Нож в сердце рейха - Виктор Федорович Карпенко Страница 27

группе Самойлова начальством неделя на отдых пролетела как сон. Единственно, чем остался доволен Федор, это осмотром Москвы. На удивление, все культурные учреждения работали, и таежный охотник осуществил свою давнюю мечту: посетил Третьяковскую картинную галерею и несколько музеев. Восторги он потоком изливал на своих друзей, которые в конце концов заявили ему, что, если он не отстанет от них, они обратятся с просьбой к полковнику Воскресенскому, чтобы тот запретил выход Федору с территории базы. Федор набычился, но на следующий день, после посещения цирка, опять досаждал своим друзьям обилием хвалебных слов от увиденного. Но всему наступает конец, закончился и отдых. Группа Самойлова предстала перед своим непосредственным начальником.

Игорь Николаевич, оглядев разведчиков, начал с поздравления:

– От имени командования и от себя лично поздравляю вас с успешным окончанием операции. По информации нашего берлинского агента, после авианалета от лаборатории не осталось камня на камне. А так как почти все работники лаборатории находились в то время на территории усадьбы, немецким командованием принято решение исследования по этой теме приостановить. А скоро фашистам будет не до исследований, – загадочно улыбнулся Воскресенский. – Еще одна приятная новость: командованием нашего управления принято решение вашу группу представить к государственным наградам. И последнее… – Игорь Николаевич, возвысив голос, воскликнул: – Заноси!

В кабинет вошел помощник Воскресенского майор Золотарев, неся перед собой поднос, накрытый белой салфеткой. Поставив его на стол, он, как фокусник в цирке, сдернул покрывало.

– Оп-ля! – И взору недоумевающих разведчиков предстали бутылка коньяка, пять рюмок и две наполненные тарелочки: одна с копченостями, другая со сладостями.

Встав из-за рабочего стола и подойдя к приставному столику, полковник жестом приказал присоединиться.

– Вы сделали работу добротно, – начал Воскресенский. – Это хорошо, но это теперь ваша работа: сложная, опасная, но где сегодня на войне не опасно. И с завтрашнего дня вы начнете подготовку к новому заданию. Но я предлагаю выпить не за это. Не догадываетесь, за что? Забыли!.. Ведь сегодня Федору Федоровичу Прокопенко исполнилось девятнадцать лет, а вернее, восемнадцать лет! С совершеннолетием, дорогой наш сибиряк. Здоровья тебе и дожить до Победы! Ура!

Трижды эхом отозвались товарищи, и после официального рукопожатия Воскресенского буквально набросились на Федора.

– Ты чего же молчал? У-у, Медведь!

– Без подарка нельзя никак! – продолжил поздравление Игорь Николаевич. – Поэтому вот тебе мой подарок. Ты, лейтенант, машину оберста Эриха Энгельса угнал? Угнал! А это большое преступление! И карается оно ссылкой в лагеря, – совершенно серьезно произнес Воскресенский и, оглядев ничего не понимающих разведчиков, продолжил: – Но ты угнал немецкую машину, потому сидеть тебе в лагере для немецких военнопленных. – И, улыбнувшись, закончил: – Будешь улучшать свои знания немецкого языка. Это мой тебе подарок!

– Так что, следующее задание в Германии? – не утерпел Сергей.

– Завтра узнаете. Наливай, Виктор Иванович, – кивнул он майору Золотареву. – За вас! – поднял наполненную до краев рюмку Воскресенский. – За вашу группу!

2

Утром в кабинете у полковника Воскресенского были только Олег и Сергей. Еще вечером Федор покинул базу, не сказав друзьям, куда его направляют, да и сам он этого не знал.

– Я очень внимательно прочитал ваши докладные об операции. Скажу вот что: много авантюризма, неоправданного лихачества, незрелости… – И после многозначительной паузы неожиданно завершил: – В целом же – молодцы! Но вот что особенно меня заинтересовало во всей вашей писанине – помощь капитана Артура Берга и его перевод в Берлин. Как выяснила наша агентура в Берлине, ваш друг детства был усыновлен своим дядей и, как единственный наследник, стал бароном. Он не говорил вам об этом?

– Нет. Видимо, из скромности…

– Так вот: барон Артур Берг ныне в аппарате адмирала Канариса и работает консультантом в русском отделе. Какой участок ему дан, неизвестно. Но возможности, видимо, большие. Так что вам, Олег Валентинович, прямой путь в Берлин, и только вы сможете убедить своего друга детства работать на нас. С сего момента начинаете готовиться к операции. Наши специалисты отработают для вас легенду прикрытия и приготовят документы. Вы же, товарищ старший лейтенант, – кивнул он Сергею Протасову, – будете обеспечивать пути отхода группы, как и Федор Прокопенко. Правда, у него несколько иная задача. Но при необходимости уходить будете вместе.

Федора привезли в закрытом фургоне с десятком таких же, как и он, молчаливых, подавленных, в каких-то обносках, по которым с трудом угадывалась немецкая форма, офицеров.

Лишь после двух часов нахождения в пути сидевший на полу фургона худой, обросший, с проваленными щеками, надрывно кашляющий немец произнес:

– В каком вы звании?

– Лейтенант. Лейтенант Иоганн Шварц!

– В углу на соломе сидит полковник Функ. Представьтесь. Он здесь старший по званию… Лейтенант, не ерепеньтесь, так положено…

Федор протиснулся к человеку на соломе, представился. Тот кивнул и задал лишь один вопрос: «Давно?»

– Две недели назад.

– Оно и видно: ретивый, силы еще не порастратил… А я уже почти год. Третий лагерь меняю… – и махнул рукой: мол, свободен!

Федор пробрался на свое прежнее место, поглубже запахнул шинель и попытался заснуть. Но сон не шел. Задание, которое он получил, было более чем странное: найти среди пленных людей, живших в Берлине или на его окраине, войти в доверие, узнать все о прошлой жизни. Сам же он, по легенде, из поволжских немцев из Энгельса, в пять лет с родителями выехал на свою историческую родину. Учился и жил в Потсдаме. В 1941 году призвали в вермахт, за два года дослужился до офицерского звания. Попал в плен две недели тому, случайно, в метель забрел в порядки русской пехоты…

«Как долго мне здесь отираться? – свербила мысль. – И надо же, на мой день рождения такая подлянка… А как же еще можно назвать такой подарок?!» – Нет-нет да и сглатывал Федор подступавший комок обиды.

Судя по пробивающемуся сквозь щель в двери свету, Федор определил, что дело близилось к полудню. Наконец автомобиль остановился. Дверь распахнулась, свет резанул по глазам.

– Что, немчура, замерзли? – бравый краснощекий сержант в коротком тулупе, валенках и шапке-ушанке предстал в квадрате белого снега. – Давай, фашистское отродье, выгружайся, приехали!

Десять человек, перетаптываясь в непонятно какой обувке, похлопывая себя по плечам и