Дмитрий Черкасов - Потоп Страница 28

— Интуиция плюс природная смекалка.

Снайпер непонимающе слушал этот разговор.

— Что за объект? — спросил он заинтересованно.

Хозяин подумал:

— Пока что не вашего уровня. Но мы дадим вам знать, если что… В конце концов, господину Коротаеву может понадобиться зрение, а у вас оно есть покуда…

— Какое же тогда соревнование…

— Разговорчики! — прикрикнул Хозяин. — Забыли, где находитесь?

Снайпер вытянулся в струну.

— Вот-вот, — кивнул Коротаев. — А я слышал, как он прогнулся. Помните детский стишок? «Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я варенье не нашел… Я не читаю сказки, но нюхаю и слышу хорошо…»

Хозяин и доктор переглянулись.

Оба подумали: «Они стоят друг друга».

Коротаев, позабыв о своей амуниции, захрапел в кресле. Снайпер стоял навытяжку, не зная, куда ему теперь идти, — сидеть при этом психе или заниматься составлением фоторобота.

Часть вторая

ФАЗА РЕАЛИЗАЦИИ

Глава одиннадцатая

ПАМЯТИ ГОГОЛЯ

— Эти баки не дают мне покоя, — признался генерал Ясеневский.

Они с Владом вновь находились в квартире Рокотова.

Всякий раз, когда его навещала фигура наподобие Ясеневского, Рокотову чудилось, будто вся обстановка его дома бледнеет, становится прозрачной и нереальной.

Все его книги, фолианты по биологии — сплошь фикция.

Реальность — только мускулы да госпожа Удача.

И попранная реальность, когда генерал Ясеневский удалялся, обременив Влада очередным поручением, восстанавливалась не сразу.

Она материализовалась очень медленно.

— С баками непонятно, — согласился Рокотов.

Генерал будто не слышал его.

— Наши ребята не дремлют, — продолжил он, беседуя как бы с самим собой. — Мы выслали комиссию в зону бурения, которая представляется нашему депутату новым Эльдорадо. Наши геологи разводят руками: у них нет никаких оснований считать прожекты Боровикова чем-то иным, нежели утопией.

— Тогда напрашивается один-единственный вывод, — пожал плечами Рокотов. — Все это бурение — фикция. Сотрясание воздуха для отвода глаз. Тогда становится понятно, почему алмазы Рубинштейна, доставленные бог весть откуда, сослужили ему роковую службу…

Ясеневский поерзал в кресле, потер руки.

— Диверсия? — спросил он коротко.

Рокотов скорбно улыбнулся:

— Мне не впервые приходится слышать это слово. А ведь в детском саду я мечтал быть мирным аквалангистом…

— Мирного в этом мире найдется совсем немного…

— Надо было везти его в специализированную ведомственную больницу.

— Кого?

— Да Коротаева этого.

— Надо было, — вздохнул Ясеневский. — Там мышь не проскочит, а здесь он положил чуть не весь персонал. Спасибо, больные целы… Но ты-то что его боишься?

— Я не боюсь. Но он срисовал меня.

— Но теперь это ему не особенно поможет.

— Да вы понимаете, товарищ генерал-лейтенант, о чем я… Фотороботы уже пачками изготовлены…

— Понимаю, — начальственный вздох повторился. — Выпустили за хорошее поведение… Постоял в углу и вышел… Короче говоря — с чем мы остались?

Рокотов развел руками:

— Да считайте что ни с чем. Все те же панама с алмазами ничем нам не помогут — ну узнаем мы, откуда доставили камни. И что изменится?

— Ничего.

— Ничего. Коротаева упустили, и где он теперь — одному дьяволу известно.

— Я очень надеюсь, что именно дьяволу, — изрек Ясеневский. — Он натворил столько дел, что вряд ли его оставят в живых. Понятно, что на «рафике» он прорывался к кому-то — и, похоже, прорвался.

— Там-то ему и кранты, среди корешей…

— У него не было выбора.

— А заложники? Шофер и сестра?

— Провалились как сквозь землю.

— Ну и вот, — Рокотов подвел черту. — Допрашивать рядовых «быков» бесполезно. Осведомитель убит. Ваш агент тоже мертв. Основной исполнитель скрылся вместе с заложниками. От Боровикова толку, как от козла молока…

Ясеневский тяжело выкарабкался из кресла, прогулялся по комнате, отвел штору, оглядел улицу. Фургон слежения стоял на месте и контролировал ситуацию.

— Диверсия, — пробормотал он, уставясь в окно. — Широкомасштабная, если речь идет о небесных телах. И вот еще что: мы привыкли, что диверсии обычно бывают приурочены к каким-нибудь массовым событиям.

Влад решил ни о чем не спрашивать, он выжидал.

— Итак, искать алмазы там, где этого хочет Касьян Михайлович, равнозначно поиску ветра в поле. Мы внимательно прослушали все его думские выступления. У нас создалось впечатление, что он свято верит в свою идею. Мы навели справки: это идея старая. Он поглощен ею уже очень давно. И она у него не единственная.

Рассуждая вслух, генерал ходил все быстрее, помогая себе ручными махами. Влад с интересом следил за этой исполинской фигурой.

— У нашего депутата есть еще один пунктик…

Ясеневский затягивал время, и Рокотов подыгрывал ему. Если начальство захотело тебя удивить, придется напрячься и удивиться.

— Знаешь, кто у него первый враг?

— Губернатор, — наобум сморозил Влад.

— С известных пор — да, хотя, как говорится, ничего личного… Подымай выше.

Влад возвел глаза к потолку.

— Ну разве что Президент?

— Опять мимо, хотя ход мысли понятен. Нет, это не Президент. Это его в некотором роде предшественник, царь Петр Алексеевич. Точнее, его продажное окружение.

Рокотов радостно заулыбался:

— Ах вот оно что? Но это все значительно упрощает! Касьяна Михайловича можно посадить в сумасшедший дом… Вот увидите — решатся сразу многие проблемы. У меня есть знакомые врачи — могу связаться хоть сейчас…

Ясеневский покачал головой:

— К сожалению, они не решатся. Во-первых, депутат Боровиков был негласно — у нас ведь демократия — осмотрен нашими психиатрами. Все они пришли к единому мнению: мы имеем дело с не особенно умным человеком, который вынашивает парочку сверхценных идей. Это не лечится. В остальном он нормален. Во-вторых, Боровикова вывели на высокую трибуну и уже дали возможность частично реализовать… — полковник помедлил: —…одну из идей.

— Жаль, что не лечится, — вздохнул Рокотов. — Но тогда перед нами предстает не могущественный государственный муж, искренне болеющий за страну, а жалкий безумец, которого используют…

— Вот-вот-вот, — закивал Ясеневский.

— Но кто этим занимается?

Генерал подумал.

У него явно имелось что-то за душой, чем он никак не решался поделиться с Рокотовым. Наконец он отбросил колебания и пошел ва-банк:

— Помните у Гоголя повесть про Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, которые поссорились на ровном месте, из-за пустяка?

— Помню, конечно.

— Из-за ружья, да?

— Точно так.

— И один другого назвал гусаком, так?

— Не вижу смысла оспаривать этот факт.

— А ружье — это собственность, правильно?

— Не Бог весть какая, но собственность.

— Отлично. Тогда имей в виду, что в нашем деле тоже фигурируют свои Иван Иванович и Иван Никифорович. Мы так и будем их именовать для конспирации. Оба — бизнесмены высокого полета. И оба поссорились совсем не из-за ерунды, на кону — большие деньги и власть. Недвижимость и так далее. Назовем все это условно ружьем. Ну а дальше пошли «гусаки», «поцелуйтесь со своей свиньей» и так далее — много хуже. Иван Никифорович начал одерживать верх: он заручился поддержкой питерского губернатора. Тогда Иван Иванович в отместку или от отчаяния — что?..

— Неужели начал двигать Боровикова?

— Точно так.

— У меня голова идет кругом, — пожаловался Влад. — Из-за чего они перегрызлись?

— Да это не так и важно. Этого просто не станет, если Иван Иванович одержит верх…

— Получается, мы — в команде Ивана Никифоровича?

— Считай, что так.

— Подвигать полупомешанного… что можно с него взять?

— Диверсия, — снова загадочно напомнил Ясеневский.

— Боровиков и диверсия? Но он же доброжелательный болван! Ищет алмазы… Я понимаю, окажись на его месте Коротаев…

— Это в Госдуме-то?

— Ну нет, не там, конечно…

— Ты прав, это задумка больше для Коротаева. Но у нас есть основания полагать, что сверхценные мысли Касьяна Михайловича насчет петровских славных времен зашли уже достаточно далеко, чтобы он согласился на все… в том числе и на диверсию… Которая, по моему предчувствию, чрезвычайно близка.

Рокотов пил редко, по сейчас плеснул себе коньяку, выпил и даже не предложил начальнику. Тот же смотрел тяжело и серьезно.

— Мне хотелось бы подробнее услышать про исторический конфликт Боровикова с Петром Великим. — Рокотов надкусил яблоко.

Предварительно он проверил, нет ли во рту бритвенных лезвий. Да, он стал другим человеком.