи с участием курдских и иракских футболистов проводились регулярно.

– Закрой рот, Простуда. – Гюрза всегда опасался подхватить от товарища заразу: никто, даже врачи, не знал, отчего бедняга страдает насморком.