Альберт Байкалов - Школа смертников Страница 28

– Ты чего, – послышался испуганный голос Лебедя, – сон плохой приснился или снова змея?

Вместо ответа Гуру по-детски жалобно запищал и ойкнул.

– Замри и не дергайся, – убирая нож и окончательно придя в себя, потребовал Антон, подойдя ближе. Разгрузочный жилет Гуру с вечера снял и сейчас был в одной рубашке.

Оттянув ворот, Антон заглянул под материю. По плечу было размазано насекомое, похожее на муравья.

– Все, не паникуй. Это муравей был, – успокоил его Антон. – Ты его уже убил.

– Фу-ты, черт! – Обессиленно рухнув на колени, бандит тяжело дышал. – Чуть кони от страха не бросил. Думал, опять какая-то гадость.

– Любят они тебя, – подал голос Лебедь. – Как мухи на говно...

– Приснилось, будто сижу у себя в квартире в ванной, и тут из всех щелей змеи полезли. – Обрадованный благополучным исходом дела Гуру пропустил колкость в свой адрес мимо ушей. – А одна по плечу ползет. Я от страха и проснулся, а меня словно иглой под ключицу, почти точь-в-точь как та гадюка.

Уже рассветало. Антон достал горелку и принялся разогревать завтрак. В голове шумело, а в ногах была слабость. Настроение было сродни состоянию. Причиной, по всей видимости, стал сон в совокупности с усталостью и общим дискомфортом. Дождь прекратился, но с растений продолжали падать крупные капли. Им относительно везло, обычно в этот период ливни не прекращаются здесь неделями. Сейчас были небольшие перерывы.

Дождавшись, когда Гуру опустошит банку тушенки с галетами и выпьет чай, Антон взял лежащие рядом наручники и выжидающе посмотрел на него.

– Может, хватит? – неожиданно возмутился бандит. – Ты сам-то пробовал в них ходить?

– Я ни на кого не бросаюсь, – фыркнул Антон.

– Если наденешь – никуда не пойду, – решительно заявил бандит, демонстративно сложив руки на груди. – Меня придется тащить.

– Не придется, – Антон криво улыбнулся, доставая пистолет. – У нас жратва заканчивается, а топать еще неизвестно сколько. Мы тебя грохнем сейчас, освежим и от души наедимся, а самые вкусные части тела засолим в дорогу. Слыхал, наверное, про живые консервы?

Гуру побледнел, но положения своего не изменил.

– Брось, Антон, – неожиданно заговорил Лебедь. – Какой теперь ему резон быковать?

– Хорошо, я даже верну тебе боеприпасы. – Антон посмотрел на Лебедя, стараясь угадать, поддерживает тот его или нет, и, догадавшись по выражению лица, что ему глубоко безразлично, как он поступит, отбросил наручники в сторону. – Но вязать тебя больше никто не будет. В лучшем случае залью башку свинцом.

– А что, может быть еще что-то хуже? – удивленно захлопал глазами обрадованный бандит, считая смерть, по-видимому, самым страшным наказанием.

– Может, – Филиппов утвердительно кивнул головой. – Например, оставить тебя в этих джунглях с простреленными коленями и локтями. Знаешь, какие гады приползут, прилетят и прибегут на запах крови?

Гуру озадаченно почесал затылок и промолчал.

После удачного устранения в камере следственного изолятора Чены у Белоцерковского осталась еще одна головная боль – розыск жены Филиппова.

Отыскать ее было необходимо по двум причинам. Во-первых, она видела Подковыркина. Во-вторых, это был главный гарант получения бриллиантов в случае, если Лебедев не сможет устранить бывшего спецназовца на борту самолета.

Уже несколько дней связь с Филипповым отсутствовала. Но у Белоцерковского это не вызывало особых опасений. Вполне возможно, вышел из строя спутниковый телефон, в него попала влага. Он долгое время жил и работал в Африке, в особенности в широтах, близких к экватору, и не понаслышке знал, что такое сезон дождей. Между тем супругу и сына Филиппова караулили у прокуратуры, обзванивали гостиницы и больницы, следили за домом следователя. Безрезультатно. Используя связи в Самаре, отправили по Интернету ее фотографию и данные. Но и там она не появлялась. У него уже закралось подозрение, что женщину прячут где-то на конспиративной квартире, когда позвонил Травкин, следивший все это время за перемещениями Раенко по городу, и сообщил, что следователь сегодня посещала клинику на Тимирязевской.

– Во что бы то ни стало узнай, с какой целью она туда заявлялась, – сказал Белый в трубку.

Он собрался спуститься на первый этаж пообедать, как телефон вновь зазвонил. В очередной раз беспокоил Подковыркин.

– Ну что, нашел своих попугайчиков?

– Если бы мне это удалось, я бы тут же вам сообщил, – вздохнул Белый. – Посоветовали спросить в ветеринарной клинике на Тимирязевской. Там любитель такой экзотики завсегдатаем стал.

Несмотря на то что говорил Подковыркин намеками, смысл вопроса дошел до Максима Петровича сразу – под попугаями депутат подразумевал мать и сына. Григория Яковлевича не меньше волновало исчезновение Филипповой. В свою очередь, Белоцерковский также был уверен, что до босса дошло: любитель экзотики – это следователь Раенко, а ветеринарная клиника – больница.

– Ты вот что... – Подковыркин выдержал длинную паузу, словно размышляя, стоит ли доверить Белому решение мучившего его вопроса, затем, кашлянув в трубку, все же продолжил: – Поезжай сейчас в «Щит». Нигматулин знает, что нужно сделать...

– У шефа на сегодня запланирована встреча с Робертом Янгом, это бизнесмен из США. – Рустам Мансурович протянул Белоцерковскому визитку. – Ему уже сообщили, что вы его доверенное лицо.

– А сам он разве не может? – удивился Белый.

– У них экстренное заседание, – Нигматулин пожал плечами. – Я сам недавно узнал. Ваша задача только запомнить все, о чем этот американец будет говорить, и передать Григорию Яковлевичу. Учтите, записывать ничего нельзя...

Направляясь к автостоянке, Максим Петрович посмотрел на визитку. Роберт Янг, управляющий компанией «HGF». Ниже номера телефонов и адрес гостиницы на Тверской.

«Знают янки, где селиться», – повеселел Белый, усаживаясь в машину и заводя мотор...

Расположенную на двух этажах пятиэтажного административного здания гостиницу Максим Петрович отыскал без труда и в назначенное время в сопровождении «секьюрити» уже находился перед нужными дверьми.

Роберт Янг оказался тщедушным старичком с болезненным лицом, хорошо говорившим по-русски. Он выглядел устало, но, узнав, что Максим Петрович является представителем Подковыркина, оживился.

– Очень жаль, что Григорий не смог прийти сам, – склонив голову набок, вздохнул Янг, но тут же улыбнулся. – Но ничего, зато я познакомился с вами!

Они расположились в двух глубоких кожаных креслах напротив друг друга.

– Мне поручено передать ему все, о чем вы будете говорить, – окинув взглядом просторную комнату гостиничного номера с высокими потолками и двумя большими окнами, сказал Белый.

– Особо ничего нового. – Лицо Роберта Янга сделалось сосредоточенным. – У моего руководства вызывает озабоченность настойчивость, с какой Россия взялась за постройку заводов по производству труб большого диаметра. Под угрозой подписание договоров о сотрудничестве в этой области. Амбициозные планы ваших политиков могут привести к ликвидации огромного числа рабочих мест в США. А ни для кого не секрет, что наши предприятия строились и ориентировались с учетом ваших потребностей. Перепрофилировать их очень сложно. – Выдержав небольшую паузу, словно давая возможность осмыслить сказанное, он откинулся на спинку кресла. – Необходимо в короткие сроки подключить к проблеме авторитетных российских ученых и теоретически обосновать нерентабельность создания таких предприятий в вашей стране. Подключить депутатов. Поработать с прессой. На все эти мероприятия уже в ближайшее время будут выделены средства. Передайте ему еще вот что. Ставки его дивидендов поднимутся вдвое, если ему удастся, как и в случае с деньгами, выделенными в свое время на работу по Налоговому кодексу, включить эти средства во внешний долг этой страны...

«Этой страны... – спустя некоторое время повторил шепотом, уже сидя за рулем своей машины, Белый и скрипнул зубами. – Оборзели янки!»

Он понимал: выделяя деньги на уничтожение конкурентоспособного производства, попросту на развал страны, американцы не стеснялись устраивать все таким образом, что бедная Россия как бы брала у них кредит на собственный развал. Одно дело, что и Максим Петрович кинул державу на сто с лишним миллионов. Так это же его родное государство, которое, сколько он себя помнил, кидало деда, родителей, а потом и его самого. Чем больше он размышлял над разговором, тем больше сравнивал деятельность Подковыркина с элементарной изменой Родине. Поскольку Максим Петрович считался особо приближенным к этому человеку, то и его деятельность, включая сегодняшнюю поездку к Роберту Янгу, иначе как предательством и вредительством не назовешь.

«Нет, – въехав во двор и заглушив двигатель, подумал он. – Мне с таким уродом не по пути. Получу свои камешки и свалю куда-нибудь подальше».