Александр Тамоников - Синдром войны Страница 28

Анальгетиков лекари не жалели. Архипов истыкал Андрюхе всю кожу, вводя дексальгин. Потом он подумал и добавил дозу кетонала, зловеще приговаривая, что хуже не будет, потому как уже некуда. Несколько минут Архипов работал иглой, а Левин, уставший выть, обреченно терпел. Потом мучители наложили парню тугую перевязку и скормили две таблетки ципролета.

– А это зачем, изверги? – простонал Левин.

– Антибиотик, – объяснил Архипов. – С данной минуты твоя основная еда.

– Лучше бы водки дали.

– Ага, уже бегу наливать.

На другом конце подвала царило замешательство. Единственное, что удалось силовикам – это стащить с больного часть верхней одежды. Лазарь пришел в себя, смотрел на товарищей с суеверным ужасом, как будто они собрались омывать его перед погребением. Рана в плече превратилась в гнойный нарыв, окруженный фиолетовыми кругами.

Ополченцы подошли поближе. Им приходилось держаться настороже. Автоматы висели у них за спинами, верхние пуговицы расстегнуты, пистолет во внутреннем кармане у командира. Но меньше всего в эту минуту силовиков заботила перемена ролей. Украинцы в нерешительности переминались, смотрели на ополченцев исподлобья, с какой-то неясной надеждой.

– Подвиньтесь, мужики, – пробормотал Архипов.

– И под окно встаньте, – добавил Стригун. – Чтобы мы вас видели.

– Капитан, прекращай! – Поперечный поморщился.

Ополченцы склонились над раненым. Завидев чужие лица, тот окончательно впал в стресс. Но кроха самообладания у парня оставалась. Он глубоко вздохнул, сделал стоическую попытку успокоиться.

– Это мы, Лазарь, – сообщил Архипов. – Твой ночной кошмар. Ничего, детка, это еще не самое страшное. Вот вернешься домой, а там у тебя и начнется донбасский синдром. Пойми правильно, это не сериал.

– Ты молодец, умеешь успокаивать, – похвалил Алексей.

– А чего их жалеть, – резонно отозвался Архипов. – Я слышал, что в натуре есть такой синдром. Вроде афганского, только посильнее. Парни возвращаются домой, а после запивают, колются, сходят с ума, руки на себя накладывают. Чего завис, командир? – Он неодобрительно покосился на Алексея, взгляд которого прилип к ране.

Стригун проглотил сгусток тошноты и резонно спросил:

– Думаешь, он даст себя прооперировать? Впору врезать молотком по башке.

– Мужики, привяжите ему руки к кровати, – бросил Архипов силовикам и снова склонился над Лазарем. – Парень, водку будешь?

– Нет… – прохрипел рядовой.

– А горилку?

– Давай.

– Командир, тащи выпивку.

Старшие товарищи уже привязали запястья парня к дужкам кровати. «Хлебный дар» вливался в распахнутую глотку как топливо в бензобак. Лазарь пару раз судорожно дернулся, а потом начал энергично ворочать кадыком.

– Хватит. – Архипов оторвал от горла бутылку, хлебнул сам и сделал вид, что не заметил осуждающего взгляда командира. – Грамм триста извели на этого паршивца. Надо подождать, пока лекарство подействует. Пошли, командир, руки мыть.

Когда они вернулись, Лазарь лежал неподвижно, с закрытыми глазами.

– Подействовало, – сказал Алексей.

– Да, это хорошее лекарство, быстро действует, – согласился Архипов. – Эй, Смирнов, чего прирос к своей стене? Садись пациенту на ноги, держи его крепче.

Операция прошла успешно, но крови выпила немало – и в прямом, и в переносном смысле. Все это очень напоминало стрижку кота. Сперва уколы новокаина вокруг раны, чтобы обезболить оперируемую зону. Потом Архипов смазывал кожу бедолаги горилкой, а все присутствующие жадно работали ноздрями. Полфлакона зеленки – хорошо, тоже не повредит. Пациент, конечно, не молчал и не лежал неподвижно. Он использовал всю мощь своих голосовых связок и минимальное пространство для маневров.

Но это не мешало Архипову работать. Он скальпелем рассек кожу, что-то буркнул про отсутствие хирургических перчаток, расширил разрез.

– Сестра, пинцет! – прохрипел он. – Да лежи ты, поганец!

– Огурец не надо? – спросил Алексей, протягивая инструмент.

– Огурец не надо. После первой, сам понимаешь. Да лежи, кому сказано! Смирнов, держи его!

Что-то звякнуло и покатилось по полу. Это была та самая пуля. У Лазаря больше не было сил орать. Он беззвучно открывал рот, обливался потом. Архипов схватился за заранее приготовленную иглу с нитью, начал делать грубые стежки, стягивая края разреза. Кровотечение почти остановилось. Самозваный хирург испустил облегченный вздох.

– Леха, быстро – хлоргексидин, зеленку, губку!

Получилось коряво, но вроде бы неплохо. Архипов заливал рану белой тягучей жидкостью, пристраивал горкой губку, стерильные салфетки, рычал, что ему срочно нужен бинт, накладывал тугую повязку.

– Леха, заполняй шприц кеторолом. Нужно ввести обезболивающее. Смирнов, переворачивай клиента, стаскивай с него портки!

Через несколько минут все четверо сгрудились вокруг кровати и пристально разглядывали раненого. Лазарь приходил в себя, дергал ресницами словно красна девица. Проблески сознания возникали и тут же гасли. Иногда он открывал глаза, наполненные мутью, с трудом ими ворочал.

– А он точно должен прийти в себя? – неуверенно спросил Поперечный.

– После трехсот граммов водки? – Архипов озадаченно почесал макушку.

У него был такой вид, словно пулю вытаскивали не из кого-нибудь, а из него, причем из головы.

– Даже не знаю. Разве что сообщить ему приятную новость. Ты скажи ему, майор, когда Украина станет членом Евросоюза, и он сразу очнется.

– А когда она станет? – осведомился Смирнов.

– После Турции.

– А Турция когда?

– Никогда.

Майор прыснул, но быстро осознал свою глупую ошибку, сделался серьезным, насупился.

Лазарь с огромным усилием разлепил глаза, уставился на силуэты людей, окружавших его, и пролепетал, спотыкаясь:

– Хлопцы, а еще горилка есть?

Незаметно наступил вечер. Андрюха Левин очнулся и, не вставая с кровати, начал ворчать. Мол, что за дикое время года: утром ночь, вечером она же самая. Никаких свечек не напасешься! Архипов кашеварил. На печке стояла прокопченная кастрюля, он с сомнением на лице периодически подсыпал в нее крупу.

– Все. Кажется, готово, – объявил он неуверенно. – Научился готовить.

– Научиться бы еще есть то, что ты готовишь, – проворчал Левин.

– А тебе это не грозит, – отмахнулся Архипов. – Ты у нас типа прооперированный, тебе есть нельзя. На кефирной диете ты у нас, Андрюша.

– Да брось, – заволновался Левин, опуская ноги на пол. – Какая диета, я уже иду. Мне усиленно питаться надо, Архипов. Я скоро буду весить меньше бакса. – Боец для наглядности провел большим и указательным пальцами по своим впалым щекам.

– Это не страшно, – успокоил его Алексей. – Бакс нынче толстый.

Каша у Архипова действительно получилась специфическая – прогорклая, вязкая, как клейстер. Улучшить ее вкус не смогли ни тушенка, ни оттаявшая колбаса. Но ополченцы ели за милую душу, не забывая отпускать комментарии в адрес главного кулинарного «креативщика».

– Эй, подходите! – пригласил Алексей к столу пленников. – Не укусим, если сами бросаться не будете. Садитесь по-турецки, располагайтесь, посуда найдется. Да не стесняйтесь вы, это всего лишь ужин.

Пленные, поколебавшись, подошли короткими шажками. Со спутанными ногами не разгуляешься. Руки тоже были связаны, но так, что запястья имели подвижность.

Майор Поперечный хмурился. Чувствовалось, как его разрывают полярные ощущения. Смирнов тоже вел себя сдержанно, посматривал на офицера, молчаливо спрашивал совета.

– Кстати, насчет посуды. – Архипов порылся за загородкой в груде полезных вещей, вернулся с кучей старых кружек. – Не возражаешь, командир? Пьянство, конечно, зло, но не выпить сегодня никак нельзя.

– По маленькой, – разрешил Алексей.

– А разве они большие? – удивился Архипов, придирчиво изучая трехсотграммовые кружки.

– Сволочи!.. – простонал с дальней койки Лазарь, приходящий в себя. – Сами водку жрут, террористы поганые!

– Вот, опять мы здесь с ежегодным посланием, – проговорил Стригун. – майор, объясни товарищу, что сказка о террористах сегодня не актуальна. Может быть, завтра. Кстати, тебя он тоже террористом назвал.

– Ципролет возьми, – встрепенулся Архипов. – Скорми ему парочку. Это антибиотик.

Майор, помявшись, удалился и вернулся вместе с Лазарем, поддерживая того под локоть. Боец передвигался словно пьяный, глаза его очумело блуждали. Он поскользнулся на пуле, извлеченной из плеча, которую так никто и не подобрал, и чуть не грохнулся на пол. Подскочил Смирнов. Они вдвоем усадили раненого, прислонили к теплой буржуйке, сунули тарелку в руку.

– Так и быть, сиди, боец, – разрешил Алексей. – Но только по ушам не ездить, псаки не заливать и до кипения не доходить, а то испаришься!